Надо сказать, что интерес Ч. Ч. Валиханова к Восточному Туркестану и политико-правовым процессам, происходившим в нем, не исчез после того, как он совершил свою миссию и подготовил материалы по ее итогам в конце 1850 — начале 1860-х годов. Уже в последние месяцы жизни, фактически устранившись от активной служебной и политической деятельности из-за проблем со здоровьем и проживая в родных кочевьях, он продолжал следить за событиями в соседнем регионе империи Цин. Об этом свидетельствуют, в частности, его письма конца 1864 — начала 1865 г. Г. А. Копаковскому (начальнику Алатавского округа, впоследствии ставшему военным губернатором Семипалатинской и Семиреченской областей, а затем и первым генерал-губернатором Степного края). В них Ч. Ч. Валиханов сообщает о появлении в восставшем регионе ходжей и отношении к ним местных жителей, об участии в восстании местных казахов и их противостоянии с местными народами монгольского происхождения. Также он вновь упоминает об активизации Англии, эмиссары которой уже, по слухам, появились в Хотане. Особо Валиханов обращает внимание на то, что для России и в первую очередь для казахского Старшего жуза, китайское правление в регионе является своего рода гарантией стабильности в отношениях казахов и населения Восточного Туркестана, в чем заинтересованы и сами цинские власти [Он же, 1985л, с. 162, 170–171, 173–175]. Впрочем, нельзя не отметить, что сведения в этих письмах, в отличие от информации, собранной в 1856–1859 гг., получены уже «через вторые руки» и содержат обобщения этой, не всегда проверенной, информации и даже слухов, доходивших до него.
Надо сказать, что материалы, собранные Ч. Ч. Валихановым (в том числе и политико-правового характера) имели большое политическое значение для формирования дальнейшей политики Российской империи в этом регионе. Целью западносибирского генерал-губернатора Г. Х. Гасфорта, направившего своего адъютанта в эту командировку, было выяснение возможностей создания «буферного государства» на границе Российской и Цинской империй, которое фактически являлось бы вассалом России [Извлечение, 1904, с. 330–331]. Однако подобный проект изначально вызвал возражение военного министра Н. О. Сухозанета [Извлечение, 1904, с. 332–333], а сведения Ч. Ч. Валиханова лишь подкрепили эту позицию: его информация подтверждала ненадежность положения ходжей в Восточном Туркестане, чуждость для местного населения проводимой ими политики. А самое главное, Ч.Ч Валиханов, тщательно проанализировав собранную информацию, пришел к выводу о малой вероятности нового серьезного антикитайского движения в регионе под предводительством ходжей [Валиханов, 1985б, с. 9]. Впрочем, как показали последующие события, он несколько заблуждался: уже в 1864 г. началось новое восстание, гораздо более масштабное, чем все предыдущие. Но сам Валиханов застал только начальный этап этих событий (что и нашло отражение в его вышеупомянутых посланиях Г. А. Колпаковскому), и сведения об очередном этапе политико-правового развития региона собирали уже другие российские разведчики (в частности, А. Н. Куропаткин, Л. Г. Корнилов), которых можно считать продолжателями дела самого Ч. Ч. Валиханова в изучении Восточного Туркестана, включая его государственность и право.
§ 2. Йэттишар (Кашгария)
По мнению исследователей, ослабление власти империи Цин в Восточном Туркестане началось в результате мусульманских восстаний 1820–1850-х годов, носивших поначалу «локальный» характер, но к 1864 г. охвативших весь регион, вследствие чего китайский контроль над ним был полностью утрачен. Власть перешла к предводителям восставших мусульман, наиболее значительным среди которых оказался Мухаммад Якуб-бек, вскоре установивший контроль практически над всем Восточным Туркестаном и создавший обширное государство Йэттишар, просуществовавшее до 1878 г. [Newby, 2005, р. 247].
Логично было бы предположить, что восставшие, боровшиеся против власти «неверной» империи Цин, полностью изменят систему управления и права. Но произошло ли это на самом деле? Ответить на этот вопрос позволяют свидетельства современников событий. Однако сведения мусульманских или китайских современников (представителей противоборствующих сторон) не могут не быть пристрастными, поэтому представляется целесообразным обратиться к сообщениям иностранных очевидцев — российских и британских дипломатов, торговцев, ученых, посетивших Восточный Туркестан в период правления Якуб-бека или сразу после падения его государства.
В описываемый период в регионе побывали несколько британских миссий, руководители и участники которых оставили записки о своих поездках (У. Джонсон, Р. Шоу, Дж. Хэйворд, Т. Форсайта, Г. Троттер, Г. Беллью). В условиях противостояния с Англией за контроль над Центральной Азией Россия не могла оставаться в стороне и предприняла шаги по установлению контактов с государством Якуб-бека. В рассматриваемый период регион посетили миссии П. Я. Рейнталя, А. В. Каульбарса, А. Н. Куропаткина (см. подробнее: [Басханов, 1990, с. 112–120; Кляшторный, Колесников, 1988, с. 54–60, 102–115]). Вскоре после падения Йэттишара консулом в Кашгаре стал Н. Ф. Петровский, а в конце XIX в. нанес визит Л. Г. Корнилов. Сведения этих авторов отражают административные и правовые реалии Восточного Туркестана во время и сразу после подавления антицинского восстания и позволяют сравнить изменения в системе управления и правового регулирования отношений в регионе.
Многие иностранные путешественники отмечали, что радикальных перемен в сфере административно-территориального устройства Якуб-бек по сравнению с эпохой правлений Цин не осуществил. В силу особенностей географического положения и политического развития в Восточном Туркестане уже в XVI–XVII в., еще при ханах из дома Чингис-хана, сложилась система «полисов» (отдельных городов с округами, каждый из которых существовал практически изолированно от остальных), и в дальнейшем ее не меняли ни ходжи, сменившие Чингизидов, ни свергнувшие их цинские власти [Forsyth, 1875, р. 31–32].
В цинский период, как уже отмечалось выше, китайские чиновники — цзян-цзюнь (вице-губернатор) и два амбаня — осуществляли лишь общий надзор за порядком в регионе и собирали налоги для императорской казны. В городах и прилегающих к ним сельских округах система управления строилась в соответствии с местными политическими традициями: округами с наиболее крупными городами в качестве центров управляли хакимы местного происхождения, утверждавшиеся цинскими властями, им подчинялись беки, возглавлявшие небольшие города, а сельскими поселениями (в русских источниках — «волостями») управляли выборные чиновники — аксакалы, диван-беги или юзбаши [Куропаткин, 1879а, с. 34; Forsyth, 1875, р. 95–97].
Эту систему в полной мере сохранил и Якуб-бек, поскольку менять традиционное управление было не в его интересах — ведь перед ним стояли более важные задачи: сформировать боеспособную армию для противостояния с Цин и добиться признания своего государства на международной арене. Более того, он доверил хакимам всю полноту власти (вплоть до ведения переговоров с иностранцами, оказывавшимися в их владениях[156]) — как делали цинские власти, хотя это и послужило причиной их изгнания из региона. Однако большинство хакимов в Йэттишаре назначались из числа андижанцев, узбеков и афганцев, пришедших вместе с Якуб-беком в Восточный Туркестан [Куропаткин, 1879а, с. 46; Hayward, 1870, р. 76]. Не имея прочных связей с местным населением, они могли осуществлять властные полномочия лишь благодаря поддержке правителя. Представителей местной элиты среди хакимов было очень мало[157]. Однако на уровне беков, аксакалов и юзбаши власть по-прежнему принадлежала местным уроженцам.
После падения государства Якуб-бека цинская администрация сохранила мусульманские институты управления [Куропаткин, 1879а, с. 216]. Изменения в устройстве региона начались лишь в 1880-е годы, после чего китайский контроль над регионом был полностью восстановлен. У нового главы региона — сюй-фу (гражданский губернатор) появилось четыре даотая, каждый из которых контролировал несколько округов, в свою очередь разделенных на уезды — уже в соответствии с административной системой империи Цин [Корнилов, 1903, с. 249–264]. Имперские власти постепенно отодвигали от управления округами энергичных хакимов и беков, заменяя их либо своими преданными сторонниками, либо даже китайскими чиновниками [Петровский, 1886, с. 12–15]. С одной стороны, это можно объяснить тем, что китайцы сделали выводы по итогам восстания, но с другой — замена местных администраторов китайскими являлась необходимостью: большинство представителей администрации Восточного Туркестана в свое время поддержали Якуб-бека, а после разгрома Йэттишара бежали в пределы России [Петровский, 2010, с. 200].
Как и китайские власти, Якуб-бек был заинтересован в своевременном и полном получении налогов. Поэтому он сохранил налоговую систему сборщиков и практически все мусульманские налоги, которые существовали в эпоху Цин[158]. Сбором налогов занимались сборщики — серкеры и зякетчи (как правило, назначавшиеся на должности хакимами и беками из числа своих родичей или избиравшиеся местным населением) [Куропаткин, 1879а, с. 34–35]. Соответственно, со времен Цин продолжали взиматься основные мусульманские налоги — ушр (с урожая) и зякет (аналог таможенного сбора), а также поземельный танапный сбор. Но Якуб-бек ввел и новые налоги: хан-дилик (налог с владельцев домов), тари-кара (налог с наследуемого имущества после смерти наследодателя), налог на содержание регулярной армии. Существовали даже налоги для вознаграждения самих сборщиков — саман-пул (2 мешка соломы с каждого батмана) и кяфсен (денежное вознаграждение) [Там же, с. 33–34]. С местного населения также взимались продовольствие, фураж, скот и топливо для проезжающих чиновников или иностранных дипломатов. При этом нередко все бралось в количестве, в 2–3 раза превосходившем необходимость, после чего излишки продавались чиновниками самим же прежним хозяевам [Белью, 1877, с. 173; Куропаткин, 1879а, с. 41–42]. Якуб-бек обложил хараджем вакуфное имущество (т. е. освобожденные от налогов и участия в гражданском обороте земли и объекты недвижимости, доходы от которых шли на религиозные нужды), чего не делали даже «неверные» китайцы [Куропаткин, 1879а, с. 45]!