Служебный «жигуленок», задорно подпрыгивая на ухабах, петлял в нескончаемом лабиринте гаражей. Вглядываясь в окружавшую автомобиль темень, Федор старался подсказать водителю нужную дорогу.
— Сейчас, кажется, направо… Нет, налево… Просто я в прошлый раз пешком добирался… Машину-то продал.
— А что за машина? — обернулась к нему Клавдия Васильевна.
— «Восьмерка», — не без гордости ответил Томов-Сигаев.
— Наверное, хорошая?
— Да, ничего себе.
— А мы который год с «москвичонком» мучаемся…
Наташа нервничала. По ее мнению, Дежкина выбрала отнюдь не лучший вариант — в одиночку разбираться с целой бандой молодчиков. Хрупкая женщина против пятерых здоровенных лбов? Как-то сомнительно.
Но Клавдия Васильевна лишь смеялась в ответ на все предостережения:
— Вот увидите, они и пикнуть не посмеют. Они же трусы.
Наконец выскочили на пустырь, и тут же их высветили мощными фарами.
— Значит, так, — сказала Дежкина. — Из машины не выходить. Я хочу поговорить с ними с глазу на глаз.
Она вышла из машины и решительным шагом направилась в сторону коротышки и его братвы.
— Эй, лярва, — окликнули ее, — вали отсюдова, пока цела!
— Здравствуй, Альбертик! — Клавдия Васильевна широко распахнула объятия. — Давненько же мы не встречались! Поди, соскучился? Ай-ай-ай, не признал старушку?
— Тетя Клава?.. — ошалело заморгал глазенками Короткий.
— Я самая! Мальчишки, и вы здесь? Надо же, какая у вас крепкая дружба!
— Здрасьте, теть Клав… — сказали все в один голос.
— А выросли-то все как, возмужали, окрепли! — продолжала искренне восхищаться Дежкина. — А Машинка какая у вас красивенькая! Сколько ж такая стоит? Наверное, копили долго? В мороженом себе отказывали?
— Атас, братва! Разбегаемся! — истерически загорланил Короткий и в следующую секунду со всех ног бросился прочь.
Остальные не тронулись с места, их будто парализовало. А Короткий, не заметив в темноте поваленного деревца, со всей своей прытью налетел на него… Казалось, хруст ломающейся кости был слышен в соседнем микрорайоне.
— Вы немедленно отвезете Альберта в больницу, а затем вернете Томову-Сигаеву его жену и все деньги, какие вы у него забрали. Все до копеечки! — приказала Клавдия Васильевна оторопевшей братве. — Завтра утром я жду вас в своем кабинете, там и продолжим разговор. Все поняли? Повторять не надо?
— Поняли… Не надо…
— И не вздумайте бросаться в бега, — предупредила их Дежкина. — Вас всех схапают через пять минут, как в прошлый раз, вы еще не доросли до серьезных поступков, мальчики…
— Помогите!.. — откуда-то из темноты донесся слабеющий голос Короткого.
— Что же вы стоите, остолопы? — воскликнула Дежкина.
— Только не сажайте нас в тюрьму, теть Клав, — взмолился один из парней.
— Больше не повторится… — заканючил другой. — Мы завяжем… Честно, завяжем…
— Посмотрим на ваше поведение, — строго сказала Клавдия Васильевна и, повернувшись к браткам спиной, осторожно тронула себя за сердце…
Пусть теперь кто-нибудь скажет, что следователь Дежкина не соответствует занимаемой должности, пусть кто-нибудь только заикнется!
Однако было страшно… Сильно страшно…
По правде говоря, Клавдия и сама не ожидала, что ее победа окажется столь легкой и быстрой. Ведь прошло-то всего несколько секунд… А показалось — вечность…
Наследство
Всю дорогу домой Томов-Сигаев прорыдал. Теперь уже от счастья. Впрочем, смутная тревога все же иногда охватывала его, и он, дергая Дежкину за плечо, жалобно вопрошал:
— А они не обманут?
— Не обманут, — успокаивала его Клавдия. — Они только строят из себя крутых, а на самом деле… На самом деле очень многое зависело от вас. Если бы вы с первого момента дали им отпор…
— Но я же не знал, что они такие сопляки!..
— А вас никто ни в чем не обвиняет.
Федор на какое-то время затихал, но потом опять принимался теребить плечо следователя.
— А Эллочка?
— Все в порядке с вашей Эллочкой. Через двадцать… — Дежкина взглянула на часы: — Нет, уже через десять минут ее подвезут к подъезду. Кстати, приготовьтесь — у вас будут просить прощения.
— Как это?
— Увидим…
Все вышло, как Клавдия и предсказывала. Парни долго канючили нескладным хором:
— Мы больше не бу-у-удем!..
Разве что ноги Федору и Эллочке не целовали.
А потом был праздничный ужин. Клавдия Васильевна в нем участия не принимала, укатив на служебной машине домой, а вот Наташе отвертеться не удалось.
Так как стола в доме не было, угощения подавались на стулья (у каждого был свой, отдельный). Кстати сказать, Эллочка отнюдь не выглядела мученицей. Оказалось, что рэкетиры содержали ее в очень даже приличных условиях, в огромной квартире на окраине города, и ей были предоставлены все удобства, вплоть до спутниковой телеантенны. А жрачку ей возили из «Макдональдса».
— Почаще бы меня похищали, — шутила Эллочка.
Но Наташа знала, что все эти хиханьки-хаханьки от нервов, что продолжатся они максимум до следующего утра. А утром придет трезвое осознание случившегося: все могло повернуться по-другому и закончиться более чем плачевно, не вмешайся вовремя в это дело Дежкина…
— Знаешь, Наташка, — подмигнул порядком захмелевший Томов-Сигаев, когда его жена в очередной раз выбежала на кухню, — я сегодня подумал… А может, это и есть — счастье? Может, это сама судьба преподнесла мне такой подарок?
— Ты о чем? — не поняла Наташа.
— Насчет похищения моей любимой Эллусечки. — И Федор разразился громогласным смехом.
— Я еще в машине хотела тебя спросить… — Наташа даже не улыбнулась.
— Спрашивай, детка! Спрашивай, моя конфетка!
— Про картины…
— Про какие картины? — насторожился Томов-Сигаев.
— Ты написал в заявлении, что продал картины.
— Ах, картины!.. — запоздало вспомнил Федор. — Ну-да, ну-да, написал. За бесценок отдал…
— А настоящая цена какая?
— Натулечка, в такой момент говорить о деньгах? — поморщился Томов-Сигаев. — Разве главное в нашей жизни — деньги?
— Ты умудрился за один день собрать больше десяти тысяч…
— И что?
— Да так, странно это… Я и не знала, что в твоей квартире была такая роскошь.
— Почему ты не пьешь? — дрожащая рука Томова-Сигаева потянулась к шампанскому.
— А почему ты раньше не приглашал меня в гости? — в тон ему спросила Наташа.
— В гости?
— Картинки посмотреть, а?
— Как-то повод не подворачивался…
— Теперь подвернулся, а картинки — тю-тю! — засмеялась Наташа.
— Тю-тю! — Федор замахал руками, изображая пташку. — Тю-тю-тю!
— Признайся честно, Федор, наследство получил?
— Ага, наследство…
Наташа пристально посмотрела ему в глаза.
И для Федора этого взгляда оказалось достаточно. Он решил, что Клюева давным-давно все про него знает, что она только того и ждет, пока он сам расколется или, выражаясь судебным языком, явится с повинной.
— Да… Вру…
— Так, уже лучше. — Наташа похлопала его по плечу: — Быстренько рассказывай, пока Эллочка не вошла. Не будем портить ей праздник, договорились? Ну же!
Томов-Сигаев молчал, стыдливо опустив голову.
— Ты был один или с кем-то в паре? — помогла ему Наташа.
— В паре…
— С Андреем?
— Нет… Он здесь ни при чем…
— С Веней?
— Нет…
— А с кем же? — нахмурилась Наташа. — Кто у нас остается? Степан и Граф. Значит, все-таки Степан?
— Он вообще не из нашей компании…
— Вот как? Фамилия, адрес.
— Ты же его сама прекрасно знаешь…
Наташа уже о чем-то начала догадываться, но гнала эти догадки прочь. Она мысленно молила Томова-Сигаева, чтобы он произнес другое имя, но Федор сказал:
— Это Ленька, брат твой…
Теперь все стало ясно. Теперь понятно было, почему так странно разговаривал с ней Андрей. Он знал что-то. Он подумал, что Наташа тоже имеет к этому какое-то отношение.
— У тебя осталось хоть что-нибудь с Ольвии? — спросила она Федора.
— Да…
— Сейчас же отвези в институт. Ты понял, откуда у тебя такие напасти?
Федор побледнел:
— Это же мистика…
Наташа ткнула пальцем в прожженный пал:
— Это тоже мистика?..
И в этот момент в сумке у Наташи громко запикало.
Она выхватила переговорное устройство и нажала кнопку.
— Говорит Дуюн. Белочка. Это вы, Наталья Михайловна?
— Да, это я, простите… Мне пришлось выйти из дому. Я не успела вас предупредить…
— Чего там прощать! Просто хочу вас предупредить: за вашу жизнь я ответственности не несу…
Ничего не страшно
— Ну чего ты маешься, чего ты маешься? — Зина, перезрелая тетка лет под пятьдесят, вышла на кухню, стыдливо запахивая халат. — Ну чего тебе по ночам не спится? Что ты тут сидишь, куришь, как паровоз? Иди ложись, а то мне без тебя страшно.
— Да-да, сейчас иду. — Склифосовский затянулся, обжигая пальцы. — Вот только докурю и…
— Ну ладно, я жду. — Зина зевнула и, развернув свое массивное тело на сто восемьдесят градусов, поплелась в спальню.
Раздавив бычок в пепельнице, Склифосовский тут же достал из пачки следующую сигарету и прикурил. Потом еще одну и еще, и так до тех пор, пока небо за окном не начало бледнеть…
Так он не спал уже несколько ночей подряд. Просто не мог заснуть, не получалось. Как только закрывал глаза, сразу видел того, последнего, самого молодого милиционера. Шальная пуля попала ему в глаз и вылетела с обратной стороны, утащив за собой огромный кусок черепа. А он продолжал стоять, держа в руках автомат, и шептать что-то уже коченеющими губами.
Так и затих стоя, как памятник самому себе. Грохнулся только потом, когда Склифосовский распахнул дверь в спальню…
Зина даже сразу не узнала его, когда он ранним утром, еще почти ночью, тихонько постучался к ней в дом. Долго таращила заспанные глаза и только минуты через три раздраженно вздохнула:
— А-а, это ты… Что, опять на бутылку не хватает? Нет у меня денег, иди отсюда.