Система управления в Каратегине также стала строиться по аналогии с бухарской: каждые 80–140 селений («бекство») подчинялись наместнику — миру из числа родственников правителя (аналог бухарского бека), а каждые 6–10 селений («дог») — мир-гозору (аналог амлякдара). Существенно было усилено влияние мусульманского права: во владении каждого мира появилось по судье-казию и по два муфтия — знатока права; кроме того, в каждом «бекстве» был введен институт раиса — чиновника, надзиравшего за соблюдением предписаний шариата местным населением [Арендаренко, 1878, с. 127–129][127]. В частности, женщинам было предписано закрывать лицо, что раньше в этом регионе не практиковалось, и женщины не только ходили с открытыми лицами, но и выходили замуж по собственному желанию и принимали участие в народных праздниках и т. д. [Абрамов, 1870, с. 108; Регель, 1882, с. 139]. Также они участвовали в принятии решений наравне с мужем, поскольку в Дарвазе и Каратегине, в отличие от бухарских владений, была распространена практика создания отдельных семей, а не патриархальных родов — это объяснялось небольшим количеством пахотной земли, достаточной для небольших семейств [Минаев, 1879, с. 197]. С установлением власти Бухарского эмирата свобода женщин была существенно урезана, а также стала практиковаться выдача замуж девочек в возрасте даже 3–7 лет (которых мужья увозили к себе «на воспитание» до совершеннолетия), о чем упоминает, в частности, Б. Л. Громбчевский, побывавший в Дарвазе в 1889 г. [Громбчевский, 2017, с. 69] (см. также: [Акрамов, 1974, с. 55]).
Все эти меры привели к тому, что когда в конце 1870-х годов Каратегин был включен в состав Бухарского эмирата, в нем не понадобилось проводить радикальных правовых преобразований в связи с изменением статуса региона.
Причиной утраты Каратегином независимости стала непродуманная политика Мухаммад-Рахим-шаха в отношении России. Во время антироссийского восстания в Кокандском ханстве он поддержал хана Насреддина, а затем предъявил претензии на некоторые кокандские территории, к этому времени уже вошедшие в состав Туркестанского края. И хотя поначалу, в сентябре 1876 г., командующий российскими войсками М. Д. Скобелев заключил договор о разграничении владений между Ферганой и Каратегином, тем самым юридически признавая самостоятельность владений Мухаммад-Рахима (см.: [Бартольд, 1965б, с. 446]), вскоре он обратился к К. П. фон Кауфману, предлагая занять Каратегин и передать его под власть бухарского эмира — подобно тому, как в 1870 г. К. А. Абрамов поступил с Гиссаром и Шахрисябзом. Однако генерал-губернатор отклонил предложение и обратился к бухарскому эмиру Музаффару, чтобы тот приказал шаху не поддерживать кокандских мятежников. По мнению российского военного историка М. А. Терентьева, Кауфман тем самым фактически признал Каратегин вассальным владением Бухары, и этот шаг стал сигналом для эмира: в том же году он сместил Мухаммад-Рахима, столь недружественно державшего себя по отношению к России[128], и поставил новым шахом его родича Мухаммад-Саида, которого годом позже, в 1877 г., задержал в Бухаре и объявил Каратегин частью эмирата [Ошанин, 1881, с. 52; Терентьев, 1906, с. 418–419].
Узнав о событиях в соседнем владении, дарвазский шах Сирадж ад-Дин, опасаясь, что его государство постигнет та же судьба, решился на разрыв с Бухарой: он отказался признавать себя вассалом эмира и перестал присылать тортук. Против него немедленно был направлен Худай-Назар-бек, бухарский наместник Каратегина, который в 1878 г. присоединил к эмирату также и Дарваз [Арендаренко, 1974, с. 95; Кузнецов, 1893, с. 5; Ошанин, 1881, с. 52] (см. также: [Кисляков, 1941, с. 144–145])[129].
Казалось бы, с утратой независимости на оба владения должны были в полной мере распространиться бухарские принципы управления и права. Однако российские исследователи отмечают, что ситуация складывалась совершенно иначе. Многие из них специально оговаривают, что Дарваз и Каратегин, население которых практически полностью было таджикским, за годы подчинения эмирату так и не «обухарились» в отличие даже от соседних бекств Восточной Бухары — Куляба и Гиссара с более смешанным населением [Васильев, 1888, с. 15; Кузнецов, 1893, с. 61; Логофет, 1913, с. 334; Ошанин, 1881, с. 45; Снесарев, 1906, с. 46]. Особенности политических, правовых и экономических традиций Дарваза и Каратегина продолжали учитываться бухарскими властями даже десятилетия спустя после вхождения их в состав эмирата.
Стремясь не допустить отпадения своих «национальных окраин», бухарские власти старались создать для местного населения различные льготы и послабления — несмотря на то что в целом, конечно, режим управления в них мало отличался от существовавшего в других бухарских бекствах. Так, бухарские власти не стали менять административно-территориальное деление Дарваза [Громбчевский, 2017, с. 72]. А первый бек-наместник Каратегина Худай-Назар сам был таджиком по происхождению и имел много родственников в этом владении (см.: [Кисляков, 1941, с. 149])[130]. Затем, убедившись в том, что население обоих владений не собирается восставать против Бухары, эмир стал назначать беками узбеков и персов. Учитывая политические и национальные особенности Дарваза и Каратегина, эмиры наделяли местных беков более широкими полномочиями, чем в западных областях эмирата, что фактически делало их равными прежним наследственным правителям — шахам[131]. Впрочем, интересы центральных властей от этого не страдали: как мы помним, в обязанности наместников перед Бухарой входила лишь полная и своевременная отправка налогов в столицу [Логофет, 1913, с. 391; Снесарев, 1906, с. 72].
Наместники, в свою очередь, назначали амлякдарами своих родственников и наиболее близких сподвижников. И хотя, как уже отмечалось, такая система не очень отличалась от введенной в Каратегине в период ее вассалитета (фактически изменилось только название этих региональных правителей — с «мир» на «амлякдар»), особенности местного административно-территориального деления практически не учитывались: количество амлякдарств зависело от числа тех, кого тот или иной бек намеревался наградить [Снесарев, 1906, с. 72]. Так, по сведениям Г. А. Арендаренко в начале 1880-х годов в Дарвазе было 6 амлякдарств, а в Каратегине — 7; капитан Васильев, исследовавший Каратегин в 1887 г., упоминает, что в нем было 8 амлякдарств; по данным капитана Кузнецова, проведшего рекогносцировку в Дарвазе в 1892 г., к этому времени в нем было 11 амлякдарств; Д. Н. Логофет по состоянию на 1910 г. упоминает 9 амлякдарств в Дарвазе и 8 — в Каратегине [Арендаренко, 1889, с. 448; Васильев, 1888, с. 23; Кузнецов, 1893, с. 68; Логофет, 1911а, с. 248].
Большинство амлякдаров были выходцами из Бухары, и лишь изредка на эту должность могли назначаться представители местной знати. При этом власть каждого амлякдара-таджика была гораздо слабее, чем его коллеги-бухарца, и все его действия контролировались правителем соседнего амляка. Причем если амлякдар-таджик имел довольно высокий бухарский чин — караул-беги (соответствовал русскому поручику), мирахур (капитан) или токсаба (майор), то он должен был подчиняться соседнему амлякдару-узбеку, даже если тот имел более низший чин мирза-баши, или джевачи (прапорщик) [Снесарев, 1906, с. 73].
Казии, осуществлявшие судебную власть в каждом амлякдарстве, тем не менее выбирались из числа местного населения [Кузнецов, 1893, с. 70] и далеко не всегда были лояльны бухарской власти. Так, ученый В. И. Липский, побывавший в Каратегине в 1896 г., вспоминает, как в одном из кишлаков местные жители, подстрекаемые казием, поколотили своего амлякдара [Липский, 1902, с. 264–265]. Впрочем, подобные случаи были исключением: ведь именно бухарскому влиянию казии были обязаны своей властью и доходами: они получали определенный процент от стоимости каждого иска, который разбирали, или земельной сделки, которую заверяли, а также определенные суммы — за регистрацию браков и выдачу разрешений на развод, за оформление прав на наследство [Васильев, 1888, с. 23; Громбчевский, 2017, с. 35; Кузнецов, 1893, с. 71–72].
Стремясь обеспечить преданность влиятельных представителей местной знати, эмирские власти применяли в новоприсоединенных регионах «проверенные» методы, издавна использовавшиеся в Бухарском эмирате. Так, по сообщению Б. Л. Громбчевского, влиятельный дарвазец Мир-Сайид-бек получил от эмира три селения в «танхо»[132], т. е. фактически в крепостное владение, чего раньше в Дарвазе не существовало: отныне жители этих селений должны были платить новому владетелю оброк и работать на него некоторое количество дней в году [Громбчевский, 2017, с. 69–70].
Налоги и сборы в Дарвазе и Каратегине в «бухарский» период в целом были аналогичны взимавшимся в других бекствах. Так, в Дарвазе местный бек взимал харадж в размере 1/10 части урожая и по 1 барану с каждого дома на свое содержание. В пользу эмирской казны специальные чиновники (представители бухарского кушбеги) собирали зякет со скота и товаров, которые привозили в Дарваз или провозили через область. В Каратегине в дополнение к этим налогам взималось ежегодно по 20 коп. серебром, 100 снопов топлива, 5 фунтов масла и 3 тюбетейки сыра с каждого дома [Там же, с. 35, 42].
Как видим, и в этой сфере правоотношений имелась определенная специфика. Во-первых, Каратегин считался достаточно богатым регионом с развитым хозяйством, а Дарваз относился к числу наиболее бедных в эмирате[133]. Соответственно, в Каратегине налоги взимались в денежной форме и натуральной (продуктами сельского хозяйства), в Дарвазе же они взыскивались в виде продукции тутовых деревьев — главного источника дохода населения, поскольку никакой торговли в области не велось, и другие сельскохозяйственные культуры практически не были распространены [Покотило, 1887, с. 271; 1889, с. 499; Разгонов, 1910, с. 35; Регель, 1882, с. 140; Шубинский, 1892, с. 382]