Ханствование равновеликих по значению государей каждый раз объясняется в источниках стечением обстоятельств, перипетиями борьбы в правящем роде, победами и поражениями враждовавших группировок Чингисидов. При отсутствии непосредственной информации об интересующем нас институте остается другой путь — выявить в истории монгольского государства XIII в. период сосуществования нескольких сюзеренов, два из которых признавались бы старшими над остальными. А затем определить общие черты отношений между этими парами правителей и сравнить с подобными явлениями в предыдущих кочевых державах.
Естественно было бы ожидать первых акций по установлению соправительства от основателя империи. Действительно, в источниках есть сведения об этом.
Чингисхан — Джучи, 1225–1227. В «Алтай тобчи» Лубсан Данзана описывается раздача уделов Чингисханом сыновьям и военачальникам в 1225 г., по возвращении из западного похода. К Джучи и Чагатаю отец обращается со словами: «Я отправляю вас, отделяя так, как отделил бы половину своего дома, половину своего тела», [Лубсан Данзан, 1973, с. 229]. Джучи были отданы в управление Хорезм и Кыпчакская степь, Чагатаю — Мавераннахр и Семиречье; все это расценивалось как «половина дома». Другая «половина», стало быть, — Монголия, Маньчжурия, Уйгурия и Южная Сибирь. Право наместника над западными землями предоставлялось Чингисову первенцу, Джучи. Каган говорил ему: «В чем согласие между отцом и сыном? Ведь не тайком отправляю я тебя [так] далеко, [а для того], чтобы ты управлял тем, чем я овладел. Чтобы сохранил ты то, над чем я трудился. Отделяю тебя, чтобы стал ты опорою половины моего дома, половины моей особы» [Лубсан Данзан, 1973, с. 232]. Чагатаю же, судя по «Алтап тобчи», ничего подобного сказано не было. Значит, Джучи признан старшим правителем западной части государства, обязанным сохранять завоеванные земли и управлять ими. А Чагатай подчинен брату, поскольку также выделен в западную «половину дома»[94].
Джучи скончался в 1227 г., незадолго до смерти Чингиса. Перед каганом снова встал вопрос о соправителях. Но теперь, уже смертельно больной, он исключил себя из их числа и на будущее определил соуправление двух старших царевичей[95]. Об этом известно из сочинения Хондемира «Хабиб ас-сийар».
Угедэй — Чагатай, 1229–1241. Назначив Угедэя своим преемником и выделив Чагатаю удел, Чингисхан вручил Чагатаю же «договор Кабул-хана с Каджули-бахадуром, скрепленный алой тамгою Тумене-хана» [Хондемир, 1954, с. 47]. Комментариев к этой сцене Хондемир не дает и в последующем описании истории Чагатаидов на этот договор не ссылается. Но суть его изложена в повествовании о предках Чингисхана. Прадед его, Кабул (Хабул в монгольских источниках), со своим братом-близнецом Каджули (Сэмсэчулэ, Хам Хацула) заключили договор, по которому «ханствование будет, бесспорно, закреплено» за Кабулом и потомками его, а Каджули с потомством станет эмиром и предводителем войск. По этому поводу подписали договор, который заверили тамгой Тумене-хана», их отца [Тумбинай-сэчэн] [Хондемир, 1954, с. 14]. Напрашивается параллель, между этими полулегендарными событиями и инвеститурой Чагатая и Угедэя. Угедэй назначается кааном, а Чагатай получает удел, видимо, так же, как и Каджули. Несмотря на то» что последний становился «предводителем войск», Тумене предрекал, что потомки близнецов долгое время будут править «каждый на своей земле» [Хондемир, 1954, с. 14]. Получается, что Чингис, вручив сыновьям договор-завещание предков, санкционировал раздвоение империи при подчинении западной ее части как каану, так и наместнику.
В 1229 г. Угедэй при активном содействии старшего брата встал во главе империи. Чагатай же в своих среднеазиатских владениях был полновластным государем, но не помышлял об отделении, сообщал каану о всех делах своего улуса. Более того:: «Каан… совещался с Чагатаем о всех значительных делах и не начинал их без его совета и одобрения» [Рашид ад-Дин, 1960, с. 96].
Выделим общие моменты в сообщениях Лубсан Данзана, Хондемира и Рашид ад-Дина: а) государство разделяется на восточную и западную части, половины; б) правитель западной части подчинен правителю восточной (Джучи — Чингисхану, Чагатай — Угедэю); в) функции западного правителя — управление населением и командование войсками; г) у западного наместника нет права на трон; д) соправители являются близкими родственниками (отец и сын, затем родные братья). Такое положение сохранялось до смерти Угедэя в 1241 г., т. с длилось 12 лет. Но если соправительство не только было завещано Чингисханом, но и коренилось в самой кочевой государственности, то должны были найтись новые соправители.
После Чагатая сюзеренитет над западными землями по старшинству перешел к потомству покойного Джучи[96]: в улусе воцарился его сын Бату. Косвенным подтверждением тому служит свидетельство русской летописи: во время нашествия на Южную Русь «Куюкъ… возвратися вспять, увъдъв смерть канову. Канъ же бысть не от роду Батыева, но (Батый. — В. Т.) прьвый бъ и великий воевода его» [Патриаршая летопись, 1965, с. 116][97]. На примере Каджули-бахадура мы показали и в дальнейшем еще не раз убедимся, что соправители действительно считались «первыми и великими воеводами», главными военачальниками, фактически не являясь таковыми. Ведь и Бату был вовсе не главнокомандующим при верховном правителе, но формально одним из улусных ханов.
Гуюк — Бату, 1246–1248. В Каракоруме с 1246 г. стал царствовать Гуюк. Отношения между ним и Бату сложились враждебные, тем не менее по некоторым данным можно судить, что соправительство осуществлялось именно этими двумя ханами. Так, Плано Карпини передавал, будто «Бату наиболее могуществен по сравнению со всеми князьями Татар, за исключением императора, которому обязан повиноваться» [Путешествия, 1957, с. 69]. И доминиканцы миссии Асцелина были убеждены, что, несмотря на наличие в империи полновластного каана, хан-Джучид являлся «правителем татар главнейшим»; [Saint Quentin, 1965, с. 93]. Имя его почиталось в далеком от Сарая Хорасане, где из всего множества Чингисидов европейским послам назвали в качестве верховных, с точки зрения монголов-информаторов, владетелей Гуюка и Бату (да еще местного военачальника-нойона) (см. [Собрание, 1825, с. 223; Saint Quentin, 1965, с. 95]).
О времени правления Гуюка пишет Джузджани: «Все вельможи и вожди мугальских войск повиновались Бату и обычно смотрели на него так же, как на отца его Туши (т. е. Джучи, — В. Т.)» [Tabakat-i-Nasiri, 1964, с. 176]. Более определенно статус Бату выражен Киракосом Гандзакеци. Хронист рассказывает о посольстве грузинской царицы Русудан с предложением своего подданства к татарскому военачальнику, «которого звали Бату, командовавшему войсками, находившимися на Руси, в Осетии и Дербенте, поскольку тот (т. е. Бату. — В. Т.) был вторым после каана лицом. И он велел ей восседать в Тифлисе, и фгатары] не стали противодействовать этому, так как в эти дни умер хан» [Киракос, 1976, с. 181]. Умершим ханом (Русудан называет его «хакан») мог быть только Гуюк, потому что во время смерти Угедэя Бату отсутствовал в улусе, так как воевал в Центральной Европе, а во время смерти Мункэ (1259 г.) его самого уже не было в живых.
Даже из этих отрывочных данных можно сделать выводы об особом статусе джучидского хана, его подчиненности только каану и распространении его власти и влияния на определенную часть западных территорий империи. Источники умалчивают о том, признавался ли Чагатай старшим государем в землях Джучидов, а Бату позднее — в Чагатаевом улусе. Известно, что при Угедэе ставленники каана и Чагатая, хорезмийцы Махмуд Ялавач с сыном и Куркуз, управляли Китаем, Мавераннахром и покоренными к тому времени областями Ирана «от Хорасана до границ Рума и Диярбекра» [Рашид ад-Дин, 1960, с. 64]. Но их полномочия не распространялись на территории Джучидов за Джейхун (Амударью). Более определенные отношения между соправителями вырисовываются в период царствования Мункэ.
Мункэ — Бату, 1251–1255. После смерти Гуюка монгольская знать в соответствии с ритуалом предложила престол Бату как старшему Чингисиду (о подобных предложениях как части обряда упоминалось в разделе о порядке воцарения). Тот церемонно отказался, ссылаясь на то, что у него и без того "достаточно земель и «управлять ими, да еще владеть и править государствами Чина, Туркестана и Аджама было бы невозможно» [Tabakat-i-Nasiri, 1964, с. 179]. Поэтому он предложил посадить на царство своего младшего кузена — Мункэ. «Мангу-хан… взошел на престол Чина и верхнего Туркестана» [Tabakat-i-Nasiri, 1964, с. 180], т. е., во-первых, стал управлять странами, от которых «отказался» джучидский хан; во-вторых, «престол» Мункэ не считался престолом Дешт-и Кыпчака и других западных регионов. Таким образом, вновь возникает мысль о существовании двух престолов монархов-соправителей.
Конечно, полностью суверенным ханом Батый не был: каан назначал в русские княжества своих фискальных чиновников, регламентировал финансовые расходы сарайского двора (см. [Иакинф, 1829, с. 319–320, 331]). Насколько можно судить по сообщениям Г. Рубрука, Золотая Орда не имела права устанавливать дипломатические отношения без ведома центрального правительства, задерживать послов в Монголию, так как «Мангу-хан есть главный в мире Моалов» [Путешествия, 1957, с. 120, 180]. Но тот же Рубрук цитирует каана: «Как солнце распространяет повсюду лучи свои, так повсюду распространяется владычество мое и Бату» [Путешествия, 1957, с. 141]. Путешественник заметил, что во владениях Мункэ посланцам Бату оказывалось даже больше почета, чем каанским эмиссарам в землях Джучидов [Путешествия, 1957, с. 126]. Именно свидетельства этого источника позволили П. Джексону увидеть в отношениях двух ханов «нечто вроде кондоминиума» [Jackson, 1978, с. 186], а В. В. Бартольд назвал 50-е годы ХIII в. «эпохой дуализма» в Монгольской империи [Бартольд 1963, с. 561]