Государственный обвинитель — страница 57 из 58

— Не будем об этом, Клавдия Васильевна, ладно?

— Хорошо.

— Так вот, я подумала, эти двое тоже имели какой-то свой остров. Ну, вы понимаете…

— Да-да…

— Знаете, такое местечко, где можно не просто спрятаться.

— Ну, Наташа, ты и сравнила. У тебя это от души идет, а у них…

— Это неважно… Я говорила, что Юм теперь раненый зверь. Он должен был ползти в нору.

— Хорошо, согласна.

— Вы всех подруг проверили, которые рядом здесь, в Подмосковье. Но тех, кто переехал, вы не проверили…

— Проверила, Наташа, обижаешь…

— Вот и нет. Я имею в виду — их квартиры, дома, жилье.

— То есть?

— Ну, короче, у Полоки есть подруга, которая уехала в Нижневартовск. Преподает там в музыкальной школе.

— Да, знаю, мы к ней посылали людей.

— Но дом-то ее в Коломне остался пустым. Дом этот вы проверяли?

Клавдия уставилась в пол.

— Нет, дом только наружно осмотрели… Да я сама там была. Где-то около ткацкой фабрики, что ли.

— Текстильный комбинат имени Урицкого.

— Они там?

— Они — там, — в тон Клавдии ответила Наташа. — Это же остров, понимаете. Они там не просто прятались. Они там жили. Помните, в эпизоде с биржевиком Полока взяла у него компакт-диски. Там был Вагнер. Мрачноватая музыка, но она ее любит. Я среди вещей в ее доме нашла ноты. Как раз из библиотеки этого текстильного комбината.

— Все просто. — Дежкина виновато улыбнулась. — Все слишком просто, чтобы не быть правдой.

— Ну да, Клавдия Васильевна, они же на мелочах сыплются. Обыкновенные библиотечные воришки.

— Надо туда людей посылать.

— Надо, Клавдия Васильевна. Я тоже с вами поеду.

— Даже и думать не смей.

Наташа кротко улыбнулась:

— Ну уж нет. Это мое личное дело теперь. Это даже по закону жанра, если хотите.

— Ну и что? Неужели ты думаешь, я тебя подпушу близко?

— Я сама подойду. Я же знаю, где это.

— Слушай, Наталья! — Развела руками Клавдия. — Что за пионерские игры «Зарница»? — Дежкина уже собиралась. — Это же серьезная операция. Это не с пацанами на пустыре. Он четырех милиционеров положил у Склифосовского.

— Меня он боится, — твердо сказала Наташа.

— Почему это?

— Да потому, что это, — сделала широкий жест руками Наташа, — моя территория.

— Где?

— Да везде. Моя, ваша, наша, не их…

— Я сейчас позвоню Дробышеву, — пригрозила Клавдия.

— Не позвоните, Клавдия Васильевна. Вы ведь знаете, что я права. Вы ведь женщина.

— Это-то здесь при чем? — Клавдия уже набирала номер дежурного.

— А потому, что мы чувствуем. Я его — чувствую. Вы ведь это понимаете.

— Мистика какая-то…

Наташа вдруг засмеялась легко и весело:

— Федор только вчера мне то же самое говорил! Ну, он мужчина!


Коломенские оперативники обещали ничего не предпринимать до приезда московской бригады. Только установить «наружку».

А москвичи собирались долго. Клавдия обзвонила стольких начальников, словно не бандита собиралась брать, а запускать космический корабль на Лупу.

Наташа про себя удивлялась. И как при такой «расторопности» еще удается хоть кого-то арестовывать, накрывать какие-то «малины», даже брать с поличным.

Все дело в том, что это было не в Москве. Согласования, утряска, вентилирование, совещания… Обыкновенный бюрократизм.

— Да он же здесь проходит! — убеждала начальников Клавдия. — До Коломны два часа на электричке. Что же мы будем это области передавать?

Но в конце концов все утряслось, провентилировалось, согласовалось.

В Коломну ехали целым кортежем. Ребята Вагиняна повезли Наташу и Клавдию в своей машине, снисходительно осмотрев транспорт оперативников. Они вообще держались несколько свысока. Милицейские работники казались им полными дилетантами.

Машины гнали весело, распугивая встречный и попутный транспорт сиренами и мигалками.

«Как на свадьбу едем, — почему-то подумала Наташа. — А ведь, по сути дела, едем убивать людей. Что-то во всем этом есть ужасно циничное и жестокое. Вон как у всех глаза горят. Неужели в самом деле разница между нами лишь в том, что один убегает, а другой догоняет?»

Наташа посмотрела на Дежкину. Та угрюмо уставилась в окно. Никакого блеска в глазах, никакой радости.

«Нет все-таки разница есть, — подумала Наташа. — Между мужчинами и женщинами. Им — воевать, нам — мирить. Господи, когда же это кончится?»

На дворе был тысяча девятьсот девяностый год. Ни Наташа, ни Клавдия, да вообще никто тогда не знал, что все только начинается. Что через каких-то пять-шесть лет преступления Юма покажутся вполне заурядными, достойными упоминания разве что в коротких сообщениях «Московского комсомольца». Что такую огромную колонну собрать не удастся и за неделю. Людей не будет хватать катастрофически. Что все чаще преступниками будут сами милиционеры. И наступит день, когда все подумают: все, это не остановить.

Но ни Наташа, ни Клавдия, ни веселые мужчины тогда об этом не думали. Они ехали брать Юма. Они просто выполняли свой долг. И это, может быть, единственное, что дает надежду: нет, все-таки когда-нибудь остановят. Это наша территория…

На круги своя

При подъезде к Коломне разбились на группы, погасили мигалки и выключили сирены. К дому решили пробираться разными дорогами. Была уже почти ночь.

Как будет проходить операция, пока не решили. Коломенские оперативники сообщили, что в доме спокойно. Действительно, там находятся двое. Мужчина и женщина. По описаниям похоже — Юм и Женя.

Наташа волновалась больше всех. Она знала, что сегодня все кончится. А нервничала потому, что боялась — обоих убьют, и она не успеет спросить у девушки, учительницы музыки, любительницы Вагнера, — почему?

Это все еще не укладывалось в Наташиной голове. Это было несовместимо, на ее взгляд, в одном человеке: жестокость и утонченность, зло и музыка, интеллигентность и преступление.

Домик стоял на отшибе. Вокруг уже нарыли котлованов — текстильный комбинат строил дома для ткачих. Это было и хорошо, и плохо одновременно. Если начнется стрельба — никто в соседних домах не пострадает, потому что соседей просто нет. Но, с другой стороны, пустырь вокруг не оставлял оперативникам укрытия. Положение Юма было тактически выгоднее.

Наташа слушала эти рассуждения, похожие скорее на военные сводки, и с ужасом понимала, к чему они клонят. Дом придется брать штурмом. Попросту — уничтожить его обитателей. Будет обыкновенная бойня. Юм и Женя в живых не останутся.

— Погодите, — сказала она Клавдии, — давайте попробуем с ними поговорить.

— Мы все равно попытаемся это сделать, — пожала плечами Дежкина, — но, Наташа, вряд ли…

— Можно, я?

— Ладно.

Машины тихо выкатились на исходные позиции.

Ребята Вагиняна были спокойны.

— Только из машины ни на шаг, — сказал майор Дуюн.

— А как же я буду с ними разговаривать?

— У вас же есть переговорник.

— Вот этот? — Наташа достала из сумки аппарат. — Который «Белочка»?

— Господи, Наталья Михайловна, вы словно не в двадцатом веке живете. Переключим на громкоговоритель.

— А, ясно…

Прожекторы включили одновременно. И в тот же миг в доме погас свет.

— Внимание, Ченов Юм Кимович, Полока Евгения Леонидовна, с вами говорит капитан милиции Трофимов. Вы арестованы. Дом окружен. Выходите с поднятыми руками. Сопротивление бесполезно.

Наташа вцепилась в спинку сиденья. Сквозь синеватые бронированные стекла машины дом казался сказочным мрачным замком с привидениями. Лучи автомобильных прожекторов не осветили его весь, странные зловещие тени лежали на стенах.

Наташа ждала, что сейчас начнется стрельба, что Юм, как и положено загнанному зверю, будет в агонии крушить все и вся.

Но было тихо. Дом словно вымер.

— Ченов Юм Кимович, Полока Евгения Леонидовна… — снова прогремел голос оперативника.

И вдруг из дома донесся ответ. Еле слышный, потому что кричали из-за стен:

— Она здесь?

Наташа вздрогнула. Сразу несколько пар посмотрели на нее.

— Кого вы имеете в виду, Ченов? — сказал громкоговоритель.

— Прокурорша! Она здесь?

В машине запищал переговорник.

— Майор Дуюн, — ответил контрразведчик.

— Он требует Клюеву.

— А Горбачева ему не надо?

— Погодите, — сказала Наташа. — Переключите меня, чтобы он слышал.

Дуюн пожал плечами и нажал на Наташином переговорнике кнопку.

— Юм, я здесь, — прогремел над пустырем Наташин голос. — Я слушаю вас.

И снова наступила тишина.

Наташа слышала быстрое биение собственного сердца. Но никто ей не ответил.

Дверь распахнулась, и из дома вышел с поднятыми руками Юм.

Сразу десятки голосов наперебой стали кричать ему:

— Ложись!.. Стоять!.. Вперед!.. Бегом!..

— Дилетанты! — тихо проговорил Дуюн.

Наташа прерывисто выдохнула.

На Юма налетело человек пять, сбили с ног, нацепили наручники, потащили к машине.

Полока Евгения Леонидовна, выходите с поднятыми руками, снова прогремел голос оперативника.

В доме больше никто не подавал признаков жизни.

Наташа говорила по переговорнику — никаких результатов.

Тогда к дому стали приближаться. Без выстрелов, без шума.

Вошел первый, и вдруг из дома загремела музыка…

Женя сидела у пианино и колотила по клавишам кулаками. Ее взяли совершенно спокойно. Ей завели руки за спину, надели наручники, вывели из дома…

Наташа вылетела ей навстречу, Дуюн не успел и опомниться.

Они стояли друг перед другом — две женщины.

Обе почти одного роста. Одного даже возраста. Только одна смотрела из-под насупленных бровей, а другая умоляюще.

— Евгения Леонидовна, — сказала Наташа, — вы мне только скажите — почему? Это не могли быть вы! Кто угодно другой. Только не вы…

Та подняла голову, криво усмехнулась, дернула головой:

— Тебе не понять.

— Но вы хоть скажите…

— Что тебе сказать, сука? Что я жила это время, жила, а не прозябала. Ты музыку слушаешь, ты хоть знаешь, о чем она? Она о крови, о смерти, о настоящих людях…