Женщина кивнула с гордой улыбкой.
– Улики, добытые Мэттом из компьютеров “Демэн”, находятся в надежных руках французских следователей, – сообщил дальше Худ. – Поскольку преступление носило международный характер, представители США, Германии и других стран будут под рукой, чтобы Доминику никакими силами не удалось уйти от наказания. Мне также хотелось бы поздравить Мэтга и его команду. Вчера они выследили место, откуда запускались расистские игры здесь, в США. Им оказался банковский компьютер в городе Монтгомери, штат Алабама. Они были загружены туда через Интернет, так, чтобы распространяться почти из того места, где в 1955 году Роза Парк отказалась уступить белому свое место в автобусе. Доминик верил в историю. Чертовски жаль, что он ничему у нее не научился.
– Как сказал Сэмюэл Тэйлор Колридж, – грустно заметил Роджерс, – “Если бы люди учились у истории, какие уроки она смогла бы нам преподнести. Однако страсти и раздоры ослепляют наши глаза”.
– Думаю, мы приоткрыли кое-кому глаза в Европе, в особенности благодаря Бобу.
– И Джоди Томпсон, – добавил Херберт. – Если бы не она, меня давно бы похоронили под грудой камней.
– Да, и Джоди, – согласился Худ. – Говорят, что празднование “дней хаоса” в Германии было сорвано после того, что случилось. Масса молодых людей была лишена иллюзий и раньше времени разошлась по домам.
– Бедные детки, – язвительно вставила Марта. – Хотите пари, что они еще вернутся?
– Вы правы, – согласился Худ. – Мы еще не покончили с нацизмом. Но мы поставили им на вид. – Он посмотрел на часы. – В десять у меня встреча с сенатором Барбарой Фокс…
Послышались разрозненные восклицания.
Худ успокаивающе поднял обе ладони.
– Обещаю, что она просто не выйдет отсюда без отмены тех сокращений бюджета, которыми грозилась. На самом деле тут в выходные я размышлял, как мы могли бы использовать дополнительные деньги для нового подразделения, которое могло бы работать как независимо от Оперативного центра, так и в его составе и следить за информационными каналами. Его можно назвать “Патруль компьютерных сетей” или “Сетевая полиция”.
– А почему бы не ПРИК? – поинтересовался Столл. – “Патруль расширенных информационных каналов”. Послышалось несколько громких стонов.
– А что? – спросил Столл. – “Сетевая полиция” звучит лучше?
– Это вызовет серьезную реакцию Конгресса и прессы, – заметил Джон Бенн, – и с этим нельзя не считаться.
– Кстати о Конгрессе, – напомнил Худ, – я не хотел бы, чтобы сенатор Фокс сидела в ожидании меня. Благодарю всех за теплую встречу и особенно генерала Роджерса за поддержку, оказанную нам из-за океана.
Худ направился к выходу. Вслед ему раздались уважительные аплодисменты. По дороге он хлопнул по плечу Роджерса и попросил его присоединиться к нему. Оба вышли из “танка”.
– Можем ли мы сделать что-то еще, чтобы полковник Огаст почувствовал, что тут ему рады? – спросил Худ по пути в свой кабинет.
– Мне приходит в голову одно-единственное, – признался Роджерс. – Во время ланча я съезжу в город и посмотрю, не смогу ли там купить модель “мессершмитта” Bf 109. Мальчишками мы собирали модели самолетов, но этой отличной машины так и не нашли.
– Запиши ее на счет Оперативного центра, – сказал Худ. Роджерс покачал головой.
– Нет, это за мой счет. Я ее должен Бретту.
Худ сказал, что все понимает, и спросил Роджерса, хочет ли тот присутствовать при переговорах с сенатором Фокс.
– Одного раза в неделю будет достаточно, – отказался генерал. – Кроме того, тебе всегда лучше удается утихомирить ее, чем мне. У меня просто нет с ней контакта.
– Майк, я только что попробовал заниматься тем, чем ты зарабатываешь на жизнь. Поверь, у тебя есть контакт с людьми и еще какой.
– Тогда все в порядке, – сказал Роджерс. – Если нам не удастся ее убедить, мы посадим ее в вертолет в наручниках.
– Меня это устроит, – согласился Худ. В это время его помощник Багз Бенет высунул голову в коридор и сообщил директору, что сенатор только что прибыла.
С пожеланиями удачи от Роджерса Худ заспешил по коридору, чтобы встретить сенатора Фокс прямо возле лифта.
Женщина появилась вместе с двумя помощниками и лукавым выражением лица.
– Доброе утро, Пол, – поздоровалась она, выходя из лифта. – Хорошо отдохнули в выходные?
– В те редкие моменты, когда жена переставала на меня ворчать, что я чуть было не дал себя убить, – хорошо.
– Отлично. – Они направились в сторону кабинета Худа. – А вот мне не пришлось отдохнуть. Я пыталась сообразить, как буду рубить головы людям, которые работают на человека, только что спасшего свободный мир. Пол, вы это придумали заранее? Чтобы усложнить мою жизнь?
– От вас ничего не скроешь, сенатор. Как вы догадались? – ответил он вопросом на вопрос.
– История, достойная лучших сценаристов и режиссеров, – продолжила сенатор. – В особенности мужчина в инвалидной коляске, спасающий мисс Томпсон. Это было не просто потрясающе, это же мечта всякого пресс-секретаря. И девушка определенно понравилась прессе. В особенности после того, как она отказалась продавать право на экранизацию, если ей не дадут руководить постановкой фильма. Сообразительная девочка.
Поравнявшись с кабинетом Худа, они остановились.
– Помощь мисс Томпсон оказывал не я, а Боб с Майком, – сказал Худ.
– Все правильно, – возразила сенатор Фокс. – Вы сняли с плиты подгорающую кастрюлю, вы не допустили, чтобы наши города захлестнули бунты, вы оборвали карьеру следующего крупного деспота. Все это сделали вы. И все же, Пол, я по-прежнему намерена урезать ваш бюджет. Я должна сделать это ради налогоплательщика.
– Поговорим об этом в кабинете, – предложил Худ. – Но мы должны поговорить вдвоем. Я хотел бы вам кое-что сообщить.
– У меня нет секретов от моих сотрудников, – заявила ему Фокс. – Возможно, они и не столь квалифицированные, как ваши, но они мои.
– Понимаю, – сказал Худ. – И все же, я хотел бы иметь минутку-другую для беседы наедине.
Не глядя на своих помощников, женщина попросила:
– Вас не затруднит подождать меня здесь? Я сразу же вернусь. Нейл Липпес и Бобби Уинтер отказались от предложения Худа подождать их в кабинете. После того, как туда прошла Фокс, Худ закрыл дверь.
– Присаживайтесь, – предложил он и подошел к своему столу.
– Спасибо, я постою, – ответила она. – Это не займет много времени?
Худ решил не садиться за стол в свое кресло. У него было отвращение ко всякой театральности, и ему хотелось сделать все как можно проще и без обиняков. Но он знал, что на всякий случай ему лучше стоять поближе к женщине.
Худ взял со своего стола пергаментный конверт и протянул его в сторону Фокс.
– Это было доставлено в выходные по немецким дипломатическим каналам, – сказал Худ. – Письмо от заместителя министра иностранных дел Германии Хаузена.
Худ ждал. Он съездил в воскресенье домой к Мэтту и заставил того провести компьютерный анализ. После этого никаких сомнений не осталось. Он боялся этой минуты с того самого момента, как пришло письмо, но теперь настало время пройти через это.
– Я слушаю, – подала голос Фокс.
– Много лет назад Жирар Доминик и Рихард Хаузен учились вместе в университете в Париже. Как-то вечером они отдыхали в кафе. Выпивали.
От природы розовые щеки женщины утратили часть своих красок. Темные глаза уставились на пакет.
– Можно? – спросила она, протягивая руку.
Худ отдал конверт. Она поднесла его к себе, держа обеими руками. Зажав его между большими и указательными пальцами, она попыталась нащупать, что же находится внутри.
– Фотографии… – сказала она. Худ подошел ближе к ней.
– Сенатор, пожалуйста, сядьте, – попросил он. Она покачала головой и сунула руку в конверт. Не глядя внутрь, она выбрала наугад фотографию и только потом взглянула на нее.
На цветном снимке была девушка, стоявшая на верхней площадке Эйфелевой башни. Внизу расстилался подернутый дымкой Париж.
– Люси… – еле слышно произнесла сенатор. Голос ее сорвался. Она положила фотографию обратно и прижала конверт к груди. – Пол, что там произошло?
Худ смотрел, как на глаза женщины наворачиваются слезы.
– На них напал Доминик, – ответил Худ. – Хаузен пытался его остановить. Когда они уходили, Хаузен, собирая свои вещи, в темноте случайно прихватил камеру девушек. Он сохранил ее, но не был уверен, что же с ней делать. До сегодняшнего дня.
Сенатор прикрыла глаза, дыхание ее было затрудненным.
– Моя девочка… – прошептала она. – Моя Люси… Худу хотелось ее обнять, но вместо этого он просто молча наблюдал, понимая неуместность любых своих слов или действий. И он видел, как политическая икона превращается в обычную человеческую плоть. А еще он понял, что как бы ни сложились их отношения в дальнейшем, она никогда не сможет совсем отойти от него. Только не после тех минут, что они разделили сейчас вместе.
Очевидно, сенатор это тоже понимала. Она расслабила руки и посмотрела на Худа. Затем прокашлялась и протянула ему конверт.
– Вам нетрудно подержать это какое-то время у себя? Через двадцать лет вы мне дали…, вы опустили… – может быть, это звучит излишне театрально – вы опустили занавес, завершив мою драму. А пока я просто не готова иметь дело с моим горем снова. Я подозреваю, этого мне хватит во время суда над Домиником.
– Понимаю, – сказал Худ. Он положил конверт на стол себе за спину и остался стоять так, чтобы конверт не был виден женщине.
Образ общественного деятеля и сенатора вернулся к Фокс почти мгновенно. Ее глаза прояснились, плечи расправились, голос окреп.
– Итак, вы знаете, что теперь я не могу урезать вам бюджет, – сказала она.
– Сенатор, я это сделал не ради политических поблажек, – ответил Худ.
– Знаю, и именно поэтому у меня есть больше оснований за вас побороться. Я слишком важничала, когда приехала сюда, но Оперативный центр доказал, что он дорогого стоит. Впрочем, как и вы. Насколько я знаю, большинство лю