Начало имперского государства и права. Петр Первый
1Последний русский царь
Последний царь и первый император России Петр Алексеевич Романов (Петр I) родился 30 мая 1672 года.
У Алексея Михайловича было 13 детей от первой жены, Марии Ильиничны Милославской, и трое от второй (в том числе Петр) – Натальи Кирилловны Нарышкиной. Удивительным образом дочери от первой жены, среди них и Софья, были вполне жизнеспособными, а сыновья, в том числе Федор и Иван, как один – хилыми и болезненными.
После смерти Федора, конечно же, возникло соперничество между Милославскими и Нарышкиными. Сначала по предложению патриарха царем провозгласили десятилетнего Петра – вполне здорового и крепкого мальчика. Это неожиданное решение было вызвано активными интригами семейства Нарышкиных. Однако 30 апреля 1682 года Милославские с помощью стрельцов устроили кровавый переворот, в ходе которого убили нескольких представителей клана Нарышкиных. Стрельцы потребовали, чтобы царствовали оба брата, а правление государством было отдано Софье.
В июне 1682 года два сына Алексея Михайловича Романова – Иван Алексеевич и Петр Алексеевич – были венчаны на царство. Их старшая сестра Софья Алексеевна официально стала управлять страной.
Однако реально страной правили стрельцы во главе с князем Хованским. Понятно, что те, кто привел к власти, могут от нее и отлучить. Софья смогла собрать дворянское ополчение, казнить Хованского и привести в чувство стрельцов.
Вдовствующая царица Наталья Кирилловна со всеми домочадцами выехала из Кремлевского дворца и поселилась в Преображенском – одной из пригородных резиденций, кольцом окружавших тогдашнюю Москву. Понятно, что все эти драматические события произвели большое впечатление на маленького Петра и определили многое из того необычайного, что впоследствии составило его яркую индивидуальность.
Петр оказался выброшенным из кремлевской среды обитания – мира церемоний и условностей, складывавшихся столетиями стереотипов поведения.
Да и сам он участвовать в кремлевских мероприятиях, где царили Милославские, сильно не любил. Образование, полученное Петром в Преображенском, было весьма посредственным – он не прошел даже стандартного курса обучения, типичного для детей высшей аристократии того времени. Гораздо больше времени он уделял играм на свежем воздухе, но не с куклами, а с реальными людьми. Тем не менее в зрелом возрасте Петр был если не самым, то одним из самых образованных людей того времени. Сказались пытливый ум, природная любопытность и колоссальная работоспособность.
Три увлечения занимали почти все его время: привязанность к ремеслам, военное дело и ни с чем не сравнимая страсть к мореплаванию. Однажды Петр нашел на хозяйственном дворе в селе Измайлове гниющий ботик, который в свое время был приобретен Никитой Ивановичем Романовым. Но если для боярина он, скорее всего, был не более чем способом экзотического – ходить «галсами» против ветра – времяпрепровождения, то Петр превратил прогулочный ботик в «дедушку» русского военно-морского флота. Первые опыты мореплавания производились на реке Яузе, но ботик все время упирался в берега. И только на Переяславском озере Петр смог обрести желаемый простор.
Совсем рядом от Преображенского располагалась так называемая Немецкая слобода – Кокуй, поселение иностранцев, приехавших в Россию из разных европейских стран. Кокуй был своеобразной моделью Европы, где рядом – так же тесно, как в Европе, – жили католики и протестанты, немцы и французы, англичане и шотландцы.
Знакомство с иноземцами – интересными образованными людьми – Францем Лефортом, Патриком Гордоном, непривычные вещи, обычаи, многоязычие позволили Петру по-другому посмотреть на многие вещи. В доме виноторговца Монса, где жила его дочь, красавица Анна, он получил и первые интимные впечатления. Все это облегчило Петру, предки которого мыли руки из серебряного кувшина после церемонии «допуска к руке» иностранного посла, преодоление невидимого, но прочного психологического барьера, разделявшего два чуждых друг другу мира – православную Русь и «богопротивную» Европу[175].
По-видимому, там (а больше, собственно, и негде было) Петр напитался наивной верой европейцев XVII–XVIII веков в неограниченные силы разумного человека, возводящего по чертежам, на началах опытного знания свой дом, корабль, город, государство. Тогда в оценке общественных явлений и институтов преобладал механицизм, точнее – механистический детерминизм. Именно этот способ мышления и был воспринят юным Петром, сформировал его мировоззрение.
К концу XVII века Россия была одной из самых больших по территории и самых малонаселенных стран в мире. В то же время она была весьма архаичной и сильно уступала западноевропейским странам в экономическом и технологическом развитии.
Законодательство и система административного управления также носили весьма противоречивый характер.
Тем не менее страна постепенно выходила из международной изоляции. Присоединив к себе в 1654 году Левобережную Украину, она вышла на границу с Османской империей, покорившей Византию, и на тот момент бывшей одним из сильнейших государств мира. Для России противостояние с турками имело экзистенциальное измерение, связанное с ролью Москвы как духовной преемницы Византийской (Римской) империи и защитницы прав славянских народов.
Опасаясь столь чреватого неприятностями соседства, в 1686 году Россия впервые вступила в международный союз – антитурецкую коалицию европейских держав, куда входили Священная Римская империя, Венецианская республика и Речь Посполитая, – так называемую Священную лигу[176].
Петр без особого пиетета относился к священнослужителям и их рассказам насчет Третьего Рима, но повоевать всегда был не прочь. В ранние годы он, как и многие дети, любил играть в солдатиков, только у него была возможность играть не в оловянных, а в натуральных, формируя из них так называемые потешные полки, постепенно обучая себя и сверстников военному делу. Петр построил военный городок, стал приобретать оружие, включая пушки, одел полки в военную форму.
В 1695 и 1696 годах Петр предпринял два похода с целью завоевать турецкую крепость Азов. Первый поход был неудачным – прежде всего из-за отсутствия у России флота. Ко второму походу он построил гребную флотилию и взял крепость, чем обеспечил выход к Азовскому морю. Однако понял, что в одиночку с турками ему не справиться, и решил актуализировать существовавший в основном на бумаге антитурецкий союз. «Среди этой небывалой деятельности, поднятой вторым царем, умер первый, Иван Алексеевич, умер незаметно, как жил. 29 января 1696 года»[177], – замечает С. М. Соловьев. Петр становится единовластным царем.
Впервые русский царь решил выехать за границу, дабы найти союзников против Османской империи. В марте 1697 года в Западную Европу выехало Великое посольство в составе около 250 человек, среди которых под именем урядника Преображенского полка Петра Михайлова находился сам Петр I. Однако Европе было не до турок – там ждали начала династического передела в Испании, намереваясь включиться в драку в удобный момент. Аналогичный передел назревал и в Австрии. Так что союзников против турок найти не удалось.
Зато было осуществлено глубокое знакомство с устройством, достижениями, бытом и нравами европейских стран. Посольство посетило Лифляндию, Курляндию, Бранденбург, Голландию, Англию, Австрию и там завербовало в Россию несколько сотен специалистов по корабельному делу, закупило военное и прочее оборудование. Был намечен визит в Венецию и к папе римскому, но он сорвался из-за вспыхнувшего Стрелецкого бунта 1698 года.
Петр впервые увидел западноевропейскую цивилизацию во всем ее военном и культурном могуществе, почувствовал ее дух, смысл и силу. Он вывез из Европы не только знания, впечатления, трудовые мозоли, но и идею, которую для себя формулировал предельно просто: чтобы сделать Россию столь же сильной, как и великие державы Европы, необходимо как можно быстрее перенять у Запада все необходимое[178].
Успокоив нервы личным участием в рубке голов мятежных стрельцов, к которым он испытывал личную неприязнь с самого детства, Петр пришел к выводу, что страну надо изменить.
2Реформы Петра
Достаточно молодой и по опыту, и по возрасту царь делает два кардинальных внешнеполитических вывода.
Первый. Голос России будет услышан в европейском хоре, только если это будет голос сильной армии. Ее создание означает кадровое наполнение, обучение современным методам ведения войны, оснащение современным вооружением и продовольствием, строительство мощного флота и т. д. и т. п. Осуществить весь этот комплекс мероприятий может только, как тогда говорили, регулярное государство.
Второй. Основным направлением территориальной экспансии должен быть не юг, а запад. Именно там находятся все сокровища современной цивилизации, а не у «диких турок» и еще более «диких татар». Тем более что наблюдавшаяся русским царем неразбериха среди европейских государств в связи с «гишпанским наследством», способствовала этому плану.
Государственным строительством Петр I занимался практически до конца своей жизни. Первой под раздачу попала плохо управляемая Боярская дума.
В 1699 году ее преобразовали в Консилию министров Ближней канцелярии. Это был высший орган центральной администрации. Ей были подчинены все прочие учреждения – приказы и канцелярии. Состав Консилии не был строго установлен и определялся от случая к случаю. К тому же у нее не было председателя.
Петр был знаком с Лейбницем, возможно, с Локком; наконец, он испытывал пристальный интерес к работам юристов и теоретиков государства Г. Гроция, С. Пуфендорфа. Книга Самуэля фон Пуфендорфа «О должности человека и гражданина» была при Петре переведена на русский язык и очень высоко им ценилась. Петр I понимал необходимость закрепления реформ в экономике и государстве и потому предпринял несколько попыток создать свод или уложение законов: первоначально создал Комиссию по подготовке нового уложения в 1700 году, затем в 1714 году. Дело двигалось плохо. Петр был недоволен. В итоге уже в 1720 году Петр I решил перевести и применить к русской жизни шведское законодательство, «сличить шведские и русские законы и выбрать, что лучше. Для поместных дел предложены права эстляндские и лифляндские, „ибо оныя сходнее и почитай одним манером владение имеют, как у нас“… Надеясь не без основания на способность русского общества усвоить западную культуру и приспособиться к западному праву, Петр, однако, ничего не сделал, чтобы облегчить переход от московских порядков к европейским. Сделанные в грубой форме, неумелой рукой, обнаруживающие нередко неудачный выбор, изложенные на непонятном для русских языке, заимствования не могли пустить глубоко корни в русском быту. Отсюда нередкое разочарование в них самого Петра, возвращение к старому московскому праву»[179], – писал в конце XIX века профессор Шершеневич.
В 1708 году была проведена территориально-управленческая реформа, в ходе которой страна была поделена на восемь губерний: Московскую, Ингерманландскую, Киевскую, Смоленскую, Архангелогородскую, Казанскую, Сибирскую и Азовскую. Позднее, в 1713–1714 годах, к ним добавились Астраханская, Нижегородская и Рижская губернии. Во главе губерний встали генерал-губернаторы, которые обладали всеми полномочиями в управлении военными и гражданскими сферами деятельности.
Губернии изначально делились на уезды. В 1719 году были учреждены провинции как промежуточные звенья между губерниями и уездами. На уровне города были созданы магистраты, ставшие вовсе не органом на службе города, а институтом, его контролирующим. В мае 1703 года царь основал Санкт-Петербург и уже в 1714 году перенес туда столицу.
Губернии не были подчинены приказам, так что Консилия ввиду отсутствия достаточной определенности в регламентации ее деятельности фактически была изолирована от управления регионами.
В начале 1711 года Петр утвердил новый высший орган управления – Правительствующий Сенат[180], который просуществовал с разными полномочиями до 1917 года. Петр повелевал всем слушаться Сената как его самого[181]. Первоначально он состоял из девяти человек, назначаемых царем по принципу личной лояльности независимо от их происхождения. Считалось, что Сенат будет работать по поручениям Петра во время его отсутствия, однако его оперативная и вполне успешная работа превратила временный орган в постоянно действующий. С переводом работы Сената с временной на постоянную Боярская дума – аристократический орган, основанный на принципе местничества, – окончательно исчезла. Сенат стал высшим судебным и управленческим органом России.
Принципы формирования и деятельности Сената: выслуга лет, назначение на должность, специализация, следование инструкциям и регламентам. Сенат был наделен широкими полномочиями: занимался вопросами комплектования армии, развитием торговли и промышленности, контролировал финансы. Высшим органом было присутствие, т. е. общее собрание сенаторов. На нем обсуждались и решались голосованием основные вопросы, подведомственные Сенату.
Пунктом первым указа от декабря 1718 года «О должности Сената» состав Сената был существенно изменен. Теперь он стал состоять из президентов коллегий, пришедших на место приказов.
Всего было учреждено 12 коллегий: Военная, Адмиралтейская, Иностранная, Берг-коллегия, Мануфактур-коллегия, Главный Магистрат, Камер-коллегия, Коммерц-коллегия, Штатс-контор-коллегия, Вотчинная коллегия, Ревизион-коллегия, Юстиц-коллегия[182]. Структура и функции коллегий вплоть до организации делопроизводства, процедуры заседаний были подробно разработаны в Генеральном регламенте[183] и регламентах отдельных коллегий. Так была осуществлена реформа отраслевого управления.
Чуть позже, 27 апреля 1722 года, был принят новый указ «О должности Сената»[184], в котором президенты коллегий выводились из его состава, поскольку «не могли сами себя судить». Сенат должен был получать из местного и центрального аппаратов спорные дела, требующие согласования между ведомствами, и дела, не имевшие для своего решения законодательного обеспечения. И только если Сенат не мог решить дело, оно поступало государю – высшему законодателю, главному судье, верховному правителю.
Четвертый пункт указа «Об учреждении Правительствующего Сената» гласил: «Надлежит быть при Сенате генерал-прокурору и обер-прокурору, также во всякой коллегии по прокурору, которые должны будут рапортовать генерал-прокурору. Также надлежит быть при Сенате рекетмейстеру, экзекутору и герольдмейстеру или иной какой чин, кто б дворян ведал и всегда представлял к делам, когда спросят». Генерал-прокурор был вершиной пирамиды прокуратуры. Ему подчинялись прокуроры во всех коллегиях и судебных органах. Первым генерал-прокурором был Павел Иванович Ягужинский, который занимал этот пост с 1722 по 1736 год.
Генерал-прокурор мог опротестовать и приостановить решение любого правительственного органа, включая и Сенат. Он же имел право непосредственного доклада Петру. Представляя сенаторам генерал-прокурора, Петр сказал: «Вот око мое, коим я буду все видеть»[185].
Существовал также штат тайных доносчиков – фискалов, сидевших на всех уровнях управления: провинциал-фискалы, фискалы центральных учреждений и судов, обер-фискал и генерал-фискал со своей Фискальной конторой и прямым подчинением генерал-прокурору[186]. В результате генерал-прокурор был в курсе тайных махинаций чиновников. Все компрометирующие их материалы через систему прокуратуры должны были поступать в высшие инстанции.
Генерал-рекетмейстер собирал как жалобы подданных на волокиту в разборе их дел, так и жалобы «в неправом решении», то есть о нарушении законов в Юстиц-коллегии.
Герольдмейстер ведал учетом дворян, прохождением ими службы, назначением на государственные должности.
Росправная палата[187] выступала как высшая судебная инстанция при Сенате для расследования служебных преступлений и злоупотреблений чиновников, в том числе и сенаторов, и последующих докладов по ним присутствию Сената.
Конечно, не обошлось без полицейской структуры, нацеленной на борьбу с инакомыслием. Политических противников, стремившихся свергнуть режим самодержавия, не существовало, но было немало тех, кто противодействовал петровским реформам. В том числе сын Петра Алексей. Соответствующие функции исполняли Преображенский приказ[188] и Тайная канцелярия[189].
Петр провел реформу церковного управления, направленную на ликвидацию автономной от государства церковной юрисдикции и подчинение российской церковной иерархии императору.
Петр Алексеевич, прекрасно понимая вред конкуренции духовной и светской власти, проанализировав опыт взаимодействия с патриархами своего деда и отца, упразднил патриаршество, лишил Церковь значительной части власти, а ее средства перевел в государственную казну. Вместо должности патриарха царь ввел коллегиальный высший управленческий церковный орган – Святейший Синод. Все члены Синода назначались императором и приносили ему верноподданническую присягу при вступлении в должность. Можно сказать, что священники тоже стали бюрократами.
В общем, чистейший образец регулярного государства. Как говорится, вишенкой на торте этой стройной системы управления стало принятие 24 января 1722 года указа «Табель о рангах всех чинов, воинских, статских и придворных, которые в котором классе чины; и которые в одном классе, те имеют по старшинству времени вступления в чин между собою, однако ж воинские выше протчих, хотя б и старее кто в том классе пожалован был»[190]. Была воздвигнута служебная лестница, по которой на самую вершину мог, в принципе, забраться любой образованный человек, кроме крепостных крестьян, разумеется.
«Табель о рангах» вкупе с Указом о единонаследии, о котором мы скажем дальше, значительно упорядочила и упростила социальную структуру российского общества.
Боярство фактически перестало существовать. Из разных категорий людей, несших военную или административную службу, было сформировано новое сословие – дворянство. Все дворяне были обязаны служить государству в армии, при дворе или в государственных учреждениях. При этом «все замужные жены поступают в рангах, по чинам мужей их».
Дело в том, что все военные чины, начиная с самого низшего, четырнадцатого (прапорщик), ранга, давали право на наследуемое поместье, так что дослужившиеся до этого уровня (на это требовалось минимум 15 лет) становились дворянами. У гражданских служащих право на наследуемое поместье получали чиновники восьмого ранга (коллежский асессор) и выше. Нижние чины получали поместье, но не могли передавать его по наследству. Понятно, что многие чиновники выслужить дворянство не успевали и постепенно формировали новое сословие – разночинцев.
Петр не жалея раздавал земли с населявшими их крестьянами в частные руки. Так заставляли его поступать безденежье и необходимость оплачивать службу своих сподвижников. Раздача в особенности коснулась дворцовых сел и волостей.
Остальные социальные группы, кроме духовенства, должны были платить новый налог – подушную подать – и назывались податными сословиями. Из разных категорий крестьян, не находившихся в крепостной зависимости от помещиков или церкви (черносошные крестьяне Севера, нерусские народности и т. п.), была сформирована новая единая категория государственных крестьян – лично свободных, но плативших оброк государству. Они могли владеть собственностью, выступать в суде в качестве одной из сторон, выбирать представителей в сословные органы и т. п., но были ограничены в передвижении и могли быть переведены царем в разряд крепостных.
Таким образом, был включен социальный лифт, позволявший с самых низов выбиться во дворянство. Иначе говоря, русские мещане могли становиться дворянами совершенно официально и при этом не выглядеть неотесанной деревенщиной[191]. В итоге весь военный и гражданский (высшая часть) управленческий аппарат принадлежал к одному сословию – дворянству, так что российская бюрократия была не только патримониальной, но и сословной. Каждый чиновник должен был сам для себя решать, что для него главнее – интересы службы, т. е. государства, или сословия (в марксистской терминологии – класса).
С помощью этой огромной бюрократической машины Петру удалось соорудить вполне боеспособную армию.
Указом от 20 февраля 1705 года «О наборе рекрут, с 20 дворов по человеку, от 15 до 20 лет возраста, с приложением статей, каковы даны стольникам о сем наборе»[192] было обеспечено практически неограниченное пополнение личного состава армии. В итоге к 1708 году вместо примерно 40 тысяч солдат армия России составляла 113 тысяч. До 1725 года произвели 53 рекрутских набора и привлекли на службу более 284 тысяч человек[193].
Наряду с традиционной рентной экономикой, главным ресурсом которой была земля, удалось создать и промышленность. Не без участия иностранных специалистов, конечно, равно как и не без обучения русских за рубежом. Прежде всего строились мануфактуры для шитья военной формы и, как тогда говорили, железоделательные заводы для производства оружия. Число фабрик и заводов в конце царствования Петра 1 составляло 233[194]. К концу правления Петра Россия вышла на третье место в Европе по производству черных металлов, а к середине века – на первое.
Была проведена денежная реформа, в которой, кроме прочего, было уменьшение серебра и меди в монетах.
Казна пополнялась за счет нововведенных косвенных налогов и государственных монополий на соль, алкоголь, табак и т. п. Была даже проведена перепись населения в 1718 году, по итогам которой в 1724 году и ввели подушную подать.
Что касается указа Петра I «О порядке наследования в движимых и недвижимых имуществах» от 23 марта 1714 года, то для начала следует оговориться, что в исторической, да и в правовой литературе этот документ чаще называют Указ о единонаследии, хотя этот важнейший правовой акт не касается наследования трона.
В чем же значимость указа?
Первое. Указ гласит: «Понеже разделением имений после отцов детям недвижимых великой есть вред в государстве нашем, как интересам государственным, так и подданным и самим фамилиям падение», а потому «недвижимых вещей, т. е. родовых, выслуженных и купленных вотчин и поместий также и дворов не продавать, и не закладывать, но обращаться оным в род»[195]. Иначе говоря, по наследству имения должны переходить одному-единственному наследнику, поскольку деление (дробление) имений, по мнению Петра, было вредно для семьи и государства, ибо мелкие дворяне, «имея свой даровой хлеб, хотя и малый, ни в какую пользу государства без принуждения служить не будут, но ищет всякий уклоняться и жить в праздности».
Второе. Завершилось юридическое и экономическое слияние режимов поместий и вотчин. Петром было осуществлено единое регулирование этих объектов, которые в указе впервые называются одним термином – недвижимым имуществом (наряду с поместьями и вотчинами упоминаются дворы и лавки).
Анализируя указ от 23 марта 1714 года, Г. Ф. Шершеневич писал: «Раздел наследства представлялся в глазах императора чрезвычайно вредным: раздробление имений уменьшает их экономическую ценность и отягощает крестьян, а вследствие того страдает правильное поступление податей, знатные фамилии беднеют и теряют свое значение, а наследники уклоняются от государственной службы. Слив вотчины и поместья в одно понятие недвижимых имуществ, Петр I установил необходимое единонаследие. Если наследодатель не назначал сам наследника из своих сыновей, то имущество переходило к старшему из них. Таким образом, завещательное право, успевшее значительно развиться, возвратилось к исходному пункту – свобода завещателя состояла только в выборе члена семьи: завещания в пользу посторонних лиц не допускались»[196].
Царствование Петра ознаменовалось появлением также нового вида земельного владения. В 1721 году последовал указ, разрешавший «для размножения… заводов как шляхетству, так и купецким людям к тем заводам деревни покупать невозбранно, с позволения Берг – и Мануфактур-коллегии, токмо под такою кондициею, дабы те деревни всегда были уже при тех заводах неотлучно. И для того как шляхетству, так и купечеству тех деревень особо без заводов отнюдь никому не продавать и не закладывать, и никакими вымыслы ни за кем не крепить, и на выкуп таких деревень никому не отдавать, разве кто похочет для необходимых своих нужд те деревни и с теми заводы продать, то таким продавать с позволения Берг – и Мануфактур-коллегии»[197].
Исходя из сугубо рационалистических представлений о государственной пользе, Петр пошел против нараставшей весь XVI век тенденции к исключительному праву дворян владеть землей и поголовному закрепощению за ними крестьян. Появились так называемые приписные крестьяне, быт которых сочетал в себе признаки быта заводских рабочих и крестьян, трудившихся на своих участках. По своему менталитету эти люди заметно отличались от крепостных крестьян, работающих на земле.
Наибольшее распространение это явление получило в Московской губернии, занимавшей тогда весь центр страны, и на Урале. В Северном Приуралье закон 1721 года привел даже к полному исчезновению черных крестьян в этой исконно свободной крестьянской местности[198].
Теперь о наследовании престола. Император понимал значимость и необходимость определенности престолонаследия для государства. Это, как говорится, объективная сторона вопроса. Субъективная составляющая была более сложная и мучительная для Петра. С сыном Алексеем у него были разные взгляды на жизнь; более того, Алексей сбегает от отца за границу, откуда его обманом возвращают и обвиняют в государственной измене. Естественно, отец был в курсе допросов, пыток и страшного приговора – смертной казни, до которой Алексей не дожил (умер в 1718 году).
3 февраля 1718 года, еще до смерти Алексея, Петр I издает манифест «Об отрешении от наследия Его Царского Величества перворожденного сына Царевича Алексея Петровича», в котором наследником назначает своего малолетнего сына Петра и объявляет изменниками всех, кто этому манифесту не подчинится: «Всех же тех, кто сему нашему изволению в которое-нибудь время противны будут и сына нашего Алексея от ныне за наследника почитать и ему в том вспомогать станут и дерзнут, изменниками нам и отечеству объявляем…»[199]. Устав от 5 февраля 1722 года «О наследии престола» (в дальнейшем именовался Указ о престолонаследии), который, как следует из названия, посвящен передаче престола, со ссылкой на Указ о единонаследии от 23 марта 1714 года, говорит о возможности выбора наследника императором.
Петр I основал Балтийский флот. В 1703 году построили форт Кронштадт и первый парусный фрегат «Штандарт». Сначала офицеры ездили учиться в Англию, Голландию и Венецию, а в 1715 году учредили петербургскую Морскую академию.
Модернизированная армия и геополитическая обстановка в Европе позволили Петру перенаправить территориальную экспансию на запад.
В конечном счете ему удалось выиграть Северную войну со Швецией (1700–1721) и получить Эстляндию, Лифляндию, Ингерманландию, часть Карелии, острова Эзель и Даго, а вместе с ними и выход к Балтийскому морю. Ништадтский мирный договор между Шведским королевством и пока еще Русским царством закрепил успехи Петра.
Впрочем, продолжалась и экспансия на восток. В 1716 году на месте слияния Иртыша и Оби русские основали Омск, а выше по течению Иртыша – Усть-Каменогорск, Семипалатинск и другие крепости. К России была присоединена Камчатка.
Более 300 лет назад, 2 ноября 1721 года, Сенат и Священный Синод поднесли государю прошение с просьбой принять «титул (Отца Отечествия, Императора Всероссийского, Петра Великого), как обыкновенно от Римского Сената за знатные дела императоров их такие титулы публично им в дар приношены и на статуах для памяти в вечные годы подписываны»[200]. Так была провозглашена Российская империя.
В 1723–1724 годах Петр все больше страдал от целого ряда урологических заболеваний, приступы то наступали, то ему становилось легче. Осенью 1724 года Петр участвовал в спасении солдат, находящихся в боте, севшем на мель. Он провел в холодной воде несколько часов, что, конечно же, ухудшило его самочувствие.
В мае 1724 года император короновал свою жену Екатерину в качестве императрицы. Процедура происходила в Успенском соборе, коронование проводили епископ Феофан Прокопович и непосредственно Петр. Многие историки полагают, что именно этот акт стал главным поводом для призвания на престол Екатерины после смерти Петра I.
Это событие, как, впрочем, и другие, менее достойные, было широко отмечено. Однако в 1720-е годы Петр Алексеевич все тяжелее отходил от празднований, мог несколько дней не вставать с постели. Кроме болезни и последствий многодневных гулянок император стал еще более подозрительным и периодически впадал в ярость. Наиболее яркий пример связан с руководителем канцелярии императрицы Виллимом Монсом. Монса обвинили в измене, пытали, а затем, несмотря на увещевания императрицы, в присутствии Петра казнили.
27 января 1725 года Петр I подписал широкомасштабную амнистию. В ночь с 27 на 28 января (8 февраля) Петр Алексеевич Романов скончался. Существует версия, что он начал писать завещание, но, кроме слов «отдайте все», не смог ничего написать. Впрочем, ряд историков опровергают эту версию.
Как бы то ни было, отсутствие назначенного Петром I наследника запустило в России новую эпоху – эпоху дворцовых переворотов.
Петр Алексеевич Романов похоронен в Петропавловском соборе Петропавловской крепости.
Считается, что главная заслуга Петра I в том, что он своей неуемной деятельностью «прорубил окно в Европу». Думается, точнее было бы сказать, что он прокопал канал между двумя цивилизационными руслами – европейским и российским. И по этому каналу в Россию пошла культурная экспансия Европы. Более красиво и даже поэтично выразился В. О. Ключевский, сравнивая жизнедеятельность Петра I «с бурной весенней грозой, которая, ломая вековые деревья, освежает воздух и своим ливнем помогает восходам нового посева»[201].
3Заключение к четвертой главе
Личность Петра I, сумевшего поднять на дыбы архаичную сонную Русь, всегда вызывала острый интерес.
Первое, на что обычно обращают внимание, – это сумасбродный характер царя. Официальные, религиозные и иные празднества нередко сопровождались многодневными попойками, в которых принимали участие все крупнейшие деятели государства. Ничего подобного не было при его преемниках, не говоря уже о предшественниках, исключая, пожалуй, опричный двор Ивана Грозного, где пьянство нередко предшествовало кровавым выходкам.
С одной стороны, непотребство во время церковных празднеств было нацелено на снижение авторитета и святости церкви, которую Петр подозревал в стремлении во всем подменить государство. С другой стороны, это была дань известным традициям русской дохристианской культуры. Наконец, это признак не особенно высокого уровня бытовой культуры того времени. Однако многодневные массовые попойки имели и специфический контекст.
Сам царь редко напивался, что называется, в стельку, но от остальных требовал не манкировать горячительными напитками, при этом ставя охрану на выходе с приказом никого не выпускать: «…Гостей он заставляет напиваться до того, что они ничего не видят и не слышат, и тут царь принимается с ними болтать, стараясь выведать, что у каждого на уме. Ссоры и брань между пьяными тоже по сердцу царю, так как из их взаимных укоров ему открываются их воровство, мошенничество, хитрости»[202]. Скорее всего, это был своеобразный способ контроля над своими подданными. Неслучайно царем был построен институт фискальства, и повальное доносительство при нем процветало. Петр I был убежден, что во имя государственных целей можно пренебречь многими моральными нормами. Это простым смертным необходимо следовать религиозным заповедям и подставлять обидчику вторую щеку, «а властителем весьма инако, ибо должны всегда мстить и возвращать обиженное от неприятеля своему отечеству»[203].
При всем при том Петр отнюдь не был атеистом. Его антицерковная политика никогда не становилась антирелигиозной. При всей склонности Петра к шутовству на религиозной почве он отнюдь не пренебрегал обязанностями православного христианина.
Однако вера его была не мистической, а вполне себе рациональной. Его конструкция мира выглядела примерно так: Бог создал мир, а в нем – Россию, он передал ее царю под полную ответственность и в безраздельное владение и вмешиваться в ход событий больше не намерен. Так что служение Отечеству было для Петра служением Богу.
Отечество в определенном смысле и было для него Богом. Таким образом, «Российское самодержавие является фактически политическим строем, в основе которого лежит вотчинный принцип управления»[204]. Так сказать, матрешка вотчинной монархии, вставленная в матрешку государственности. Государство из собственности монарха стало для него высшей сущностью.
Государство же со времен Смуты понималось как территориально-популяционное единство, и взаимоотношения царя с подданными заметно отличались от отношений вотчинника со своими холопами. Обязанности монарха перед подданными были наиболее четко изложены Петром в манифесте «О вызове иностранцев в Россию, с обещанием им свободы вероисповедания» от 16 апреля 1702 года: «Довольно известно во всех землях, которые Всевышний Нашему управлению подчинил, что со вступления Нашего на сей престол, все старания и намерения Наши клонились к тому, как бы сим Государством управлять таким образом, чтобы все Наши подданные, попечением Нашим о всеобщем благе, более и более приходили в лучшее и благополучнейшее состояние; на сей конец Мы весьма старались сохранить внутреннее спокойствие, защитить Государство от внешнего нападения и всячески улучшить и распространить торговлю. Для сей же цели Мы побуждены были в самом правлении учинить некоторые нужные и к благу земли Нашей служащие перемены, дабы Наши подданные могли тем более и удобнее научаться, поныне им неизвестным познаниям, и тем искуснее становиться во всех торговых делах»[205].
Будучи до мозга костей технократом, Петр вызывал в основном иностранцев, владевших каким-либо ремеслом или обладавших познаниями прежде всего в естественных и инженерных науках.
Начиналось все с забавных казусов вроде лишения бороды всех, кроме священнослужителей, обязывания дворян и горожан носить европейское платье, которое в России не шили и не продавали, внедрения кофе, картофеля, а затем благородных европейских манер и т. п. Вместе с тем на более глубоком уровне осваивались достижения естественных и инженерных наук, а также некоторые передовые технологии. В 1724 году Петр I утвердил устав Академии наук, которая открылась уже после его смерти, в 1725 году. При нем также был открыт первый в России музей – Кунсткамера.
Стали появляться светские учебные заведения, была основана первая русская газета, возникли переводы многих книг на русский язык. Произошли изменения в русском языке, в который вошли несколько тысяч новых слов, в основном военного и технического характера, заимствованных из европейских языков.
Как уже отмечалось, Петр был знаком с некоторыми достижениями европейской гуманитарной мысли, однако приглашать в Россию ученых-гуманитариев не считал нужным, не видя в этом утилитарного смысла. Поэтому русская философия, история и юриспруденция при нем в стране не зародились. В то же время если в наборе сфер правовой деятельности отсутствуют правовая наука и правовое образование, такой набор правом назвать очень сложно хотя бы потому, что без них система деятельности неспособна к воспроизводству.
Для онтологического правопонимания отсутствие права при наличии законодательства и судебной системы может показаться нонсенсом, однако Петр этим вопросом не интересовался. Да и необходимости в развитии юридической науки тогда не было: частная собственность по-прежнему отсутствовала, а высшим законом для подданных была воля самодержца.
Самодержец, будучи единственным законодателем[206], мог сообщить принимаемым им указам только ту легитимность, которой обладал он сам, т. е. традицию (наследование титула) и харизму. Защищенность принимаемых им нормативных актов по отношению к последующим за ним императорам и даже к нему самому практически отсутствовала – ничто не могло помешать отменить или изменить их.
Очевидно, что законы, принятые хотя бы формально представителями населения, защищены гораздо лучше, и изменить их намного сложнее. Неслучайно время жизни Судебников и Уложения, принятых Соборами, было достаточно велико. Неграмотность подавляющей части населения, зависимость от хозяев, ближайших начальников, а также недостаточная легитимность законов Российской империи в глазах населения были одними из причин необязательности их исполнения.
Например, указы Петра об обязательности обучения городского населения наряду с дворянством и духовенством были преданы забвению его последователями – просвещение народа к числу своих приоритетов они относили отнюдь не всегда. Большинство цифирных школ, где, например, купеческие дети могли наконец-то выучить арифметику, без которой их отцы загадочным образом обходились, после его смерти закрылись[207].
Наиболее известный пример отмены указа Петра I его последователями – история с Указом о престолонаследовании, согласно которому император вправе сам назначить себе любого наследника, даже не члена императорской семьи. Единственное, что там оговаривается, – наследник должен быть официально объявлен при жизни государя. Именно этот нормативный акт стал триггером череды дворцовых переворотов в Российской империи XVIII века. Он был отменен императором Павлом I, ставшим последней жертвой этой нездоровой практики.
Еще одной особенностью личности Петра I, на которую обычно обращают внимание, была абсолютно нетипичная для государя манера общения с подданными, которую иногда ошибочно принимают за демократизм. Имеется в виду его неприхотливость в быту, нелюбовь ко многим традиционным формам почитания самодержца, работа плотником или кузнецом под руководством обычного мастерового, за которую он получал плату и тратил ее на приобретение нужных вещей – например, башмаков и т. д. и т. п.
Как отмечали современники, «царь, находясь при своей армии, до сих пор не является ее начальником, он состоит только капитаном бомбардирской роты и несет все обязанности этого звания. Это, вероятно, делается с целью подать пример высшему дворянству, чтобы и оно трудом домогалось знакомства с военным делом, не воображая, как, по-видимому, воображало себе прежде, что можно родиться полководцем, как родишься дворянином или князем»[208].
По сути, такое поведение царя было способом воспитания служилых людей в убеждении, что достичь высоких чинов и наград можно только успехами на своем поприще, а не за счет знатного происхождения или раболепия перед начальством. Иначе говоря, своим каждодневным трудом Петр показывал подданным пример, как нужно служить ему, российскому самодержцу. Неслучайно однажды он произнес тост, так хорошо запомнившийся очевидцу: «Здравствуй тот, кто любит Бога, меня и Отечество!»[209].
А вот вмешательство в свою «службу» самодержца он не терпел не только со стороны церкви, но даже со стороны наследника. Что уж говорить о прочих подданных: царь сам решал, что для них полезно, а что нет, что хорошо, а что плохо.
Наметившаяся было в XVI веке обратная связь между государем и подданными, сулившая возможность превращения вотчинной монархии в монархию европейского типа, окончательно сошла на нет.
Круг обязанностей императора по «служению» народу определялся самим монархом и варьировался по его усмотрению, не будучи закрепленным в законодательстве. Все еще сказывалось типичное для вотчинной монархии отождествление личности царя с государством. В воинской присяге, утвержденной при Петре, нет понятия России, Отечества, земли, а есть только понятие «царя-государя», а само государство упоминается как «Его царского величества государство и земли». Этих слов нет даже в присяге служащих, включенной в Генеральный регламент. Присяга давалась «своему природному и истинному царю и государю, всепресветлейшему и державнейшему Петру Первому, царю и Всероссийскому самодержцу и прочая, и прочая, и прочая»[210].
Так что никаких иных субъектов политики, кроме царя, не существовало, и никакой демократии.
Бурная реформаторская деятельность Петра I неоднозначно воспринималась его современниками и служила предметом ожесточенных споров среди историков XIX века. Не ввязываясь в противостояние тех, кто считал Петра великим основателем европейской России, и тех, кто называл его антихристом, отметим лишь важные для последующего изложения последствия его правления.
Конечно, никакого полицейского государства, понимаемого в доктрине Джона Локка, Томаса Гоббса и др. как государство общего благоденствия, построено не было. Никаких «благих законов» никто и не собирался принимать, равно как учреждать независимые суды и интересоваться мнением подведомственного населения о государственной политике[211]. Наоборот, имело место злостное «людодерство», на которое население порой отвечало восстаниями[212].
На деле была сконструирована мегамашина Российской империи. Указы, принятые Петром I в сфере государственного строительства, больше походили на инструкции, нежели на законы. В них подробно указывалось не только что надо делать, но и как, и даже как при этом выглядеть[213]. Зато понятийный аппарат отсутствовал, а о юридической технике никто и не слышал.
Целью или миссией мегамашины, кроме традиционной территориальной экспансии, было обретение Россией достойного места в европейской цивилизации[214]. За годы правления Петра страна, безусловно, стала важным фактором европейской геополитики. Однако далеко не все соотечественники вдохновились этой миссией, а институционализировать этот импульс развития Петр не сумел. Инструмент такого превращения новых отношений в институции – право как полноценная система деятельности – на тот момент в России отсутствовал.
В результате Россия оказалась поделенной надвое. Две разные страны, две разные культуры – европейская и традиционная – непримиримо противостояли друг другу. В одной России открывались академии, а в другой народ считал «чтение грамоты между смертными грехами»[215]. Причем к последним относились не только крестьяне, но и темная масса помещиков, безвылазно сидевших в своих поместьях и составлявших большинство российского дворянства.
Еще одним социокультурным результатом деятельности Петра стало появление нового типа служилых людей, или бюрократов, для которых служение Отечеству, России стало важнейшим элементом их мировоззрения. «Табель о рангах» запустила социальный лифт, позволявший незнатным людям оказаться на вершине бюрократической лестницы. Однако полностью сменить управляющее сословие Петр не успел. «Птенцы гнезда Петрова», ставшие дворянами за счет достижения высоких чинов, составляли лишь незначительную часть потомственного дворянства. После его смерти принцип «чины – по заслугам и способностям» стал подвергаться эрозии. Пропасть между теми, кто готов был «положить живот свой за Отечество», и теми, кто по-прежнему видел в службе способ достижения личных или дворянско-корпоративных интересов, постоянно расширялась.