[386]. Нередко китайские власти вводили в отношении российских торговцев своего рода «экономические санкции» по политическим причинам, и монголы были вынуждены вести себя соответственно. Так, Степан Писарев, канцелярист при посольстве С. Рагузинского, упоминает, что монгольские власти Урги запретили русским купцам вести торговлю, пока не будет решен вопрос между двумя империями о перебежчиках[387]. Отсутствие в Монголии развитой торговли подчеркивалось даже неимением механизма взимания торговых сборов и пошлин в монгольских землях: первые такие сборы российские путешественники уплачивали в Калгане[388] — непосредственно на границе с китайскими владениями[389].
Сама торговля, как отмечают путешественники, в Монголии не была развитой, имея в большей степени характер натурального обмена. Монголы предлагали иностранным контрагентам (поначалу лишь китайцам и русским) скот, шкуры диких животных, овчины, кожу, молочные продукты, грибы и проч. Сами же они старались приобрести взамен товары русского и китайского производства: мануфактуру, зерно, водку, табак, плиточный чай и проч.[390] Однако многие из предлагавшихся ими товаров требовались китайским торговцам, тогда как российские регионы, пограничные с Монголией и сами были богаты таковыми[391]. Если же монголы привозили свои товары (мясо, дичь, масло и проч.) в пограничные китайские районы, то местные торговцы тут же старались их скупить у «степных простаков» как можно дешевле, чтобы потом втридорога продать соотечественникам[392].
Для европейцев, побывавших в Монголии, большой экзотикой являлся кирпичный чай, который они характеризовали как основное платежное средство. Согласно же российским путешественникам, кирпичным чаем, как эквивалентом денег, расплачивались лишь в Урге, причем не только оплачивали товары, но и выдавали жалованье солдатам. Некоторые «дельцы» даже утверждали, что этот хорошо сохраняющийся продукт является более надежным помещением денег, чем стада скота, поскольку животные подвержены голоду, болезням и старению[393]. Неудивительно, что монголы зачастую даже затруднялись определить стоимость своих товаров в денежной форме: как писала А. В. Потанина, «в Монголии не говорят „бык стоит столько-то рублей“, а говорят „бык стоит десять или двенадцать кирпичей чая“ или „столько-то кусков нанки“ и так далее»[394].
Анализ сообщений путешественников дает основание полагать, что развитие товарно-денежных отношений в Монголии могло искусственно запрещаться китайскими властями все с той же целью — изоляцией монголов от внешних контактов.
Таможенные пошлины в XVIII — первой половине XIX в. маньчжуры сохраняли за собой, что также полностью вписывалось в систему контроля и ограничения контактов монголов с иностранцами — в том числе и в торговой сфере. Безусловно, монгольским подданным империи Цин это было крайне невыгодно, и они старались использовать любую возможность, чтобы обходить такие запреты. Например, Е. Ф. Тимковский сообщает, что как только сопровождаемая им миссия пересекла границу, монгольские «пограничники» тут же попытались организовать торговлю с ее представителями и продать лошадей; аналогичные попытки предпринимали также один тайджи и один «монгольский помещик», через владения которых проезжала миссия[395]. Его коллега, Михаил Васильевич Ладыженский, сопровождавший очередную духовную миссию в Пекин в 1830–1831 гг., сообщает, что один из монгольских князей получал необходимые ему русские товары через ламу, жившего на границе[396].
Ситуация стала существенно меняться во второй половине XIX в., когда деловые отношения в стране стали активно развиваться из-за того, что контроль Цинской империи над Северной Монголией существенно ослаб — как, соответственно, и ограничения в отношении торговли монголов с иностранцами. Ряд городов и местностей на территории Монголии стали настоящими центрами международной торговли. По воспоминаниям М. И. Боголепова и М. Н. Соболева, посетивших Монголию в составе торговой экспедиции в 1910 г., в определенные периоды торговая активность так возрастала, что численность населения в городе на это время увеличивалась вдвое за счет приезжих торговцев, окружающих его своими юртами. При этом предметом торговли становились не только произведенные или привезенные товары, но даже и довольно специфические объекты: так, приезжие «торговцы» собирали в степи аргал и продавали его жителям города, которые в другое время сами его собирали; также в это время возрастало число женщин-монголок, торговавших собой, т. е. занимавшихся проституцией[397].
Особенности правового регулирования экономических отношений в империи Цин в этот период по-прежнему в значительной степени ограничивали свободу купли-продажи[398]. Так, монголы не принимали от российских торговцев и путешественников в качестве оплаты русские серебряные рубли (не говоря уж о бумажных деньгах), а китайцы готовы были их брать, но только в обмен на товары, а не на местные слитки серебра[399]. В результате для покупки лошадей или припасов у монголов членам российских научных и разведочных миссий приходилось покупать у китайцев товары (чаще всего все тот же плиточный чай) и уже их обменивать на необходимые им товары монголов. В отдельных хошунах могли быть установлены и дополнительные ограничения: например, как вспоминал штабс-капитан П. Д. Орлов, в одном из хошунов местный правитель по неизвестной причине запретил своим подданным продавать верблюдов, и они, несмотря на предложение щедрой цены, не осмелились нарушить запрет[400].
По сообщению иностранцев, которые, как уже отмечалось, в гораздо большем количестве стали посещать Монголию во второй половине XIX в., ассортимент товаров, предлагавшихся местными жителями иностранным торговцам, практически не изменился: это по-прежнему были продукты животноводства и охоты[401]. При этом не только в конце XIX, но и в начале XX в., несмотря на появление в Монголии, наряду с китайскими, также российских, американских, немецких и японских компаний (активизация которых имеет место как раз на рубеже XIX–XX вв.[402]) и, соответственно, усложнения форм расчетов, для монголов привычной все так же оставалась меновая торговля[403]. Денежные расчеты по-прежнему не получали значительного распространения среди монголов. Как отмечал В. Ф. Ладыгин, монголы расплачивались с иностранцами серебром только «по нужде»[404]. Джулиус М. Прайс, побывавший в Монголии в 1891 г., отмечал, что единственными эквивалентами платежных средств в Северной Монголии были шелк и плиточный чай, причем в пересчете не на китайские, а на российские деньги — например, брикет плиточного чая (16 × 8 дюймов) стоил 60 коп., т. е. 1 шиллинг и 6 пенсов и при необходимости мог делиться на более мелкие части стоимостью 6–10 коп.[405] Именно поэтому проваливались попытки открытия в Монголии даже на рубеже XIX и XX в. разного рода фирм и банковских учреждений: местные жители не были заинтересованы в банковских операциях, поскольку не пользовались деньгами[406].
Отпугивала иностранных торговцев и неопределенность в сборе торговых пошлин с ввозимых и вывозимых товаров. Так, Адам Павлович Беннигсен, посетивший Монголию в 1909–1910 гг., описал случай с вывозом из Монголии одним русским торговцем беличьих шкурок: согласно правилам, каждая шкурка облагалась определенной пошлиной, а каждый беличий хвост отдельно, про шкурки же вместе с хвостами правила не было. В результате торговцу пришлось отрезать хвосты от шкурок, оплатить сбор за оба вида товара, а затем… пришить хвосты обратно[407]!
Тем не менее к началу XX в. в Монголии достаточно активно действовал целый ряд российских фирм, занимавшийся скупкой шерсти и других местных товаров[408]. Стараясь противодействовать российской экономической экспансии, маньчжурские власти периодически издавали запреты о продаже монголам российских товаров, чтобы поддержать собственных торговцев в их экспорте, в том числе в Россию и западные страны[409].
Путешественники обращали внимание на богатые природные ресурсы Монголии, отмечая при этом, что ни монгольские, ни китайские власти не создавали условия для развития добывающей промышленности. Несмотря на большие залежи золота и серебра, их начали добывать в небольшом количестве лишь к концу XIX в.[410] До этого же времени китайцы незаконно вели добычу золота в Монголии. Они получали необходимые продукты питания, топливо и прочее путем грабежа проживавших по соседству монголов, что заставляло местных князей порой принимать решительные меры и задействовать свои войска против китайских грабителей, жестоко карая их[411]