— Ваше превосходительство? — светловолосый мужчина, призвавший лозы, стоял там и смотрел на него.
Харун медленно повернулся, словно платил за каждый дюйм и был очень тяжелым.
— Как? — тихо сказал Харун.
— Простите? — мужчина говорил с легким акцентом. — Я вас не совсем понимаю.
— Как они его пересекли? У вас есть способность прилипать к камню? Скажите.
Тот посмотрел на сжавшуюся фигуру первой леди, рыдающих фрейлин вокруг нее. В реке тонули люди, молили о помощи, которую не стоило ждать.
Харун смотрел на него без эмоций на лице, раскинув руки.
— Смола, — сказал мужчина. — Не способность. Смола на обуви. Так подошва прилипает. Не дает скользить.
Харун кивнул. Он без проблем спустился с моста.
Крик первой леди, когда тело ее сына не нашли, разбил зеркала в Большом зале Летнего дворца, стекло посыпалось на пол и осталось там, отражало свет солнца по всей комнате. Харун убил гонца сам, пронзил горло и отрезал язык, что принес вести.
Окна летнего дворца занавесили, выжившие зеркала отвернули к стене. И в горе во дворце они держались за одну мысль: брат Мэла. Все надеялись на малыша, нового сына Вентаксис.
Серена родила на месяц раньше. Девочку.
Роды начались в ночь исчезновения Мэла, и стало ясно, что ребенок не появится легко. Серена тужилась весь день и всю ночь, а потом повитуха сообщила, что ребенка нужно развернуть. Она пыталась, и няня пыталась, но не получалось. Ребенок не переворачивался.
Серену отвезли в карете в маленькую больницу в Северных болотах, она клялась, что ее разрывает надвое. Первая леди-вдова оставалась с ней, говорила ей дышать, приказывала жить. Харун остался в Летнем дворце.
Повитуха и медсестры в госпитале старались, но ребенок родился ногами вперед, с пуповиной вокруг шеи, с серой кожей от нехватки кислорода. Серена рухнула на кровать, батальон медсестер пытался успокоить ее, а повитуха перерезала пуповину, но не ослабила петлю на горле ребенка, боясь, что будет с ней, если дитя мертво.
Первая леди-вдова забрала безжизненного младенца и убежала от растерявшейся повитухи и матери с разбитым сердцем. Повитуха ухаживала за Сереной, но кровотечение не прекращалось, что бы она ни делала. Казалось, бедному Харуну было суждено потерять всю семью за пару дней.
А потом первая леди-вдова появилась на пороге с ребенком. Малышка была сероватой и неказистой, крохотной. Но она пыталась жить, ножки молотили воздух.
А вот о Серене того нельзя было сказать. Потрясений и разочарований оказалось слишком много. Она лежала, пахло смертью, и первая леди-вдова спросила у нее, как назвать ребенка.
— Печаль, — сказала она. — Ведь она принесет только это.
1Печаль
Головная боль расцвела цветком в голове Печали, агония усиливалась с каждым лепестком, пока не затмила все. Она глубоко вдохнула и поняла причину боли: сильный и гадкий запах Ламентии, проникший в открытые двери.
Она отвернулась от мужчины перед ней и осмотрела тусклую комнату, в поисках лент дыма, проникших в нее. Но ничего не было, ни одного признака лекарства, и взгляды остальных, вежливо ожидающих очереди для разговора с ней, не показывали, что кто-то его заметил. Она осторожно вдохнула, и кожу на плечах тут же закололо, а тело заполнил жар, голову сдавило.
— Мисс Вентаксис? — мужчина из Западных болот смотрел на Печаль. — Все в порядке?
Печаль смогла лишь моргнуть, стиснув зубы и надеясь, что тошнота утихнет, и она не опозорит себя.
— Мисс Вентаксис? Вы плохо выглядите.
— Вы не…? — Печаль говорила сквозь сжатые зубы. — Вы не чувствуете… запах?
Мужчина моргнул и понюхал.
— Нет, мисс Вентаксис, — медленно сказал он. — Не думаю. Что за запах?
Печаль покачала головой, глубоко вдохнула и тут же пожалела об этом. Ее стошнило, мужчина охнул.
— Мисс Вентаксис! Кто-нибудь, прошу…
— Нет, — твердо сказала Печаль, вскинув руку. — Мне просто нужно… — запах усилился, и Печаль не стала заканчивать, сделала три шатающихся шага к дверям.
Она замерла у своих покоев, огляделась. Никого не было видно, кроме двух стражей у открытых дверей в конце. Печаль осторожно вдохнула, готовя себя к новой боли, но запах пропал. Она вдыхала свежий воздух, откинув с облегчением голову, и желудок перестало сдавливать.
Она выпрямилась и ощутила рядом присутствие. Она обернулась и увидела за собой Иррис Дэй, вскинувшую с вопросом брови.
Печаль шагнула к ней.
— Мне показался запах Ламентии, — прошептала она.
— Здесь? — Иррис осмотрела коридор, стражи делали вид, что девушки у дверей покоев Печали их не интересуют. — Голова болит?
— Болела. Больше я запах не ощущаю.
— Он мог быть из западного крыла… — задумчиво сказала Иррис.
Девушки повернулись к открытым дверям, Печаль кое-что придумала.
— Нужно проверить, — сказала она, пытаясь скрыть рвение. — Дворец полон гостей. Будет катастрофой, если кто-то из них наткнется на нечто нежелательное. Знаю, твой отец бы… — она замолчала от долгого взгляда Иррис и слабого кивка на людей у покоев.
Плечи Печали опустились, она поняла безмолвное послание подруги. Никуда она уйти не могла.
Агенты и гонцы обрушились на Печаль полчаса назад, застав врасплох ее и Расмуса Корригана посреди незаконной игры в Злобу. Печаль ответила на стук и обнаружила толпу, ждущую аудиенции. Она заставила Расмуса спрятать доску и фигурки под потрепанными подушками на изъеденном молью диване, а потом прогнала его.
Печаль посмотрела, как распорядитель из Прекары неудобно ерзает на том диване, словно она ощущала мраморные фигурки, скрытые за ней. Трель мстительного смеха вырвалась из Печали при виде неудобства женщины, а потом она устыдилась. Эти люди не были виноваты, что их прислали в покои Печали. Виноват был только Шарон Дэй, вице-канцлер Раннона и отец Иррис.
— Я пойду, — сказала Иррис, звуча и выглядя в этот миг как вице-канцлер. — У тебя есть работа, — она похлопала Печаль по плечу и ушла.
Завидуя временной свободе подруги, Печаль замешкалась на пороге, дав себе еще минутку перед встречей с людьми, ждущими ее. Она не привыкла к такому количеству людей в ее комнатах, а с тяжелыми черными шторами на окнах в комнате было душно. Даже хотя внутри двери были открыты, в комнате воняло несвежим дыханием тысяч людей, потом и кислотой отчаяния.
«Ароматы Раннона», — подумала Печаль, не сдержавшись.
А потом вздохнула, взяла себя в руки и вернулась к мужчине, с которым говорила.
— Прошу прощения. Чем могу помочь?
— Мне нужно обсудить стражу в Западных болотах… — он резко затих, опустил плечи и голову.
Печаль опешила от его позы и того, что он не закончил, ждала, но мужчина молчал.
— А что с ними, мистер…?
Она замолчала, забыв имя распорядителя. Шарон разозлился бы, будь он здесь. Она поспешила продолжить:
— Так что с ними?
Он не ответил, Печаль заметила, что тишина в комнате изменилась, стала густой, напряженной, и причина покорной позы распорядителя была за ней.
Она повернулась и увидела огромного Мирена Лозу на пороге, страх тут же побежал лапками насекомых по ее коже. Он словно знал и питался этим, показался еще больше, шире, жестокий глаз пронзил распорядителя.
— Что ты хотел сказать о моих людях? — голос капитана стражи был раскатами грома, гудящими в его широкой груди.
Распорядитель вздрогнул, что-то в его поведении подавило тревогу Печали. Лоза не должен был находиться в ее комнатах, и она не даст ему издеваться над людьми. По крайней мере, здесь. Тут она была главной.
— Может, мы узнаем, если вы дадите ему сказать, — сказала Печаль ровным тоном, сжав дрожащие коленки под траурным платьем.
Лоза шагнул вперед, навис над ней, и ей пришлось задрать голову, чтобы разглядеть его. Она заставляла себя не пятиться, а смотреть прямо в лицо, будто вырезанное из гранита. У него не было волос или бороды, чего-то, что отвлекло бы внимание от его глаз, таких темных, почти черных. Это были глаза акулы, нечитаемые, неумолимые.
Он молчал, Печаль повернулась к распорядителю.
— Прошу. Продолжайте. Что вы хотите сказать о страже порядка в Западных болотах?
Распорядитель сглотнул.
— Это не жалоба, — поспешил сказать он, взглянув на Мирена Лозу, а потом на Печаль. — Просто… было несколько нарушений за последние недели, и стража говорит, что им не хватает денег. Мы сказали им, что больше денег нет, но они это не приняли, — он говорил сбивчиво в спешке. — Потому я здесь, — сказал он. — Чтобы попросить больше денег. Для них.
Он посмотрел за ее плечо на Лозу, а потом опустил взгляд на пол. Печали не нравилось стоять спиной к капитану, не нравилось, что он вообще был в ее замке.
«Он должен быть с другими животными, снаружи», — подумала она, но спросила с нейтральным выражением лица:
— Какие нарушения?
— Нападения на них, — пробормотал распорядитель.
— На них? На стражу? — Печали показалось, что она не так его поняла. — На стражу нападали?
Он кивнул.
— Рисунки… в основном… и кирпич бросили в их штаб-квартиру с запиской, что называла их… неприятно.
— Буду рад объяснить, если он не сможет, мисс Вентаксис, — Лоза за ней склонился, его рот оказался возле уха Печали. Его резкое дыхание пошевелило волоски, что выбились из косы Печали, и она с трудом подавила содрогание.
Она заговорила сквозь сжатые зубы, впившись ногтями в ладони.
— Не стоит, капитан Лоза.
Ей не нравилось многое в Ранноне, но это и близко не подходило к смеси страха и ненависти, которые она испытывала от стражи отца. И не было ничего хуже их капитана.
Только самые гадкие и жестокие мужчины и женщины — которые страдали из-за конца войны — попадали в новую стражу порядка, появившуюся после смерти матери Печали, и Лоза быстрее всех поднялся в звании. Печаль была маленькой и не помнила, но бабушка рассказывала ей, как гордо стража выстроилась, чтобы получить орудия для работы: значки, где железные кулаки были поверх грубых сердец, кожаные дубинки, которые они гордо носили на поясах, пока не били ими людей или не стучали ими угрожающе по своим рукам.