Государство и право. Как развивалась наша страна с IX до XX века — страница 14 из 24

Мыслители эпохи Просвещения призывали поставить государство под контроль общества, заставить бюрократию работать в его интересах, сделать ее безопасной и даже полезной для граждан. Поскольку функционирование бюрократии определяется множеством правил, предписаний и установлений, а также своего рода бюрократической ритуалистикой, для ее обуздания необходимо придать всем этим нормам форму закона, принимаемого органами представительной власти.

После победы т. н. буржуазных революций в ряде стран Европы, а также в США развернулась грандиозная работа по созданию нового законодательства, прежде всего кодифицированных актов, адекватно описывающих новые экономические (рыночные) отношения, взаимодействие государства и общества, защищающих основные права и законные интересы граждан.

Появились первые конституции (США – 1787 г.), Гражданский и Гражданский процессуальный кодексы (Франция – 1804, 1806 гг.). Существенные изменения в уголовном и процессуальном законодательстве (французский Уголовно-процессуальный и Уголовный кодекс – 1808–1810 гг.) привели к кардинальному изменению системы правоохранительной и судебной деятельности. Возникла адвокатура, что означало развитие правозащитной деятельности.

По большому счету, XIX в. стал своеобразным крещендо симфонии возрождения права в Западной Европе. Активно развивались все без исключения сферы права как системы деятельности, и к концу этого золотого века право приобрело практически современный вид.

В итоге произошло расщепление государственного управления на политическую и административную (бюрократическую) составляющие. Задача бюрократов – организовывать работу государства, не вмешиваясь в установление его целей. В свою очередь, политики должны определять цели, но не вмешиваться в процесс их достижения. В их задачу входит формирование стратегии развития страны, учет мнения граждан, однако сам процесс управления оказался вне политики.

Иначе говоря, управленцы получили некий диапазон возможности принимать самостоятельные решения по определению стратегии и тактики достижения поставленных целей и тем самым обрели некие властные полномочия. Однако свою власть они получали не явочным порядком, на что жаловался Гурнэ, а строго в соответствии с действующим законодательством. Именно Закон в это время стал, говоря современным языком, программным обеспечением управленческого механизма, а не приказы и указания суверена.

В теории управления бюрократию, встроенную в систему политического управления, составляющую ее неотделимую часть и сводящую роль управленца лишь к исполнению конкретных поручений монарха или вышестоящих чиновников, принято называть патримониальной, или восточной, поскольку она характерна прежде всего для деспотических режимов. Описанная выше европейская бюрократия, представляющая собой административную, отдельную от политической власть, которая хоть и составляет неотъемлемую часть государства, но не является его сутью, понятное дело, называется европейской.

Однако в русской литературе начиная со времен Сперанского для обозначения этого типа бюрократии используется прилагательное «ответственная». Еще в совсем недавние советские времена было широко распространено словосочетание «ответственный работник» (министерства, партийного органа и т. п.), обозначавшее лицо, облеченное некоторыми административными властными полномочиями вкупе со всеми причитающимися привилегиями: персональной машиной, служебной квартирой и спецраспределителем.

Появление профессиональных управленцев в России связывают с именем Петра Великого, который широко внедрил обучение всех необходимых для страны специалистов. До этого дворянские недоросли полагали себя уже готовыми военачальниками и чиновниками просто в силу своего происхождения. «Табель о рангах» вкупе с «Указом о единонаследии» стимулировали молодых непервородных дворян улучшать свои управленческие навыки в надежде выслужить не только дворянский титул, но и поместье с крестьянами. В результате российская бюрократия обрела ярко выраженный сословный характер. Вместе с тем она была сугубо патримониальной, что неизбежно вытекало из деспотического характера режима самодержавия.

Некоторое смягчение нравов во времена правления императриц Елизаветы и Екатерины II, а также определенное отчуждение дворянства от государственной службы никак не поколебали устои самодержавия. Оно не имело политических противников – групп населения, стремившихся изменить социально-политический строй. Даже крестьянские бунты и восстания происходили в рамках самодержавной парадигмы. Просвещенческие веяния, широко распространившиеся в обществе, а также явная архаичность и бессистемность актуального в то время законодательства постоянно побуждали императоров и императриц XVIII в. учреждать многочисленные комиссии по совершенствованию законодательства. Однако эти потуги каждый раз оказывались несостоятельными, поскольку правовые основы самодержавия были исчерпывающе изложены в Соборном уложении Алексея Михайловича, а о смене политического режима никто не смел и заикнуться. К тому же в России XVIII в. отсутствовали специалисты по составлению нормативных актов, и говорить о системе законодательства было невозможно. Законоведению (правоведению) никто не обучал, что приводило к подготовке нормативных актов, что называется, на злобу дня, без учета законодательной традиции и тем более без просчета ближайших последствий принимаемых законов.

В то же время структура российского общества постепенно менялась. Медленно, но верно росло городское население, мещане становились вторым по численности сословием после крестьянства. К тому же не всем, кто посвятил себя чиновничьей стезе, удавалось дослужиться до высоких чинов и стать дворянами, что порождало социальную группу т. н. разночинцев, из которых формировался образованный слой мещан в упоминавшемся выше идеологическом смысле этого слова. Среди них было много талантливых людей, хорошо понимавших, что в условиях патримониальной бюрократии их способности не будут востребованы, а карьера целиком зависит от благорасположения начальства, которое можно заслужить, только пресмыкаясь перед ним.

На излете правления Екатерины Великой появляются отдельные вольнодумцы, которые под влиянием идей Французской революции подняли флаг политической оппозиции самодержавию и заявили о недопустимости сохранения крепостного права.

Император Павел I предлагал целый ряд здравых идей по совершенствованию системы управления самодержавной империей, но был подвержен чувствам враждебности и неприязни по отношению к унижавшим его в бытность цесаревичем дворянам и потому периодически страдал приступами самодурства. Впрочем, его правление было слишком коротким для того, чтобы достичь каких-либо результатов.

При таких вот обстоятельствах Российская империя входила в XIX в., который стал для нее поистине золотым в смысле достигнутого государственного могущества, прежде всего военного, расширения территории, развития экономики, науки и культуры, дальнейшего освоения благ европейской цивилизации. Понятно, что из этого ряда никак не могло выпасть такое социокультурное явление, как право, развитие которого также происходило огромными темпами.

Как и в Европе, деятелями, посвятившими себя праву, двигали, с одной стороны, передовые гуманитарные идеи того времени, а с другой – стремление оптимизировать систему управления государством, дабы обеспечить его дальнейшее развитие и процветание. Именно в XIX в. в Российской империи зарождается бюрократия европейского типа, стремившаяся взять на себя хотя бы часть ответственности за управление страной, право определять государственную волю в тех или иных конкретных обстоятельствах. Борьба ответственной бюрократии за свое существование проявлялась прежде всего в законодательных инициативах, имевших целью разделить политическое и административное управление страной.

Сначала появились отдельные мечтатели, строившие прожекты переустройства государства путем модернизации законодательства в виде императорских указов, потом т. н. тайные общества, обсуждавшие проекты конституционного устройства государства и даже пытавшиеся внедрить их силой, наконец, возник обширный слой ответственной бюрократии, сумевший осуществить Великие реформы в стране.

Этой весьма увлекательной истории и посвящены настоящие очерки.

Глава 1Эпоха Александра I (1801–1825)

1Цесаревич Александр Павлович

Александр Павлович Романов родился в 1777 г. Отец Павел Петрович Романов, мать Мария Фёдоровна Романова, в девичестве принцесса София Доротея Августа Луиза Виртембергская. Александр был первым ребенком и старшим сыном в этой весьма многодетной семье.

Александр родился во время царствования его бабушки Екатерины Великой. Она назвала его в честь Александра Македонского и Александра Невского. Следующего внука, родившегося через год и четыре месяца, в 1779 г., императрица назвала в честь Константина Великого. Как известно, Екатерина II мечтала захватить Константинополь и имела на этот счет грандиозные планы (Греческий проект). У четы Романовых были еще дети, но они родились значительно позже. О некоторых из них мы поговорим потом.

Александра и Константина воспитывали и обучали вместе, однако основное внимание уделяли, конечно же, старшему как наиболее возможному (впоследствии неизбежному) наследнику престола.

Вот как описывает воспитание и образование Александра и Константина В. О. Ключевский: «Когда великий князь и следовавший за ним брат Константин стали подрастать, бабушка составила философский план их воспитания и подобрала штат воспитателей. Главным наставником, воспитателем политической мысли великих князей был избран полковник Лагарп… Учить великого князя русскому языку и истории, также нравственной философии был приглашен Михаил Никитич Муравьёв… Наконец, общий надзор за поведением и здоровьем великих князей был поручен генерал-аншефу графу Н. И. Салтыкову»[373].

Александр изучал античную и европейскую литературу и философию, знал французский язык, штудировал географию и государственное устройство прежних и современных ему государств. Впрочем, как и большинство аристократических отпрысков, учился он «понемногу чему-нибудь и как-нибудь» и предпочитал учебе игры на свежем воздухе.

Однако вольтерьянские взгляды его бабки и учителя Лагарпа, впоследствии активного участника революционных событий в Европе, не прошли для Александра даром. Когда в 1795 г. его друг детства Павел Александрович Строганов, вернувшийся из Парижа, где он во времена Французской революции проживал под псевдонимом гражданин Очёр и был одним из крупнейших финансовых спонсоров якобинцев, возобновил отношения с наследником престола, тот радостно сообщил ему, что стал «восторженным поклонником Французской революции и тоже считает себя якобинцем»[374].

Время шло. В 1793 г., еще до наступления 16-летия, бабка женила Александра[375]. Супругой цесаревича стала Луиза Мария Августа Баденская[376], принявшая в православии имя Елизавета Алексеевна.

После свадьбы Екатерина твердо решила передать престол именно Александру, в обход цесаревича Павла Петровича. Императрица не допускала сына к управлению государством, поскольку их взгляды на дальнейшее обустройство страны заметно различались, что могло привести к возникновению фронды и внутридворцовым потрясениям. Екатерина любила старшего внука, верила в его таланты и очень надеялась, что Александр продолжит ее политику. Сам того не желая, он оказался предметом острого соперничества между Екатериной и Павлом.

Летом 1796 г. императрица Екатерина предложила Марии Фёдоровне подписать акт об отстранении Павла от престола и назначении наследником Александра. Она пришла в ужас и, конечно же, отказалась. Ничего не сказала Павлу, но умоляла сына: «Дитя мое, держись ради Бога… Будь мужествен и тверд. Бог не оставляет невинных и добродетельных»[377]. Биограф Павла Петровича и Марии Фёдоровны Шумигорский писал о том, что, получив отказ от Марии Фёдоровны, «Екатерина оказалась более счастлива, по-видимому, при переговорах с Александром Павловичем. Нет сомнения, что она выяснила ему всю государственную необходимость этой меры, и великий князь кончил тем, что 24 сентября письменно выразил бабушке полное свое согласие»[378].

Александра, далеко еще не сложившегося ни в нравственном, ни в физическом смысле молодого человека, тянули то в одну, то в другую сторону: окружающие и искренне любящие люди настаивали каждый на своем, и он никому из них не мог отказать, со всеми соглашался и тоже всех по-своему любил.

Конечно же, все это отразилось на психике молодого Александра. Он не очень понимал, что происходит, и потому никому не доверял, был скрытным, старался угождать и отцу, и бабке, больше полагался на разного рода «знамения», часто обманывал себя, да и других заодно. Он играл и в бабушкиной буффонаде, и в кошки-мышки с отцом в надежде всех переиграть, при этом старался быть добрым, отзывчивым и хотел сделать страну и близких счастливыми.

В ноябре 1796 г. на престол взошел Павел I. Одновременно с присягой императору высшее духовенство, сановники и царедворцы присягнули наследнику престола великому князю Александру Павловичу, которому было 18 лет. Сразу после коронации Павел утвердил Акт о престолонаследии, которым не только укрепил право Александра на престол, но и узаконил порядок престолонаследия, стремясь избежать попыток государственных переворотов. Ему лично это не помогло, но нормы Акта действовали до падения империи.

Во время царствования Павла Александр и Константин участвовали в заседаниях различных государственных органов, наблюдали, как принимаются государственные решения, были на приемах и других светских мероприятиях. Практически на их глазах созревал заговор против их отца. Граф П. А. Пален, будучи военным губернатором Санкт-Петербурга, активно стравливал наследников с императором. Павлу он рассказывал о заговоре против него старших сыновей, а им – о намерении отца отправить их под арест в Петропавловскую крепость, а то и на эшафот. Пален показывал Александру приказ императора, скорее всего, поддельный, об аресте императрицы Марии Фёдоровны и самого цесаревича.

Павел никому не верил: ни Палену, ни детям. Явно предчувствуя недоброе, старших сыновей фактически посадил под домашний арест и вызвал в столицу преданного ему А. А. Аракчеева, однако Пален сумел задержать его прибытие. Заговор висел на волоске, и это заставило заговорщиков поторопиться. Вечером 11 марта Павел Петрович призвал к себе сыновей цесаревича Александра и Великого князя Константина и приказал привести их к присяге, хотя они уже делали это при его восхождении на престол. После того как те исполнили его волю, пришел в хорошее расположение духа и решил отужинать вместе с ними[379].

В ночь на 12 марта 1801 г. Павел I был убит офицерами в Михайловском замке в собственной спальне.

Несмотря на то что участие Александра Павловича в заговоре против своего отца не имеет достаточных подтверждений, он сам всегда считал себя виновным в его смерти.

Узнав о гибели отца, Александр был сильно расстроен и упал в обморок. Придя в себя, вышел на балкон, под которым собралась встревоженная толпа, и произнес сакраментальную фразу: «Батюшка скончался апоплексическим ударом. При мне все будет как при бабушке». Вернувшись в помещение, вновь упал в обморок. А Константин Павлович, глядя на торжествующих царедворцев, сказал как бы про себя: «Я всех их повесил бы!» Императрица Мария Фёдоровна первоначально подозревала своих сыновей Александра и Константина в соучастии в преступлении. Вот что пишет по этому поводу Е. С. Шумигорский: «Она имела мучительное для матери подозрение, что ее сын знал обо всем, и потому ее первое свидание с императором подало повод в самой трогательной сцене. „Alexandre, ȇtes-vous coupable?“ Он бросился пред ней на колени и с жаром сказал: „Матушка! Так же верно, как и то, что я надеюсь предстать перед судом Божиим, я ни в чем не виноват!“ – „Можешь ли поклясться?“ – спросила она. Он тотчас поднял руку и поклялся. То же сделал и великий князь Константин»[380].

2Милости молодого царя. В поисках цели правления

12 марта 1801 г. Александр взошел на престол. Двор искренне ликовал. Семья Романовых приходила в себя от потрясений и настраивалась на более размеренную, понятную жизнь. Вдовствующая императрица Мария Фёдоровна Романова активно продолжала заниматься благотворительным ведомством[381].

Хотя Александр Павлович и продекларировал, что при нем будет все «как при бабушке», в первый период своего правления он действовал, скорее, как при батюшке.

Мегамашина Российской империи становилась все менее управляемой. Созданная Петром I административная система управления на базе дворянского сословия все меньше соответствовала потребностям империи, разраставшейся за счет включения новых территорий и различных народов. Значительная часть дворянства все меньше была склонна утомляться служебными обязанностями. Продвижение вверх по социальной лестнице зависело не от талантов и достижений, а от умения понравиться властям предержащим.

Павел I намеревался, сохраняя всю полноту власти самодержавия, создать гибкий и эффективный внесословный управленческий аппарат, и потому намного терпимее, чем Екатерина II, относился к тем, кто критиковал сложившиеся в стране порядки.

Он считал опорой государства служилых людей, сословие которых к концу XVIII в. все меньше совпадало с дворянством, несмотря на перманентное одворянивание успешных чиновников на основе «Табели о рангах». Впрочем, это установление Петра Великого в неменьшей степени генерировало особый слой разночинцев – бюрократов, не успевших выслужить дворянство[382].

В свое время Павел всячески содействовал консолидации бюрократии и притеснял, как он выражался, дворян-тунеядцев. Также он стремился дать все новые послабления горожанам и крестьянству, полагая, что эти сословия также должны быть опорой самодержавию.

Осознавал Александр I наметившийся дисбаланс социальной системы или им двигало чувство вины перед убиенным отцом, так или иначе, он начал реформы, частично продолжавшие намерения Павла I, особенно в части укрепления системы государственного управления.

Конечно, ссориться с дворянством, верхушка которого и привела его к власти, император не хотел, поэтому первым делом Александр амнистировал всех, кто пострадал при Павле, – 12 тысяч человек.

26 марта 1801 г. Верховный Совет, действовавший как совещательный орган, был упразднен, и 30 марта был создан Совет при императоре Александре Павловиче. Канцелярию Совета возглавил Д. П. Трощинский; М. М. Сперанский, активно вникающий в государственные дела, – экспедицию по гражданским и духовным делам Совета, ему присваивается звание статс-секретаря.

31 марта отменен запрет на ввоз в Россию книг и нот, были дозволены частные типографии.

2 апреля 1801 г. Александр восстановил Жалованные грамоты дворянству[383] и горожанам, ликвидировал Тайную экспедицию – специальный надзорный орган, который занимался политическим и гражданским сыском[384].

8 апреля издан Указ «Об уничтожении публичных виселиц». 9 апреля отменено обязательное ношение пукли; обязательное ношение косы, однако же, сохранено. 15 апреля – Указ «О свободном пропуске едущих в Россию и отъезжающих из нее». 28 мая запрещена публикация объявлений о продаже крестьян без земли. 5 июня Указом Сенату высочайше поручено самому определить, чем он должен стать в новых обстоятельствах русской истории, а также предусмотрено создание Комиссии о составлении законов.

26 сентября запрещены пытки.

Указом от 12 декабря 1801 г. недворянам – мещанам и казенным крестьянам – разрешалось покупать землю. Было объявлено о прекращении практики передачи казенных крестьян в частные руки.

Указом от 9 июля 1804 г. был утвержден первый либеральный цензурный устав, в котором цензорам рекомендовалось руководствоваться «благоразумным снисхождением для сочинителя и не быть придирчивыми».

Однако все эти милости, сыпавшиеся на подданных с вершины власти, лишь исправляли несуразицы прошлых лет, а не прокладывали путь к светлому будущему. Для оправдания столь кровавого прихода к власти требовалась некая грандиозная цель, признаваемая обществом.

Со времен Петра Великого российское общество было разорвано на три практически не взаимодействующие между собой части: европеизированное дворянство, архаичное крестьянство и маргинальное мещанство. Более-менее известно было общее мнение прогрессивного дворянства, которое считало главными проблемами Российской империи начала XIX в. крепостное бесправие и полный беспорядок в законах. Решение этих проблем, несомненно, вписало бы имя Александра в историю, а неприятные обстоятельства его воцарения остались бы в глубокой тени. К тому же бурная реформаторская суета отвлекала от мрачных мыслей.

В глобальном же плане Александр видел целью своего правления осчастливливание России и всех своих подданных:

«…счастие вверенного нам народа должно быть единым предметом всех мыслей наших и желаний; мы к нему единому обратили все движение нашей воли, и в основание его, в самых первых днях царствования нашего, положили утвердить все состояния в правах их и в непреложности их преимуществ», – говорилось в Коронационном манифесте[385].

3Негласный комитет

Александр был нетерпелив и системной работе предпочитал осуществление резких прорывов к намеченным целям. Следуя этой привычке, в самом начале своего правления он созвал Негласный комитет, в который вошли ближайшие соратники молодого императора, можно сказать, друзья детства: Н. Н. Новосильцев, А. А. Чарторыйский, П. А. Строганов, В. П. Кочубей. В течение четырех лет (1801–1805) он связывал свои надежды на быстрое достижение поставленных целей с помощью этого полуформального института, надеясь произвести переворот в умах, убедить дворян отпустить крестьян, а затем принять правильные законы.

Члены комитета были единомышленниками императора и вполне разделяли поставленные им цели. Александр умел «блеснуть лучезарной идеей, быть вдохновителем этой идеи», но сам к систематической работе по ее реализации был неспособен и потому предпочитал «всю тяжесть этой работы переносить на других, внимательно прислушиваясь к общественному мнению, но ни на минуту не подавая даже вида, что в глубине души его симпатии ослабевают к предпринятому делу»[386].

Одним из первых шагов Негласного комитета стало реформирование государственной власти империи.

Указом от 8 сентября 1802 г.[387]были созданы следующие министерства: военное, юстиции, морское, внутренних дел, иностранных дел, народного просвещения, финансов и коммерции. Для координации деятельности министерства был создан Комитет министров, который фактически занимался вопросами управления внутри страны. Все члены Негласного комитета стали работать на разных должностях в новом правительстве,

при этом имея возможность лично докладывать императору и оставаясь членами Негласного комитета: Николай Николаевич Новосильцев стал товарищем министра юстиции, Адам Ежи Чарторыйский занял пост министра иностранных дел Российской империи, Павел Александрович Строганов одновременно был заместителем министра внутренних дел и заместителем министра иностранных дел, Виктор Павлович Кочубей возглавил министерство внутренних дел.

Самым тяжелым вопросом, которым занимался Негласный комитет в первые годы своего существования, была разработка программы отмены крепостного права в России. Однако как убедить русское дворянство пойти на столь радикальный шаг, было совершенно неясно, а как могут поступить дворяне с притесняющим их императором, было хорошо известно. Тень убиенного отца была всегда рядом с Александром.

Поэтому важным, но единственным результатом этих усилий стал подготовленный В. П. Кочубеем и М. М. Сперанским Указ о свободных хлебопашцах от 20 февраля 1803 г.[388], согласно которому помещики получили право освобождать крепостных крестьян поодиночке и селениями с обязательным наделом землей. За свою волю крестьяне выплачивали выкуп или исполняли повинности, которые были четко определены. Если обязательства не выполнялись, крестьяне возвращались к помещику. Крестьян, получивших таким образом волю, называли вольными, или свободными, хлебопашцами.

На следующий день после выхода Указа, 21 февраля 1803 г., были изданы особые правила по его реализации, существенно корректирующие Указ[389]. В этом документе, помимо освобождения крестьян с наделением их землей на праве собственности, появились и условия предоставления им земли во владение за определенные обязательства «по жизнь помещика или навсегда», т. е. положение о наследственной семейной аренде земли. Однако у помещиков не было никакого стимула расставаться с бесплатной рабочей силой, предоставляя личную свободу крестьянам и еще при этом отдавая им в бессрочную аренду землю.

Гораздо дальше удалось продвинуться в рамках региональной реформы в Прибалтике. Первая волна т. н. Остзейской аграрной реформы началась 20 февраля 1804 г., когда было издано Положение для поселян Лифляндской губернии[390], поскольку еще в годы вхождения Лифляндии в Швецию (до 1721 г.) там были проведены редукция (таксация ренты в имениях в зависимости от качества земли) и межевание, что облегчило подготовку реформы. Затем аналогичное положение было издано для Эстляндии. 23 мая 1816 г. там началась реализация модели освобождения крестьян без земли. С 1816 по 1819 г. личное безземельное освобождение крестьян было осуществлено во всех прибалтийских губерниях.

В 1803 г. произошло реформирование системы народного просвещения Российской империи. Александр заявил о бесплатном начальном образовании для всех. Учебные заведения были разделены на четыре основные категории: церковные (приходские) школы, уездные школы, гимназии и университеты. Были открыты крупные императорские университеты в Дерпте (1802), Вильно (1803), Казани и Харькове (1804).

Сенат получил особые полномочия, стал высшим судебным органом в стране. Кроме того, этот орган еще контролировал деятельность всех органов местной государственной власти. В 1805 г. Сенат разделился на девять равноправных департаментов, а генерал-прокурором Сената был назначен министр юстиции, совмещавший свой пост с этой должностью.

Общая направленность либеральных реформ Негласного комитета на ограничение самодержавия путем передачи части управленческих функций бюрократии предполагала введение правовых норм, регулирующих функционирование министерств и подчиненных им учреждений. Как говорилось в Манифесте об учреждении министерств, «…следуя великому духу Преобразителя России Петра Перваго, оставившаго Нам следы Своих мудрых намерений <..> Мы заблагоразсудили разделить Государственные дела на разные части, сообразно естественной их связи между собою, и для благоуспешнейшаго течения поручить оные ведению избранных Нами Министров, постановив им главныя правила, коими они имеют руководствоваться в исполнении всего того, чего будет требовать от них должность…»

Предполагалось, что министр должен согласовывать императорские указы: на любом указе кроме императорской должна была стоять еще и подпись министра.

«Горячка и непоследовательность Александра и его сотрудников по делам внутреннего благоустройства России сказывались во всех мероприятиях. Не было заметно ни тени какой-либо определенной системы. Молодые товарищи Государя, увлеченные им же на почву преобразований, сами не замечали, что такое отношение к серьезному делу не могло рано или поздно не отрезвить рвение монарха»[391]. Одним словом, никакого поворота в умах дворян, который заставил бы их освободить крестьян, не наблюдалось, зато требовались нудные расчеты размеров участков, выкупаемых с крестьянами, и возможностей финансирования, а в это императору вникать не хотелось.

Император охладел к Негласному комитету, его заседания случались все реже. К тому же поражение союзных войск от Наполеона под Аустерлицем начисто отвлекло внимание Александра от внутренней политики. Негласный комитет перестал существовать.

4Комиссия для составления законов

Вторым направлением реформ была модернизация законодательства. Тема была не новая. О создании нового уложения говорили практически весь XVIII в., и не только говорили, но и создавали многочисленные комиссии по этому поводу, однако их деятельность не привела к заметным результатам.

Во времена Екатерины Великой Закон стал новой святыней наряду с Богом, Отечеством и Монархом. Именно святыней, которая должна каким-то чудесным образом утишить русское общество, привести его в равновесие, а не средством гармонизации общественных отношений, сочленения прав и свобод граждан.

Главный проповедник легализма «бульдог Фемиды»[392]Г. Р. Державин был в 1802 г. назначен первым министром юстиции Российской империи, но спустя 13 месяцев был отставлен. Поэт Державин набил руку на восхвалении Екатерины, Павла и Александра, а чиновник Державин составлял проект российской «конституции»[393], призванной ограничить их полновластие, данное от Бога.

Его истовое поклонение второй после Бога святыне – абстрактному Закону, стоящему выше монарха, – уже выглядело слишком архаично для молодых реформаторов.

Сначала Александр пошел по проторенному пути и актуализировал работу Комиссии для составления законов Российской империи, созданную еще Екатериной II и реанимированную Павлом I, во главе с графом П. В. Завадовским. Некоторое время в этой комиссии работал и А. Н. Радищев, возвращенный Павлом из сибирской ссылки и помилованный Александром, – его труды хорошо знал двор. Александр по собственной инициативе пригласил его в комиссию, однако в 1802 г. Радищев умер.

Сначала комиссия состояла при самом императоре, и работа в ней шла ни шатко ни валко. В октябре 1803 г. она была передана в министерство юстиции, которое возглавлял П. В. Лопухин. Комиссией руководил товарищ (заместитель) министра юстиции Н. Н. Новосильцев, секретарем Комиссии назначили немецкого ученого, работавшего в Лейпцигском университете, – Г. А. Розенкампфа.

«Пока Розенкампф учил русский язык и русские законы, по служебной лестнице быстро поднимался Сперанский, давно уже заинтересованный делами комиссии, на поприще которых ему можно было отличиться. Вступив в 1808 году в комиссию, Сперанский после поездки в Эрфурт, которая укрепила его прежние симпатии и взгляды, а также дала ему твердую поддержку в государе, принялся со всею своею энергией за новую работу»[394].

Михаил Михайлович поднялся на высшие бюрократические посты с самых низов: у его семьи, по-видимому, не было даже фамилии. О жизни и судьбе этого выдающегося государственного деятеля нами написано уже немало[395], однако и в этой работе при характеристике деятельности императоров Александра I и Николая I без него не обойтись.

Отойдя от внешнеполитических забот – многочисленных неудачных сражений с французской армией в составе разнообразных коалиций – и заключив с Наполеоном Тильзитский мир 25 июня 1807 г., Александр Павлович вернулся к реформе страны. Разочаровавшись в тактике «бури и натиска», провалившейся вместе с Негласным комитетом и проигранными военными кампаниями, он решил отдать дань постепенности и учредить саморазвивающийся механизм, создающий различные государственные институты, которые постепенно переменят к лучшему всю российскую жизнь. Проще говоря, создать европейскую бюрократию и оснастить ее необходимым законодательством.

Для решения этой задачи нужен был человек, который может не просто высказать мудрую мысль и надавать множество добрых советов сообразно имеющимся обстоятельствам, а упорно решать поставленные задачи, невзирая на эти обстоятельства, не подстраиваться, что называется, под ход вещей, а сам задавать и обеспечивать этот ход. Единственным таким человеком в империи, которого знал Александр, был Сперанский. Так началось стремительное возвышение Михаила Михайловича.

В декабре 1808 г. М. М. Сперанский назначается товарищем (заместителем) министра юстиции с обязанностью докладывать императору о продвижении дел в Комиссии для составления законов.

Работа кипела. Михаил Михайлович приглашал иностранных юристов, в первую очередь французов, уже имеющих современное законодательство и Кодекс Наполеона. «Для работ собственно по частному или гражданскому праву Наполеон еще в Эрфурте сам рекомендовал [Сперанскому – П. К.] славившихся в то время французских правоведов Локре (Locre) и Легра (Legras), которые и были вследствие того назначены корреспондентами нашей комиссии»[396].

Задачи стояли просто невероятные: «Комиссия должна заняться следующими предметами: составлением уголовного, гражданского и коммерческого уложения, также уложения гражданского и уголовного процесса и уголовного уложения, составить определения, относящиеся к публичному праву и государственной экономии (и устав полиции учредительной как часть публичного права), составить свод законов провинциальных для губерний остзейских и для губерний малороссийских и польских»[397].

Осознавая, что в государстве царит нормативный хаос, Сперанский первоначально предложил подготовить Гражданское уложение, т. е. кодифицировать все (!) акты, содержащие нормы гражданского права, а значит, упорядочить отношения собственности, наследования, договоров, определить правовое положение лиц, установить единые правила экономического оборота, а также равную защиту права собственности.

В начале XIX в. большинство населения империи само было товаром, экономические отношения регулировались фрагментарно. Принятие Гражданского уложения (кодекса) могло открыть возможности, которых у большинства стран в то время не было. Обращаем внимание на то, что кодификация гражданско-правовых норм завершилась во Франции в 1804 г., в Австрии – в 1811 г., в Германии – в 1896 г.

Шанс был упущен. Проект первой и второй частей Гражданского уложения был подготовлен и напечатан. Эти две части обсуждались в Государственном совете в 1810 г. на 43 заседаниях[398], третья – в начале 1813 г.[399] Однако Гражданское уложение империи принято не было: основной причиной послужил провал реформы системы управления империей.

В России первый Гражданский кодекс появился только через сто с лишним лет (1922), но уже совсем на других началах.

5Провал реформы системы управления. Падение Сперанского

По итогам Русско-шведской войны 1808–1809 гг., которую Российская империя выиграла в коалиции с Францией, к России присоединилась Финляндия. В феврале 1809 г. в городе Борго (сейчас город Порвоо в Финляндии) состоялся Сейм – сословное собрание, на котором Александр I торжественно пообещал населению Финляндии сохранить в их стране конституционные порядки, установленные еще при господстве шведов, и «коренные» законы. Члены Сейма принесли присягу Александру I, которому с тех пор, кроме прочего, стал принадлежать и титул Великого князя Финляндского.

В сентябре 1809 г. между Россией и Швецией в городке Фридрихсгам был подписан мирный договор. Он подводил черту под двухлетней войной и юридически закреплял присоединение Финляндии к России. В тексте сказано, что «по единственным побуждениям великодушного своего соизволения» император всероссийский оставляет в неприкосновенности веру, собственность и преимущества финляндцев. Таким образом Россия включила в себя административную единицу, где уже давно были установлены конституционные порядки[400].

Некоторые либерально настроенные подданные надеялись, что Финляндия станет точкой кристаллизации для конституциализации всей империи. До войны 1812 г. для этого были не только предпосылки, но и предприняты конкретные действия.

В 1809 г. была решена, казалось бы, небольшая проблема, но существенно тормозящая развитие империи. Речь идет о государственном аппарате и профессиональной подготовке лиц, в нем работающих. 3 апреля и 6 августа были быстро, без длительных обсуждений, подписаны указы императора, кардинально изменившие систему назначения и прохождения государственной службы. Указы императора о придворных званиях и об экзаменах на чин вызвали шок у дворян и части чиновничества. Теперь, например, коллежским асессором нельзя было стать без свидетельства одного из российских университетов об окончании соответствующего курса или сдачи экзамена.

Дворянство было еще больше возмущено подготовленным «планом финансов», в котором государственные расходы сокращались, а подати и налоги увеличивались, их взимание упорядочивалось. И план этот был претворен в жизнь.

Вместе с началом подготовки проекта Гражданского уложения в качестве итога бесед и исполнения поручений императора к концу 1809 г. Сперанский подготовил своего рода план действий, а точнее план, предваряющий подготовку законодательных актов, посвященных многим сторонам жизни Российской империи. Документ назывался «Введение к Уложению государственных законов (План всеобщего государственного образования)»[401].

План был, по сути, систематическим изложением Сперанским «лучезарной идеи» Александра, которую можно было бы обозначить как самодержавную республику. Это словосочетание не только выглядит как оксюморон, но и является им. Тем не менее Александр Павлович истово верил в возможность соединить республиканский принцип разделения властей с неограниченной властью монарха.

Сперанский предлагал оформить александровскую идею на законодательном уровне следующим образом: «Три силы движут и управляют государством: сила законодательная, исполнительная и судная».

В Плане производится разделение законов на государственные, которые определяют отношения частных лиц к государству, и гражданские, учреждающие отношения лиц между собой. При этом законы государственные могут быть двух видов: одни – преходящие, т. е. изменяемые в зависимости от экономики, внешней обстановки, необходимости полицейских мер и т. п.; другие, коренные (основные), напротив, «состоят в началах неподвижных и неизменяемых».

В Плане предлагается: «1) открытие всем свободным состояниям права собственности на землю; 2) учреждение состояния свободных земледельцев; 3) устройство министерств с ответственностию[402]; 4) Лифляндское положение яко пример и опыт ограничения повинностей крестьянских».

В качестве принципов законодательства указывается на то, что никакой закон не может иметь силы, если составлен не в законодательном органе; учреждения же и уставы должны состоять во власти правительства, при этом оно должно нести ответственность за то, что они не нарушают закона, или, иными словами, имеют полномочия пресекать противоправные действия.

Дается структура населения государства российского. При этом Михаил Михайлович утверждает:

«Два только могут быть источника всех разделений: права гражданские и политические».

Гражданские права, то есть безопасность лица и имущества, должны быть неотъемлемым достоянием всякого человека, входящего в общество. Политическими правами он называет участие «в силах государственных: законодательной, исполнительной», при этом такие права, по его мнению, должны быть у тех, кто обладает собственностью.

Сперанский в Плане предлагает критерии и порядок расположения государственных сил в империи:

«I. Российская империя разделяется на области и губернии.

II. Именование областей присвояется тем частям империи, кои по пространству и населению своему не могут войти в общий распорядок управления. Сии области суть: 1) Сибирь, по хребет Уральских гор; 2) край Кавказский и Астраханский с Грузиею; 3) край Оренбургский; 4) Земля донских казаков; 5) край Новороссийский.

III. Области имеют особенное устройство с применением к ним общих государственных законов по местному их положению.

IV. Губерния составляет население от 100 до 300 тысяч душ.

V. Губерния разделяется на округи. В каждой губернии полагается самое меньшее два и самое большее пять округов.

VI. Округ имеет несколько волостей и волостных городов, к коим они приписаны».

Властные органы он предлагает поделить на четыре степени снизу вверх. Первая степень порядка – в волостных городах, составляющих округ; вторая – в окружном городе; третья – в губернском; четвертая – в столице. «В сих четырех степенях силы государственные, образуясь, восходят, наконец, к державной власти и в ней соединяются». В этих степенях находится и законодательный, судебный (судный) и исполнительный порядок.

Сперанский подробно описывает организацию и деятельность нового законодательного органа России – Государственного совета.

Госсовет замышлялся как законосовещательный орган, однако в конечном счете все законы исходят от самодержца, которого Сперанский называл державной властью. «Все законы, уставы и учреждения в первых их начертаниях предлагаются и рассматриваются в Государственном совете и потом действием державной власти поступают к предназначенному им совершению в порядке законодательном, судном и исполнительном. Никакой закон, устав и учреждение не исходит из Совета и не может иметь своего совершения без утверждения державной власти». Да и сам Госсовет должен формироваться императором. Министры входят в него по должности, председательствует император или он назначает председательствующим одного из членов Совета.

Император наделен всеми возможными полномочиями главы государства и выступает как арбитр между всеми частями державной власти.

Всеобщий План поражал масштабами и смелостью: он предусматривал хоть и незначительное, но ограничение монархии, упорядочение финансовой системы и разделение власти на законодательную, исполнительную и судебную, разложив все это на общегосударственный, областной, губернский, окружной и волостной уровни (степени). Конечно же, Сперанский, прежде чем представить План, предварительно заручился поддержкой императора как в целом, так и по отдельным частям.

Документ был закрытым для общества, и его реализация, как, впрочем, и ответственность, и в общем виде, и по частям зависели от императора. Для того чтобы подготовить законы, регулирующие жизнь в империи, необходимо было реорганизовать законодательную деятельность государства, выстроить порядок подготовки законов с их обсуждением и последующим повсеместным исполнением. Предлагаемый Государственный совет мог стать и впоследствии стал важным органом власти в Российской империи. С разными полномочиями Госсовет действовал до Февральской революции 1917 г.

С 1 января 1810 г. Сперанский становится государственным секретарем и пользуется огромным влиянием на императора и, соответственно, на жизнь империи. Он продолжает работу над усовершенствованием государственной власти. Теперь он на основании Плана подготовил реформу министерств.

Госсекретарь убедил императора в продолжении начатых в 1802 г. преобразований в части организации управления с помощью министерств, которые предлагалось организовать по единому образцу. Он предложил новое видение их организации, деятельности, контроля и ответственности. Было последовательно утверждено два манифеста. Вот что на эту тему писал В. О. Ключевский: «Они были преобразованы двумя актами – манифестом 12 июля 1810 года о разделении государственных дел на особые управления и „Общим учреждением министерств“ 25 июня 1811 года. По новому распорядку упразднялось одно из восьми прежних министерств, именно коммерции, дела которого распределялись между министерствами финансов и внутренних дел; зато из ведения последнего выделены были дела о внутренней безопасности, для которых образовалось особое министерство полиции»[403].

Манифест от 25 июня 1811 г. «Об Общем учреждении министерств»[404] представлял собой уникальный документ – детальную структуру и четкий алгоритм функционирования ответственной бюрократии, того самого механизма, призванного осуществлять эволюционное развитие страны. Этот, безусловно, новаторский документ не имеет западноевропейских аналогов. Думается, его значимость до сих пор не оценена в полной мере.

Два года империи перед войной (1810 и 1811) были самыми продуктивными. Менялась ситуация в финансах и государственной службе. Управление империей становилось все более системным. Для Сперанского это было время удовлетворения своих амбиций и поиска новых решений. Однако были и те, кто ненавидел «поповича» и видел в нем врага устоям государства и их личным состояниям. И с каждой победой Михаила Михайловича эти ряды множились.

На тот момент существовали две дворцовые партии реформаторского толка. Партия конституционалистов, представленных в основном матерыми царедворцами, напуганными эксцессами правления Павла и потому мечтавшими хоть как-то ограничить власть царя и расширить власть родовитого дворянства. Молодежная партия ответственных бюрократов, стремившихся стать негласными наставниками императора и незримыми соправителями. Обе партии выступали за реформы, но понимали их весьма по-разному. Однако существовала третья, самая многочисленная, партия консерваторов, которые не хотели никаких изменений. Это была первая в истории России политическая оппозиция, но не самодержавию и императору, который оставался их знаменем, а его политике[405].

Консервативная партия зорко следила за реформаторскими потугами молодого императора и в проектах Сперанского почувствовала подрыв самодержавия и их собственных интересов. Консерваторы считали, что бюрократия отнимает часть власти у монарха, ограничивает произвол самодержца. Того и гляди придумают законы, которым должен подчиняться сам император. А это значит, что приходит конец произволу дворян-чиновников и неограниченной власти над крестьянами дворян-помещиков. В их понимании такое было сравнимо с «великим и страшным требованием» извести дворянство под корень.

В ответ консервативное дворянство из своих сплоченных рядов выдвинуло собственного идеолога – потомка древнейшего дворянского рода, ведущего свое происхождение от татарского мурзы по имени Кара-Мурза, Н. М. Карамзина.

Не какого-нибудь фельдфебеля в Вольтеры, не дремучего Собакевича, а человека великого, одного из создателей современного русского языка, основоположника сентиментального направления в русской литературе, да и самой этой литературы, первого и единственного придворного историографа, друга императорской семьи, собеседника И. Канта, свидетеля Великой французской революции, едва не репрессированного за свободомыслие во времена Екатерины II.

«Карамзин как великий писатель был вполне русский человек, человек своей почвы, своей страны. Сначала он приступил к жизни, его окружавшей, с требованиями высшего идеала, идеала, выработанного жизнью остального человечества. Идеал этот, конечно, оказался несостоятелен перед действительностью, которая окружала великого писателя… В этой действительности можно было или только погибнуть… либо… не то что ей подчиниться, но обмануть ее… И Карамзин это сделал. Он обманул современную ему действительность»[406]. Николай Михайлович создал систематизированное, хорошо изложенное сочинение об истории России.

На основе этого сочинения, впоследствии получившего название «История государства Российского»[407], в феврале 1811 г. он написал знаменитую записку Александру I[408]о вреде ответственной бюрократии, которую не без основания подозревал в коррупции[409], и европейских законов, особенно Кодекса Наполеона[410].

В записке Карамзин подверг детальной, иногда справедливой, но явно очень пристрастной критике все начинания правительства, все малейшие его упущения.

«Мы стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России. Виною Пётр». «Требуем более мудрости хранительной, нежели творческой». «Государь! Ты преступаешь границы своей власти: наученная долговременными бедствиями, Россия пред святым алтарем вручила самодержавие твоему предку и требовала, да управляет ею верховно, нераздельно. Сей завет есть основание твоей власти, иной не имеешь; можешь все, но не можешь законно ограничить ее!..»[411] – вот базовый пафос записки.

Впрочем, как свидетельствуют историки[412], Александр отнесся к записке холодно, и не она послужила причиной его резкого отказа от курса на модернизацию.

Существует много версий причин, приведших к низвержению Сперанского с вершины власти – статуса фаворита императора, – и краху намечавшихся реформ.

Многие кивают на слабость, непоследовательность и лицемерие Александра[413], его неспособность надолго сосредоточиваться на одном деле и обыкновение быстро разочаровываться в нем, особенно если оно требует заметных усилий по преодолению сопротивления его противников. Александр Павлович «…замечательно умел вдохновить своих избранников, смело наметить… известную программу и цель, но как только машина приходила в полную силу своего напряжения, давался непредвиденно задний ход»[414].

Были многочисленные тайные доносы на Сперанского. Вот выдержка из письма графа Ростопчина от 4 марта 1812 г.: «Под видом патриотизма он хотел действительно против особы Вашей все сословия озлобить и вынудить народ произвести великое и страшное требование, которое уже случилось в Италии и Швейцарии. Не он ли был орудием в прошедшее время, когда Ваше Величество было при Тильзите обманутыми заключить мир, и мир для России самый невыгодный, бремя коего и тяжесть Вы уже испытали; от которого финансы Ваши опустели и способы к поправлению исчезли. Чиновники, кои бы в сем важном деле могли бы пользою для государства быть употреблены, чрез посредство его под видом опасных оклеветаны пред Вашим Императорским Величеством и отдалены.

Не удивляйся сему, Монарх! Злато и бриллианты, через французского посланника к нему доставленные, ослепили ему глаза и удалили от вторжения к отечеству и особе Твоей»[415]. Стало ли письмо Ростопчина последней каплей при принятии решения об аресте и высылке Сперанского? Вряд ли.

Ряд исследователей указывает важной причиной падения Михаила Михайловича приближение войны с Наполеоном. Поскольку весь командный состав русской армии состоял из дворян, Александр в этих обстоятельствах вынужден был пойти навстречу требованиям консервативной дворянской верхушки и произвести в их сторону примиряющий идеологический жест, пожертвовав Сперанским[416].

Можно предположить, что прожженные политики из Негласного комитета, понимая, к чему идет дело, просто подставили молодого, рьяного и к тому же безродного карьериста Сперанского в качестве громоотвода и сакральной жертвы[417].

Неслучайно крестным отцом Михаила Михайловича на бюрократическом поприще был член этого комитета Кочубей, а руководителем комиссии, в которой Сперанский раскрутил свою фантастическую карьеру, – Новосильцев. Сами-то они не только вышли сухими из этой передряги, но и, как мы увидим в дальнейшем, сохранили свое положение и продолжали свои реформаторские усилия.

Конечно же, Сперанский в то время не был опытным политиком, он занимался конкретными делами: законодательством, образованием, финансами, управлением, но погорел именно на политике. И это неудивительно в условиях склеенности этих двух сфер деятельности в патримониальной бюрократии[418]. Если смотреть на вещи с этой точки зрения, судьба раннего Сперанского становится менее загадочной, но более драматичной. Судьба же позднего Сперанского выглядит вполне логичной.

Конечно же, все вышеназванные обстоятельства сыграли свою роль. Сперанский после аудиенции с императором 17 марта 1812 г. был отправлен в ссылку.

6Александр и Наполеон

Вряд ли, говоря об эпическом противостоянии с Наполеоном, Александр мог произнести сакраментальную фразу: «Ничего личного»[419].

Названный Александром, т. е. победителем, в честь Александра Македонского и Александра Невского, он с раннего детства приготовлялся к роли наиболее выдающегося правителя если не мира, то Европы. А тут какой-то корсиканский выскочка, самоназначенный император Франции, побеждающий во всех баталиях, активно осуществляющий социально-политические преобразования, добившийся незаурядных достижений в науке[420] и т. д. и т. п. И по всем этим направлениям Бонапарт был гораздо более успешным, чем Александр, потому как был склонен к составлению системных планов и их последовательному неукоснительному воплощению.

Бонапарт сумел оседлать в победоносных войнах энергию Французской революции, погасить революционный пыл мещанства, заключив его в строгие нормы нетленного Кодекса Наполеона, навеки закрепив идею равенства сословий и освятив права собственности. Он втягивал в орбиту своей империи все новые территории, восстанавливая Древний Рим на свой манер.

Поборнику идей Французской революции было обидно, что Наполеон и его приспешники «сумели распространить» общее мнение, что «их дело – дело свободы и благоденствия народов. Было бы постыдно для человечества, чтобы такое прекрасное дело пришлось рассматривать как задачу правительства, ни в каком отношении не заслуживающего быть его поборником». Необходимо, чтобы силы антинаполеоновской коалиции «вырвали у французов это столь опасное оружие и, усвоив его себе, воспользовались им против них же самих»[421].

Особенно задевало Александра, что на рубеже XVIII–XIX вв. Наполеон был кумиром русского высшего общества – у многих царедворцев в кабинетах или покоях висел портрет Бонапарта. Это, конечно же, не радовало Александра, и соперничество с Наполеоном все больше и больше переходило в сферу личных отношений.

Профранцузская внешняя политика Павла I сменилась противоположной, однако потерпев ряд сокрушительных поражений в составе антинаполеоновских коалиций, после которых император сильно переживал, Александр был вынужден пойти на сближение с Бонапартом, заключив с ним Тильзитский (Тильзит – ныне город Советск в Калининградской области) мир в 1807 г., к неудовольствию консерваторов.

Во время встречи в Тильзите оба императора изображали полнейшее дружелюбие, обменивались комплиментами, подарками и поцелуями. Вот только Наполеон нетактично напомнил Александру об обстоятельствах его прихода к власти. Александр Павлович таких намеков сильно не любил и запомнил это на всю жизнь.

Будучи прирожденным лицедеем, Александр легко заморочил Наполеону голову и очаровал его: «Это молодой, чрезвычайно добрый и красивый император. Он гораздо умнее, чем думают». Александр же держал фигу в кармане и уверял прусского короля: «Потерпите, мы свое воротим. Он сломит себе шею. Несмотря на все мои демонстрации и наружные действия, в душе я – ваш друг и надеюсь доказать вам это на деле… По крайней мере, я выиграю время»[422].

В 1808 г. переговоры Александра и Наполеона, проходившие с 27 сентября по 14 октября, получили в истории и литературе почти романтическое название – Эрфуртское свидание. На Эрфуртском конгрессе за две недели императоры и лица, их сопровождающие, обсудили и международные, и военные вопросы. Главы государств ходили в театр, вместе охотились, ужинали.

Александр хотел поддержки в борьбе против Османской империи, Наполеон – против Англии.

12 октября 1808 г. был подписан союзный договор, исполнять который Александр был не намерен и не исполнял.

Союз с Россией был голубой мечтой Наполеона: две сильнейшие в мире армии вполне могли «наделать делов», перестроить мир и установить там свои порядки. Он даже планировал укрепить этот союз путем династического брака[423].

Не нужно забывать, что русско-шведская война была выиграна в том числе с учетом договоренностей Александра и Наполеона. По итогам договора Российской империи и Швеции 1809 г. Финляндия вошла в состав Российской империи.

В 1809 г. французский император окончательно разгромил Австрию и начал готовиться к решающей войне с Англией, но перед этим требовал от России выполнения Тильзитского договора, предусматривающего блокаду Англии. Однако Александр в силу разных причин, в том числе и личных, не привыкший к давлению, сопротивлялся и направлял вынужденному союзнику ультиматумы с требованием освободить захваченные австрийские территории. Война становилась неизбежной.

Антинаполеоновски настроенные дворяне собирались дома у Державина, где в 1811 г. адмирал Шишков выступил с известной речью о любви к Отечеству[424].

В России соперничеству с Бонапартом был придан религиозный характер: Наполеона объявили Антихристом, в том числе и за то, что он наделил евреев теми же правами, что и французов[425]. По праздничным и воскресным дням в церквях зачитывался Манифест Священного синода Русской православной церкви о Наполеоне, замыслившем созвать «синедрион еврейский», дабы объединить иудеев и направить их на низвержение церкви Христовой и утверждение Наполеона как нового Мессии, Лжехриста[426].

Отданный на съедение консерваторам в качестве аватара императора, Сперанский сразу превратился, если можно так выразиться, в антихристёнка. «Близ него мне всегда казалось, что я слышу серный запах и в голубых очах его вижу синеватое пламя подземного мира», – говорил записной патриот Ф. Вигель[427]. А. С. Шишков, назначенный государственным секретарем вместо Михаила Михайловича, всем рассказывал, что Сперанский «был подкуплен Наполеоном предать ему Россию под обещанием учредить ему корону польскую»[428]. А поэт и министр Гавриил Романович Державин был убежден, что Сперанский «совсем был предан жидам через известного откупщика Переца», за что Михаила Михайловича «гласно подозревали в корыстолюбии <..> по связи его с Перцем»[429].

После победы в Отечественной войне 1812 г. Александр I настоял на заграничном походе в Европу в 1813–1814 гг., чтобы окончательно уничтожить своего исторического соперника Наполеона Бонапарта.

Перед вступлением в столицу Франции 31 марта 1814 г. император сказал представителям Парижа: «Ваш император, некогда мой союзник, вторгся в самое сердце моей страны и принес ей страдания, которые не скоро изгладятся из памяти моих подданных; я пришел к вам, движимый законным желанием постоять за свою державу. Я далек от мысли о мести. Я справедлив и знаю, что в случившемся виноваты не французы. Французы мои друзья, и я хочу доказать им, что намереваюсь ответить на зло добром. Мой единственный враг – Наполеон»[430].

Впрочем, за время многочисленных военных кампаний Александр впал в глубокую религиозность и мистицизм и не мог не проявить милосердия по отношению к поверженному врагу. Взятие Парижа было превращено Александром I в настоящее духовное торжество. Воззвание императора содержало призыв не уподобляться врагам и принести им «не месть и злобу, но дружелюбие и простертую для примирения руку». 29 марта 1814 г. по старому стилю, в первый день Пасхи, было устроено торжественное молебствие на парижской площади Согласия, на месте казни Людовика XVI. Через год, «проникнувшись сознанием благодати, осенившей Россию», Александр решил «организовать международные и политические отношения на учении Евангелия». 14 сентября 1815 г., в день праздника Воздвижения Креста Господня, по инициативе Александра I монархи России, Австрии и Пруссии подписали акт о Священном союзе[431].

Наполеон был сослан на Эльбу, с которой благополучно сбежал через год, после чего еще 100 дней шествовал по Европе, пока не проиграл битву при Ватерлоо и не оказался в плену у англичан на острове Святой Елены. Он до конца дней вспоминал своего заклятого друга Александра. По воспоминаниям приставленного от русского императора комиссара А. А. де Бальмена, окружение Наполеона с грустью рассуждало о возможности отбывания ссылки в России: «Если бы мы были в России, нам было бы так же хорошо, как в Париже. У императора были бы замок, прекрасные сады, экипажи, приятное избранное общество. Император Александр по великодушию не чета этим скверным англичанам»[432].

Александр I сыграл основную роль на Венском конгрессе 1814–1815 гг., закрепившем новую расстановку сил в Европе.

По инициативе российского императора был создан Священный союз европейских монархов[433]. Историческая задача союза – поддерживать мир в Европе, руководствуясь идеей божественного происхождения и безусловной легитимности существующей власти. Священный союз перечеркнул все достижения и «наполеоновские планы» Бонапарта.

Наиболее откровенно о соперничестве Александра Благословенного и Наполеона высказался Великий князь Николай Михайлович: «Что же касается Александра, то гениальность Наполеона отразилась как в воде на нем и придала ему то значение, которого он не имел бы, не будь этого отражения»[434].

7Империя Александра после Отечественной войны и заграничных походов

Получив по решению Венского конгресса 3 мая 1815 г. целиком все Царство Польское, Александр 27 ноября 1815 г. даровал ему конституционную хартию Царства (Королевства) Польского[435] – первый в истории России конституционный акт. Так было положено начало безнадежного эксперимента по включению в тело империи национального, если не сказать националистического, государства.

Проект этого документа был подготовлен представителями польской аристократии с участием упоминаемого нами А. А. Чарторыйского[436], который был назначен вице-президентом Польского правительства. Документ подчеркивал определяющую роль конституции как акта, связующего Польшу с Россией.

Эта конституция превращала Польшу в автономную абсолютную монархию, «навсегда соединенную с Российской империей». Император назначал наместника, каковым мог быть лишь поляк. Исключение делалось для наместника из членов Императорского Дома. Королем царства Польского стал Александр I.

Конституция сохраняла традиции Речи Посполитой, которые нашли свое выражение в названиях государственных учреждений, организации Сейма, коллегиальной системе государственных органов, выборности администрации и судей. Польша сохраняла свое правительство, армию (она была преобразована по русскому образцу при сохранении польских формы одежды и языка командования), национальную денежную единицу злотый. Польский язык по-прежнему носил статус государственного.

Царь Польский возглавлял исполнительную власть с правом назначения чиновников и высшего духовенства, офицеров вооруженных сил, правом возведения в дворянское достоинство, объявления войны и мира, заключения договоров, правом созыва Сейма, назначения состава его верхней палаты – Сената, а также исключительным правом законодательной инициативы. Нижняя палата Сейма – Палата депутатов, или послов, избиралась дворянскими собраниями. Избирательных прав была лишена значительная часть населения, прежде всего крестьяне.

В конституции провозглашались свобода вероисповеданий, свобода личности, свобода печати и перемещения, равенство перед судом, представительство в Сейме (парламенте). Все королевские распоряжения и постановления должны были скрепляться подписью министра, который и будет нести ответственность за все, что могло бы в этих распоряжениях и постановлениях заключаться противного конституции и законам. Министерств (комиссий) учреждалось пять: министерство культов и народного просвещения, министерство юстиции, министерство внутренних дел и полиции, министерство военное, министерство государственных доходов и имуществ.

На территории Польши действовал Кодекс Наполеона. Так что Александр I удивительным образом был одновременно и абсолютным монархом для королевства Польского, и самодержцем для остальной империи. 29 апреля 1818 г. был принят еще один конституционный акт – «Устав образования Бессарабской области»[437]вместе с предоставлением ей автономии[438].

Пришла очередь подготовки Основного закона Российской империи. 15 марта 1818 г. по заданию императора Александра I началась работа по подготовке проекта «Государственной уставной грамоты Российской империи» под руководством князя Н. Н. Новосильцева. Французский оригинал текста Грамоты был написан юристом П. И. Пешар-Дешаном на французском языке. Князь П. А. Вяземский осуществил перевод Грамоты на русский язык и взял ответственность за его общую доработку. Текст проекта «Государственной уставной грамоты»[439]был закончен в 1820 г.

В проекте предлагалось разделение властей: создание двухпалатного парламента – Государственного сейма, состоящего из Сената и Посольской избы; Верховный государственный суд выделялся из Сената, становившегося верхней палатой законодательного Государственного сейма, а исполнительная власть оставалась в руках императора.

Страну следовало разделить на десять наместничеств (аналог современных федеральных округов), которые, в свою очередь, делились на губернии, а те – на уезды, уезды – на округа. В каждом наместничестве образовывались бы двухпалатные представительные органы (сеймы). Верхняя палата – это департамент реорганизованного Сената, нижняя – из числа депутатов (по три от каждого уезда).

Впервые в истории России предполагалось закрепить некоторые права человека и провозгласить свободу печати. При этом «никто не мог быть арестован без предъявления обвинения; никто не мог быть наказан иначе, как по суду». Крепостное право и крепостные крестьяне в тексте не упоминались, так что конституционные нормы на них не распространялись.

Однако, хотя управленческая система, описанная в Грамоте, включает в себя разные сферы государственного устройства – судебные, законосовещательные и исполнительные органы во всем их многообразии, ни один из этих органов не наделен даже подобием власти, а исключительно функциями. Единственное их предназначение – предоставить в распоряжение самодержца механизм реализации его и только его неограниченной власти[440]. Как видно, идея самодержавной республики продолжала существовать.

Одновременно с Уставной грамотой разрабатывался и первый в истории России секретный проект отмены крепостного права путем выкупа помещичьих крестьян с их наделами казной. Его предложили могущественный А. А. Аракчеев[441] и министр финансов Д. А. Гурьев.

Это был довольно радикальный проект, осуществление которого могло бы привести к созданию в стране аграрного строя фермерского типа.

По мнению Гурьева, отношения между крестьянами и помещиками следовало строить на договорной основе, а различные формы собственности на землю вводить постепенно. Для помещиков такой вариант был бы вполне приемлемым: пострадавшие от продолжительной войны с Наполеоном и влезшие в серьезные долги, они могли быстро поправить свое финансовое положение.

В то же время окончательно они не расставались и с крестьянами: те должны были получить столь небольшие наделы земли (чуть больше двух гектаров на душу), что им все равно пришлось бы арендовать еще часть у помещика[442]. Главное – в проекте не предусматривалось никакого насилия над дворянами. Все должно было произойти с их согласия и к их пользе.

Позднее, в 1821 г., князь Н. Н. Новосильцев вместе с М. С. Воронцовым и А. С. Меншиковым разработал и представил Александру I доработанную версию проекта по отмене крепостного права.

Однако Александр замотал эти проекты реформ, как и все предыдущие. Многие связывают нерешительность Александра Павловича с его глубоким мистицизмом. Он все ждал, когда Господь откроет ему истину и осенит своим знамением. Вот тогда он и проведет все реформы, а пока лучше повременить и дождаться нужного момента…

«Александр Павлович оставил брату тяжелое наследство, страну, изнеможенную от прошлых войн, а еще больше от аракчеевщины, и весь организм больным и утомленным, а внутри – полнейшую дезорганизацию власти и всякого порядка при полном отсутствии какой-либо определенной системы управления»[443].

8От секретных комитетов к тайным обществам

После победы над Наполеоном консерваторы чувствовали себя победителями, сумевшими отвести угрозу катастрофических, по их мнению, реформ. Александр все больше впадал в мистицизм и депрессию. Вместе с тем реформаторские идеи развивались не только в официальных кругах и постепенно перетекли из секретных комитетов в тайные общества. Это была вторая политическая оппозиция, но опять же не императору и не самодержавию, а консервативной партии.

Поначалу членов таких обществ было немного, по большей части это были гвардейцы и дворянская элита, верхушка аристократии. Были там такие фамилии, как Трубецкой и Волконский, но были и представители дворянских низов: Пестель – сын сибирского генерал-губернатора, годами не появлявшегося в Сибири и слывшего страшным казнокрадом; Рылеев, наоборот, был из бедных дворян.

Членов тайных обществ объединяла возросшая самооценка – они победили Наполеона! Во время военных походов они привыкли к большой степени самостоятельности принятия решений, уровень их личной ответственности всегда был огромен. Эти люди привыкли жить своим умом и не желали выполнять тупые приказы самодуров-сановников. Их лозунгом было: «Служить бы рад, прислуживаться тошно»[444]. Все они претендовали на государственные должности при действующей власти. Нарождалась новая элита военной и гражданской бюрократии, стремившаяся получить часть властных полномочий хотя бы в рамках своих служебных обязанностей.

Например, дружеское закрытое общество безвестных людей «Арзамас», существовавшее в 1815–1818 гг., основали крупные чиновники, такие как С. С. Уваров[445] и Д. Н. Блудов[446], известные поэты – Жуковский, Батюшков, дядя и племянник Пушкины, а потом туда вступили будущие декабристы М. Орлов и Н. Тургенев. И в литературе, и в политике арзамасцы противостояли архаическому, консервативному движению, которое олицетворяли адмирал А. Шишков и его общество «Беседа любителей русского слова».

Подобные кружки и тайные общества возникали и исчезали в ту пору то тут, то там. Эти тайные общества, по словам В. О. Ключевского, «составлялись так же легко, как теперь акционерные общества, и даже революционного в них было не больше, как в последних»[447]. Многие из тех, кто участвовал в заседаниях таких обществ, впоследствии с возрастом и обстоятельствами полностью потеряли к ним интерес и стали ревностными чиновниками-охранителями.

Оставшиеся же члены тайных обществ все более радикализировались и в итоге стали представлять собой оппозицию не консерваторам, а самодержавию и императору. Александр знал об их существовании, но смотрел на них сквозь пальцы: «…я разделял и поощрял эти заблуждения. Я им не судья», – якобы сказал он.

Основным контингентом образованных в 1821 г. Южного общества (на Украине, в местечке Тульчине, в районе расквартирования второй армии) и Северного общества с центром в Петербурге были дворяне – бедные или зажиточные, родовитые или не очень. Все они искренне полагали главной своей целью службу на благо отечества

и почли бы за честь служить государю в качестве государственных сановников и помогать ему в осуществлении реформ – введении конституции и отмены крепостного права, установлении справедливых судов, равенства людей всех сословий перед законом. Им было душно в рамках существовавшей сословно-патримониальной системы управления, которая, как они считали, ведет страну к краху.

Поскольку мыслили они масштабно, программными документами обоих обществ стали проекты конституций.

Проект, подготовленный членом Северного общества Н. М. Муравьёвым[448], предполагал учреждение конституционной монархии: «Лицо императора священно и неприкосновенно – Он не подлежит суждению. Он облечен всею верховною исполнительною властью. Он верховной начальник всей сухопутной и морской силы, назначает и отменяет по своему произволу министров, главнокомандующих армиями и флотами и всех чиновников исполнительной власти – представляет Россию во всех ее сношениях с иностранными державами, назначает посланников и ведет переговоры».

Вместе с тем император – только «верховный чиновник российского правительства», законодательной власти он не имел. За счет своего жалованья (8 млн рублей в год) император мог содержать придворный штат. Эти люди считались личной прислугой и лишались избирательного права. Император не имел права ни начинать войны, ни заключать мир; он не мог покидать территории империи, иначе лишался императорского звания.

«Все русские подчинены одним и тем же Законам без различия состояний, обязаны участвовать в выборах, если ответствуют условиям, требуемым Законом, и не отклоняться от должностей, на которые они изберутся».

Сословия предлагалось отменить: «Разделение между благородными и простолюдинами не принимается, поскольку противно Вере, по которой все люди братья, все рождены благо по воле Божьей, все рождены для блага и все просто люди: ибо все слабы и несовершенны». Все названия сословных групп (дворяне, мещане, однодворцы и др.) отменялись и заменялись названием «гражданин» или «русский». Отменялась и «Табель о рангах».

Предлагался имущественный ценз для избирателей, достигших возраста 21 года, – 500 рублей. Через 20 лет после принятия Конституции предполагалось ввести требование грамотности: неграмотный лишался избирательных прав. Кочевники также не имели такого права. Избирательных прав для женщин не предполагалось.

Крепостное право отменялось. «Крепостное состояние и рабство отменяются. Раб, прикоснувшийся земли русской, становится свободным». Крестьяне получали усадебные участки и еще по две десятины на двор в порядке общинного владения. Человек не может быть собственностью другого, а «право собственности, заключающее в себе одни вещи, – священно и неприкосновенно».

Россия провозглашалась федеральным государством и делилась на федеративные единицы, которые Муравьёв называл державами по аналогии со штатами США.

Законодательная, исполнительная и судебная власти были разделены.

Верховным органом законодательной власти должно было стать Народное вече. Оно состояло из двух палат: верхняя называлась Верховной думой, нижняя – Палатой народных представителей. Народное вече должно было собираться раз в год. Дума, по проекту Муравьёва, должна состоять из 42 членов: в нее выбирались по три гражданина от каждой державы. Совместно с императором Дума участвовала в заключении мира, в назначении судей верховных судебных мест, высших военачальников и верховного блюстителя (генерал-прокурора). Каждые два года переизбиралась одна треть членов Верховной думы. Принятие закона могло быть отсрочено императором, но не могло быть им самовольно отвергнуто. В державах также существовала двухпалатная система. Все должности в управлении государством были выборными.

Согласно проекту, сословный суд отменялся и вводился общий суд присяжных заседателей для всех граждан. Судьи также были выборными.

Провозглашались свободы передвижений и занятий, слова, печати и вероисповеданий.

«Русская Правда»[449]П. И. Пестеля, члена Южного общества, представляет особый интерес. Автор работал над документом четыре года. Считается, что из запланированных десяти глав написаны только пять. В отличие от проекта либерально-демократической федерации Муравьёва, это была конституция национального республиканского государства с тоталитарными оттенками.

Уничтожалось не только само самодержавие, но даже память о нем. Чтобы эта зараза больше никогда не возродилась в России, вся императорская фамилия должна быть физически уничтожена.

Проведя на редкость точный социологический анализ структуры российского общества в политическом, социальном, экономическом и географическом разрезах, Пестель приходит к весьма странному выводу: нужно не пытаться согласовать интересы различных социальных групп, а уничтожить их, отменить сословия, ликвидировать нерусские национальности. Задолго до Карла Маркса Павел Иванович придумал бесклассовое общество. А за 100 лет до Гитлера – моноэтническое расистское государство.

Все население России предлагалось разделить на три разряда. Первый – «Племя славянское, коренной народ русской». В этот разряд входят все славянские народы без различия. Второй – «Племена, к России присоединенные». Здесь предлагается набор стратегий для разных народов. Жители Средней Азии должны быть преобразованы в Аральское казачество. Цыгане либо должны принять православие, либо будут выселены за пределы России. Не лучше с кавказскими народами: «Разделить все сии кавказские народы на два разряда – мирные и буйные. Первых оставить в их жилищах и дать им российское правление и устройство, а вторых силою переселить во внутренность России, раздробив их малыми количествами по всем русским волостям». Иностранцы были третьим разрядом и делились на подданных и неподданных России. Неподданным запрещалось иметь недвижимое имущество и состоять на государственной службе.

Не обошлось и без извечного еврейского вопроса. «Паче же всего надлежит иметь целью устранение вреднаго для християн влияния тесной связи евреями, между собою содержимой ими, противу християн направляемой и от всех прочих граждан их совершенно отделяющей». Либо должна быть достигнута некая договоренность с представителями еврейской общины. Тогда «Россия не выгоняет евреев, то тем более не должны они ставить себя в неприязненное отношение к християнам»[450]. Либо сконцентрировать всех евреев на сборном пункте с последующим переселением в Азию. В конце концов, все граждане нового государства должны стать русскими в этническом смысле.

Понятно, что ни о какой федерации речи не шло.

Россия должна была стать единым и неделимым государством. Всю страну планировалось разделить на десять областей, состоящих из пяти округов (губерний). Округа, в свою очередь, делились на уезды (поветы), а те – на волости. Столицу надлежало перенести в Нижний Новгород, переименовав его во Владимир, а «Владимир может быть назван Клязминым, стоя на реке Клязме».

Высшая законодательная власть должна принадлежать однопалатному Народному вечу в количестве 500 человек. Исполнительная власть осуществлялась Державной думой в составе пяти человек, избиравшихся Народным вечем на пять лет (каждый год по одному человеку). Председателем был тот человек, который заседал в Думе последний год. Думе подчинялись все министерства.

Пестель изобрел новую ветвь власти – блюстительную, или контрольную. Это был Верховный собор из 120 человек, куда пожизненно избирались самые уважаемые люди со всей страны.

Распорядительную власть на местах получали областные, окружные, уездные и волостные наместные собрания. Исполнительная власть на местах осуществлялась соответствующими правлениями.

Крепостное право предлагалось отменить. Половина пахотной земли должна была выполнять социальную функцию предотвращения бедности и находиться в общинной собственности, а вторую половину земельного фонда планировалось оставить в собственности помещиков. Помещичья земля предназначалась для сдачи в аренду фермерам – «капиталистам земледельческого класса». «Еще хуже – отдать землю крестьянам. Здесь речь идет… о капитале и просвещении, а крестьяне не имеют ни того, ни другого»[451].

Довольно много внимания в проекте уделяется частному праву: «Пятая Глава рассуждает о народе в отношении к приуготовляемому для него гражданскому или частному состоянию». В ней можно выделить положения вещного, семейного, наследственного и договорного права. «Право собственности или обладания есть право священное и неприкосновенное, долженствующее на самых твердых, положительных и неприкосновенных основах быть утверждено и укреплено, дабы каждый гражданин в полной мере уверен был в том, что никакое самовластие не может лишить его ниже малейшей части его имущества».

В общем, из текста видны незаурядные коммерческие способности Павла Ивановича, скорее всего, унаследованные от его не в меру предприимчивого отца.

В качестве опоры намечаемых преобразований Пестель видит не народ, а бюрократию: «Истинную постепенность образует в государстве чиноначальство, состоящее из тех чиновников, которые в службе находятся, разныя должности исполняют и разными званьями друг от друга отличаются. Сие чиноначальство, будучи распределяемо по разным степеням общаго и частнаго государственнаго правления, дает всем деяниям законное их течение и доводит оныя от их начала до совершения, а ежели нужно, то и до самой верховной власти. Кратко сказать: постепенность в государстве необходима и находится не в сословиях народа, но в государственном чиноначальстве, которое всегда может быть от сословий совершенно независимо, ибо в чиновнике нужны способности, знания и добродетели, могущая быть найдены во всех сословиях». Павел Иванович понимал: бюрократия – это всего лишь инструмент в руках политиков и может служить как демократии, так и тоталитаризму.

Сразу после свержения самодержавия должно было быть учреждено Временное правительство с диктаторскими полномочиями на 20 лет.

Алгоритмом функционирования бюрократической машины должны быть законы: «В отношении к чиноначальству постановляются следующия Коренныя правила:

1) Каждый гражданин имеет право на занятие всех мест и должностей по государственной службе. Одни дарованья, способности, познания и услуги служат поводом и причиною к прохождению службы.

2) Законы определяют по каждой отрасли государственнаго правления, каким образом чиновники службу свою продолжать обязаны и что от них требуется как при вступлении в службу, так и во время прохождения оной. Сему порядку подлежат все граждане одинаковым образом.

3) Законы определяют награждения за услуги чиновников и взыскания за их упущения по службе. Все служащие граждане имеют ровныя права на все награждения по мере их услуг и подлежат ровным взысканиям по мере их упущений или преступлений.

4) Законы определяют круг действия каждаго чиноначальства или правительственнаго места, а граждане обязаны все без всякаго изъятия каждому чиноначальству в круге его действия одинаковым образом в полной мере повиноваться и оное с должным почтением уважать».

Все должны быть равны перед законом. Избирательным правом могли пользоваться только мужчины, достигшие возраста 20 лет. Провозглашались свободы: слова, печати, а также занятий, собраний, передвижения. Личность и жилище объявлялись неприкосновенными. Суд должен быть равным для всех.

Нельзя не отметить, что большинство членов декабристских обществ не были революционерами. Они не противопоставляли себя государству, а служили ему и к тому же были важной частью российской элиты.

Если бы реформы исходили от трона, декабристы бы их приветствовали. Так что советский нарратив, что декабристы были предтечей революционеров – Герцена, петрашевцев, народников, народовольцев и, наконец, большевиков, – явная натяжка.

Предложенные варианты конституции отнюдь не встретили всеобщего одобрения. Будущие декабристы активно спорили между собой. Многие вопросы ставились впервые, а ответов на них не было.

Как и все дворяне, декабристы панически боялись темной энергии крестьян и совсем не собирались вовлекать их в планируемый мятеж, понимая, что это крайне опасно.

Трудно сказать, прочти Александр I эти проекты конституции, воспринял бы он их как долгожданное знамение или нет.

9Смерть Александра Павловича

Александр Павлович Романов неожиданно умер достаточно молодым человеком 19 ноября (1 декабря) 1825 г. в Таганроге, ему было всего 47 лет. Погребение состоялось только в 1826 г.

Пока везли тело из Таганрога в Санкт-Петербург, прошел мятеж и даже начались расследование и суд над декабристами. Похоронен Александр Павлович Романов в Петропавловском соборе Петропавловской крепости.

Через полгода, в мае 1826 г., также в возрасте 47 лет, умерла супруга Александра Павловича Елизавета Алексеевна. Похоронена рядом с мужем.

Слухи о том, что Александр не умер, возникли сразу, поскольку император ничем серьезным не болел, оставаясь всегда на публике. При этом гроб не открывали; даже считается, что были попытки сделать это насильно, но охрана получила соответствующие инструкции.

Что касается истории хождения императора по Руси, эти слухи появились гораздо позже его смерти. Они сложились вокруг Фёдора Кузьмича – странного старца, который жил в Томске, имел военную выправку, говорил по-французски и писал непонятными шифрами. Однако многие, кто верил в эту конспирологию, например Лев Толстой, собиравшийся даже написать об этом книгу, вникая в проблему, понимали, что это очередная легенда из разряда тех, которые возникают из необразованности, а главное – неинформированности населения: подобные истории были с Дмитрием, сыном Ивана Грозного, и Петром III, мужем Екатерины II.

Александр I до сих пор в значительной степени остается, по выражению П. А. Вяземского, «сфинксом, неразгаданным до гроба». С одной стороны, он соглашался с передовыми людьми своего времени, что самодержавие стало тормозом на пути цивилизационного и экономического развития России. При его правлении были разработаны пусть и косметические, но все-таки вполне прогрессивные проекты политических реформ. С другой стороны, комплексы, о которых мы говорили выше, а также стереотипы самодержавного имперского сознания российского общества не позволили эти реформы осуществить, что вызвало брожение в правящем классе страны.

Как бы то ни было, российское общество до и после Александра I – это, как говорится, две большие разницы.

10Заключение к главе 1

Как утверждает дотошный исследователь личности Александра Павловича, его внучатый племянник Великий князь Николай Михайлович, один из немногих, кто был допущен к семейному архиву Романовых, «Император Александр I никогда не был реформатором, а в первые годы своего царствования он был консерватор более всех окружавших его советников»[452]. Если судить по делам, да: Александр не только не осуществил ни одной реформы, но даже и не приступал к ним.

Но ведь хотел. Неслучайно он побуждал своих соратников и царедворцев сочинять многочисленные прожекты этих реформ. Еще будучи цесаревичем, он в 1797 г. писал своему наставнику Лагарпу, находившемуся тогда в революционной Франции: «Благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами: существует только неограниченная власть, которая все творит шиворот-навыворот… Если когда-либо придет и мой черед царствовать, то вместо добровольного изгнания себя я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкою в руках каких-либо безумцев… Это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законною властию… необходимо будет образовать народное представительство, которое, должным образом руководимое, составило бы свободную конституцию, после чего моя власть совершенно прекратилась бы, и я, если Провидение благословит нашу работу, удалился бы в какой-нибудь уголок и жил бы там счастливый и довольный, видя процветание своего отечества и наслаждаясь им»[453].

Однако, взойдя на престол, Александр задался типичным для автократа-реформатора вопросом: если я отдам хотя бы часть власти, как буду проводить реформы?

Если принять конституцию и учредить представительский законодательный орган, кто в нем будет заседать? Все те же душевладельцы, которые не допустят ни отмены крепостного права, ни новых экономических отношений. И как я смогу преодолеть их сопротивление?

Ели передать осуществление реформ в руки ответственной бюрократии, это приведет к обезличиванию власти, ее механизации что ли. Бюрократической машине нужен опытный механик, а не император и знатные вельможи, конкретно говоря, Сперанский, а не Александр. Пусть верховный правитель и формулирует цели, но куда в конечном счете вывезет бюрократическая машина, пусть и обложенная со всех сторон красными флажками законов? Предсказать трудно. Законы законами, но кто судить будет? Опять же дворяне. Неслучайно вместе со Сперанским, призванным создать ответственную бюрократию, был возвышен Аракчеев, главной задачей которого было укрепление личной власти царя.

Александр I был не только нетерпелив, но и опаслив, и, как следствие, многие проекты реформ носили имитационный характер, на деле сохраняя полновластье императора.

Наконец, есть третий путь, подсказанный молодому императору многоопытным политиком, президентом США Джефферсоном, с которым Александр вел переписку: «Разумные принципы, вводимые устойчиво, осуществляющие добро постепенно, в той мере, в какой народ Ваш подготовлен для его восприятия и удержания, неминуемо поведут и его, и Вас самих далеко по пути исправления его положения в течение Вашей жизни…»[454]

Джефферсон наверняка имел в виду постоянный контроль над развитием социума с целью выделения прогрессивных тенденций и культурных норм для обеспечения их устойчивого удержания. А в русском понимании постепенность – это стихийная эволюция по принципу «куда кривая вывезет». Но это то, что предлагал Карамзин и ведомые им консерваторы, а именно: закрыть глаза на все безобразия и расслабиться, в то время как «в наших делах господствует неимоверный беспорядок, грабят со всех сторон; все части управляются дурно; порядок, кажется, изгнан отовсюду, а империя… стремится лишь к расширению своих пределов»[455]. И как оправдать тогда кровавый переворот 1801 г.?

Получается, что в рамках самодержавия страну реформировать невозможно. Что же, уповать на революцию? Да, цесаревич Александр Павлович был увлечен Французской революцией, но только пока он был молод и она носила мирный характер. Когда из-под дверей Конвента потекли реки крови, а прекрасный лик Марианны[456] превратился в жуткую морду Антихриста – диктатора Наполеона, он ее убоялся и возненавидел[457]. Все его усилия по созданию Священного союза были направлены на то, чтобы задавить на корню любые революционные проявления в Европе. Противовесом революции, всегда ведущей к деградации, должна стать самодержавная республика. Вот только с какого конца приступить к ее созданию?

Почти 25 лет своего правления Александр мучился синдромом сороконожки, задумавшейся, с какой ноги начать движение, да так и оставшейся на месте. Он ждал удачного стечения обстоятельств, каких-то признаков или знамений, указывающих ему на правильный выбор, но так и не дождался. В результате – никаких реформ и полный разлад системы государственного управления.

Тем не менее его правление принесло весьма значимые результаты.

Во-первых, при нем в России появилось общественное мнение, во всяком случае в крупных городах – Санкт-Петербурге, Москве, Киеве и др. Уже не общее мнение плотной кучки интересантов, а широко распространенное в городском обществе представление о тех или иных проблемах: в частности, о крепостном праве и плачевном состоянии законодательства.

Во-вторых, в этом самом общественном мнении зародилась уверенность, что реформы в Российской империи возможны. Часть общества считала приоритетным тот или иной вид реформ, другая всячески им противилась. То есть возникли своего рода протопартии, по-разному относящиеся к актуальным проблемам и полемизирующие между собой на этот счет.

В-третьих, в общественном сознании возник образ ответственной бюрократии, особенно привлекательный для молодых служащих недворянского происхождения, открывающий им широкие перспективы самореализации на чиновничьем поприще. Маяком для них служила фантастическая карьера безродного Сперанского.

В-четвертых, образовалась небольшая, но сплоченная группа заговорщиков, пришедших к выводу о бесперспективности сохранения режима самодержавия ввиду его явной неспособности к саморазвитию и готовивших его насильственное свержение.

Александр знал о назревающем заговоре. Он регулярно получал донесения на этот счет и знал фамилии некоторых заговорщиков. Наверное, он понимал, что рано или поздно дело закончится эксцессами, и их придется жестко подавлять. Но не ему же, заядлому республиканцу, заниматься этим делом. На всех донесениях он ставил неизменную резолюцию: «Продолжать наблюдение».

Младший брат Александра Николай по малолетству никак не был причастен к убийству отца и не был заражен Лагарпом республиканскими идеями, ему и карты в руки. Вопреки положениям указа Павла о престолонаследии Александр подписал манифест в пользу Николая. Константин, хоть и не санкционировал заговор против Павла, но в силу возраста и местонахождения так или иначе к перевороту был причастен. Послужило ли это причиной (одной из причин), мы не знаем, но быть императором он категорический отказывался.

В общем, Александр считал, что пора было уходить. Похоже, он начал приводить дела в порядок. Перед невозвратной поездкой в Таганрог Александр поручил своему другу князю Голицыну разобрать и привести в порядок документы в своем кабинете. Тот знал о манифесте, меняющем порядок престолонаследия, и предложил его опубликовать, поскольку империи грозит опасность в случае «внезапного несчастья». «Положимся в этом на Бога; Он устроит все лучше нас, слабых смертных», – ответил ему Александр[458].

Говорят, люди, почувствовавшие, что их жизненное задание выполнено, покидают этот мир очень быстро. Может быть, так было и на этот раз.

Глава 2