— В моей комнате есть балкон, — сухо и медленно продолжил Расмус. — В Зимнем дворце я бы не открыл двери, но тут ощущалось иначе. Словно их нужно открыть. Рядом с моей — комната Бейрама Мизила, и он тоже так подумал, потому что открыл окна после встречи с тобой и Йеденватом. Ему с Тувой Маршан было что обсудить, — он замолчал и посмотрел в глаза Печали. — Когда ты собиралась сказать мне, что сместишь отца?
Печаль замерла, словно пол под ней пропал.
— Я собиралась сказать тебе, — начала она. — Я хотела сказать…
— Не надо, — рявкнул он, и Печаль притихла.
Теперь на его щеках была краска, румянец был светлым. Его челюсть была напряжена, он сжимал зубы за стиснутыми губами. Он дышал слишком медленно. Он не злился, он был в ярости. И едва держался.
— Когда? — процедил он.
— Как только я подпишу бумаги, — прошептала Печаль.
— Нет. Когда это было решено? Потому что я помню тебя прошлой ночью. Я провел почти всю ее с тобой. Значит, после? Иначе ты сказала бы мне, да? Ты бы не пришла в мою комнату, в мою постель, не сказав, да?
Печаль опустила голову и заговорила тихо и монотонно:
— Прошлой ночью Шарон сказал мне, что это произойдет. Но до утра перед мостом это не было официальным. Йеденват вызвал меня на рассвете и проголосовал.
— И когда мы… это уже было в действии? Когда ты пришла ко мне, это уже было решено. И ты молчала, — его сиреневые глаза были холодными, смотрели на нее. — И что было прошлой ночью? Подарок на память?
Стыд и вина обжигали ее вены.
— Рас, — начала она тихо. — Ты прав. Я все испортила, стоило рассказать тебе. Поверь, я не хочу этого. Ты знаешь. Но у меня нет выбора.
— Да? Потому что, если этот юноша — твой брат, у тебя есть выбор.
— Наши отношения незаконны.
— Раньше это нам не мешало. Не должно остановить и теперь.
— Расмус…
— Хватит звать меня по имени. Я молил тебя поговорить со мной неделями. Я знал — знал — что что-то грядет, и я все время пытался понять, как найти способ для этого. Пытался найти способ не потерять тебя. Я думал, ты ощущаешь то же самое. Я думал… — он не закончил, отвернулся и пошел прочь.
— Расмус, стой, — позвал Печаль, страх сделал ее голос высоким. Все не могло так закончиться. Она не могла полностью потерять его. Он был ей нужен.
Он шел, и шок пригвоздил ее к месту. Он бросал ее. А потом он остановился и повернулся к ней.
— Что?
— Я не хочу… — она не знала, как закончить. — Ты мой лучший друг, — взмолилась она.
— Так всегда. Печаль. Этим я и был. Ты не считала меня чем-то большим. А я глупо подумал, что однажды стану. Надеялся.
Печаль не могла дышать. Она смотрела на его несчастное лицо, поняла, что совершила ошибку — много ошибок. Она говорила себе, что лучше не говорить об этом, а привело все к этому. Каждый раз, когда она обещала себе, что они поговорят, она заставляла его верить, что им есть о чем говорить. Но этого не было. Не могло быть. И если она потеряет его сейчас, виновата будет сама.
— Мы знали, что это не навсегда, — только и смогла прошептать она.
Он открыл рот, закрыл его, тряхнул головой. А потом заговорил пустым тоном:
— Я не просил вечности. Я не просил тебя быть моей невестой или истинной любовью. Я просил сейчас. Я хотел шанс посмотреть, есть ли у нас что-то больше, чем проникание в комнаты друг к другу, уходя на рассвете. Шанс. Но у меня его не было, да?
Он ждал ответа. Но Печаль не могла. Его слова били по ее голове, потеряли смысл, и они могли лишь смотреть друг на друга.
Молчание затянулось так, что стало стеной между ними, и он повернулся и ушел, медленно, размеренно и тихо. Она услышала тихий щелчок двери, он закрыл, а не хлопнул ею за собой.
Печаль не знала, как долго стояла там, безумно искала решение, мост через пропасть, что разверзлась между ними. Они ссорились раньше, конечно, они ведь знали друг друга десять лет, но никогда это не ощущалась как в последний раз.
Дверь открылась снова, ее сердце дрогнуло, но забилось при виде Шарона, его колеса тихо катились по полу, он был одет, несмотря на время. Давно он был там?
— Я просто… — начала Печаль и замолчала, когда он посмотрел за нее на наполовину прикрытый портрет Мэла.
Шарон без слов проехал в комнату, склонил голову набок и смотрел на картину.
— Жутко, — сказал он, — как мальчик похож на это.
Печаль смогла лишь кивнуть.
— Что ты наделала? — Шарон перевел взгляд с картины на Печаль. — Я тебя слышал. Вас обоих слышал.
Кровь Печали похолодела.
— Шарон…
— Ты врала мне. В лицо, — слова были ледяными, острыми, как ножи. — Как можно быть такой глупой?
— Мы не думали ничего такого…
— Как давно это продолжалось?
Печаль ответила не сразу.
— Восемнадцать месяцев, — сказала она.
— И ты была с ним в постели, Печаль? Ради Граций, тебе семнадцать.
— Значит, я уже могу быть заменой канцлера, но не заниматься сексом? — гнев Печали вспыхнул, и она повернулась к вице-канцлеру. — Но, конечно, Йеденват будет править, пока мне не исполнится двадцать один. Мне достаточно лет, чтобы быть вашей марионеткой, но не любить.
Бронзовая кожа Шарона посерела, Печаль ощутила раскаяние.
— Я не хотела, — тут же сказала она. — Беру свои слова обратно. Простите.
Шарон не отвечал, и Печаль опустилась на колени и заглянула ему в глаза.
— Простите, — еще раз сказала она.
Он обхватил ее ладонь.
— Печаль… — он покачал головой. — Это измена, — тихо сказал он. — Не ваша… симпатия. Но то, что вы сделали, измена в глазах стран. Смертный приговор в Рилле. Пожизненное заточение здесь, как минимум, — он сделал паузу. — Ты понимаешь, в каком я положении из-за тебя?
Печаль опустила голову.
— Я — вице-канцлер Раннона. Моя работа — придерживаться всех наших законов, вести Йеденват и советовать канцлеру. Моя работа — быть бесстрастным, действовать на благо Раннона. Превыше всего. Превыше всех.
Кости в ее ногах стали водой, она сидела на коленях, ладонь выскользнула из хватки Шарона.
— Но все кончено. Мы поклялись, что покончим с этим, когда я стану канцлером, — она слышала, что ее голос становился все пронзительнее. — Прошу, не наказывайте его. Я уже его сильно ранила. Нет вреда. Никто не знает. И не узнает. Шарон, все кончено. Вы сами слышали. Он и близко ко мне не подойдет, — слова терзали грудь ножом, грозили пролиться свежие слезы. Глаза Печали были большими, молили, пока она смотрела в глаза вице-канцлера.
— Я любил тебя как дочь, — сказал Шарон. — Себе во вред, похоже. Я не буду вас арестовывать. Обоих. Если страна узнает, что дочь канцлера была с племянником королевы Риллы, это будет последней каплей. — Он замолчал. — Расмус уйдет. Немедленно. В Риллу, и вы не будете больше ни говорить, ни писать друг другу.
Он прижал ладонь к ее щеке.
— Я должен был заметить, — сказал он. — Иррис знает?
— Нет, — она соврала мгновенно. — Нет. Она была бы в ярости. Она бы вам сказала.
— Это уже что-то. И я не думаю, что ей нужно говорить. Никому не нужно. Это останется между нами. Я отошлю его, и все будет закончено. После этой ночи мы больше не будем говорить об этом, и мы будем вести себя, будто этого не произошло. Отдохни, — Шарон убрал руку от ее лица, опустил на колесо и резко развернулся. — Завтра будет долгий и тяжелый день, ты должна быть готова к нему.
Печаль кивнула, провожая его взглядом.
— Накрой картину, когда будешь уходить, — сказал он с порога. — Она понадобится завтра. О, и, Печаль? — он оставался спиной к ней. — Там… ты же не с ребенком?
— Нет, — ответила она, кожа лица и груди пылала. — Мы были осторожны.
Он молчал, Печаль ощущала, что он скажет что-то ее. Но он кивнул и уехал.
Она накрыла картину и медленно пошла к Крылу королька. Ноги были свинцовыми, сердце — камнем в груди.
Она добралась до комнаты, взгляд упал на открытые двери балкона, занавески покачивались. Она пересекла комнату, закрыла двери, закрылась от звезд, холодного ночного воздуха и шанса на жизнь, которая ей не светила.
Она проснулась от прохладной руки на лбу, открыла глаза и увидела над собой Иррис Дэй. Было все еще темно, Печали казалось, что она проспала чуть больше часа.
— Твой отец здесь, — тихо сказала Иррис.
Печаль попыталась сесть, протирая глаза.
— Который час?
— Чуть больше четырех.
Печаль была права — она упала в кровать в три. Ее голова была туманной, она потянулась, дрожа от предрассветной прохлады.
— Расмус ушел.
Она проснулась, повернула голову и встретила тревожный взгляд Иррис.
— Ты не знала? — Иррис прочитала лицо подруги.
Печаль медленно кивнула.
— Я знала, что он собирался. Твой отец услышал нас, как мы ссорились прошлой ночью. Насчет того, что я стану канцлером. Он понял, что мы были…
Иррис села на кровать рядом с Печалью, ее рот был раскрыт.
— Он не будет наказывать, — продолжила Печаль, удивляясь тому, как спокойно звучала. — Никому не скажет. Но Расмус изгнан, и я его больше не увижу, — в конце ее голос дрогнул.
Иррис молчала, нежно потирала кругами руку Печали.
— Я сказала ему, что ты не знала, — сказала Печаль. — Ты в безопасности.
— Плевать на это, — пылко ответила Иррис. — Я переживаю за тебя.
Печаль прильнула к подруге.
— Я его ранила, Ирри. Он сказал, что я не впускала его. И он был прав, — Печаль замолчала.
Иррис прижалась лбом к плечу Печали.
— О, Печаль, мне так жаль.
Горло Печали сжалось, она просила себя не плакать. Разве она имела право расстраиваться из-за всего, что сделала? Ей нужно было вести себя честно с самого начала, когда он начал намекать на будущее. Она не должна была спать с ним прошлой ночью, нужно было сказать о решении. Она вела себя как отец, прятала голову в песке, игнорируя важное. Это была ее вина.
Она прижала ладони к глазам, зажмурилась, и слезы отступили. Убедившись, что они ушли, она кашлянула.