— Даже сравнения никакого нет, — говорил он. — Гибриды, они, конечно, выглядят симпатично, но это не то, совсем не то.
Затем в центре внимания оказалась Энн Гарнер, заседавшая в советах директоров сразу нескольких природоохранных организаций. Она настаивала на том, что в Лос-Анджелесе надо активней развивать общественный транспорт, чтоб люди меньше разъезжали на личных автомобилях. Американцы, говорила она, выбрасывают в атмосферу больше углекислого газа, чем другие народы и страны, и это их не красит. Красавица Энн была супругой знаменитого адвоката и всегда принимала проблемы охраны среды близко к сердцу.
Мортон вздохнул и обернулся к Эвансу:
— Знаешь, сколько загрязнений мы выбрасываем в атмосферу сейчас, в эту минуту? Мы сжигаем четыреста пятьдесят галлонов авиационного топлива, чтобы доставить двенадцать человек в Сан-Франциско. Да только за один этот перелет мы вырабатываем больше загрязнений на душу, чем большинство людей на планете за целый год!
Он допил водку, раздраженно поболтал кубиками льда в бокале. Потом передал бокал Эвансу, тот сделал стюардессе знак принести еще.
— Если и есть на свете существо хуже «лимузинного» либерала, так это владелец «Гольфстрима», радеющий за сохранность окружающей среды, — проворчал Мортон.
— Но, Джордж, — возразил Эванс, — вы и есть владелец «Гольфстрима», и…
— Да знаю я, знаю. И хотел бы, чтоб это тревожило меня больше, — ответил Мортон. — Хочешь честно?.. Так вот, это ничуть меня не заботит. И мне нравится летать на личном самолете.
— Слышал, вы побывали в Северной Дакоте и Чикаго, — осторожно заметил Эванс.
— Да.
— Чем вы там занимались?
— Тратил деньги. Много денег. Чертову уйму денег!
— Покупали произведения искусства?
— Нет. Приобрел кое-что подороже всех этих произведений. Неприкосновенность.
— Но разве прежде у вас ее не было?
— Да я не о себе говорю, — отмахнулся Мортон. — Неприкосновенность для кое-кого другого.
Эванс не знал, что на это сказать. На секунду ему даже показалось, что Мортон шутит.
— Как раз собирался рассказать тебе об этом, малыш, — продолжил Мортон. — У меня есть один список, хочу, чтоб ты передал его Кеннеру. Это очень… ладно, потом. Привет, Энн.
К ним подошла Энн Гарнер.
— Итак, Джордж, ты снова вернулся к нам? Я рада. Потому что ты очень нужен нам здесь. Судебная тяжба вануату, которую ты, слава богу, поддерживаешь, потом эта конференция по изменениям климата, что запланировал Ник, все это так важно, Джордж. О господи, самый критический момент!..
Эванс поднялся, хотел уступить Энн место, но Мортон толкнул его обратно в кресло.
— Вот что, Энн, — сказал он. — Должен сказать, ты выглядишь просто супер. Но у нас с Питером тут маленький деловой разговор и…
Она взглянула на бумаги, на открытый портфель Эванса.
— О, не знала. Прости, что помешала.
— Нет, нет, просто дай нам еще минутку.
— Конечно. Извини. — Но уходить она, похоже, не собиралась. — Это так непохоже на тебя, Джордж, заниматься бизнесом на борту самолета.
— Знаю, — кивнул Мортон. — Но, видишь ли, дорогая, я в эти дни сам себя не узнаю.
Энн растерянно заморгала. Она не знала, что ответить на это, а потому просто улыбнулась, кивнула и отошла.
— Выглядит и правда просто замечательно, — заметил Мортон. — Вот только ума не приложу, чьих это рук работа.
— Работа? — удивился Эванс.
— За последние несколько месяцев ее внешность подверглась изрядной переделке. Возможно, глаза. Затем — подбородок. Ладно, — он словно отмел рукой все вышесказанное, — теперь что касается списка. Никому о нем не говори, Питер. Ни слова. Ни единой душе. Особенно в своей конторе. И еще в…
— Черт, Джордж, чего это вы тут спрятались? — Эванс глянул через плечо и увидел, что к ним подошел Тед Брэдли. Тед уже успел изрядно выпить, хотя едва перевалило за полдень. — Это совсем не похоже на вас, Джордж. Господи, мир без Брэдли был бы страшно скучен! То есть пардон. Я хотел сказать, мир без Мортона был бы смертельно скучен. Перестаньте, Джордж. Забудьте о делах хоть на минутку! Пошли к нам! Выпьем по рюмочке.
И Мортон позволил себя увести. Успел лишь глянуть через плечо и сказать Эвансу:
— Потом, позже.
САН-ФРАНЦИСКО
Освещение в Большом зале отеля «Марк Хопкинс» слегка приглушили для послеобеденных речей. Публика собралась элегантная, мужчины в смокингах, дамы в вечерних платьях. На трибуну поднялся Николас Дрейк. Голос его так и загудел под сводами с тяжелыми хрустальными люстрами:
— Леди и джентльмены, не будет преувеличением сказать, что мы стоим перед лицом экологического кризиса ранее невиданных масштабов. Наши леса постепенно исчезают. Наши озера и реки загрязнены. Растения и животные, составляющие биосферу земли, вымирают с беспрецедентной скоростью. Каждый год мы теряем около сорока тысяч видов. По пять видов каждый день. Если этот гибельный процесс будет и дальше развиваться с той же скоростью, в ближайшие несколько десятилетий мы потеряем половину ныне существующих видов животных и растений. В истории Земли еще не наблюдалось столь разрушительных тенденций.
Он выдержал многозначительную паузу, затем продолжил:
— Как же все это отражается на обычном, среднем человеке? Да тоже самым катастрофическим образом. Наша пища заражена смертельно опасными пестицидами. Мы теряем урожаи из-за глобального потепления климата. С каждым годом погода становится все хуже, мы сталкиваемся со все более разрушительными природными катаклизмами. Наводнения, засухи, смерчи, ураганы, торнадо. И это по всему земному шару. Уровень воды в морях повышается. В следующем веке повышение будет составлять двадцать пять футов, и это еще не предел. Но что хуже всего, последние научные данные свидетельствуют, что в результате столь разрушительных действий человека ждет резкое изменение климата. Иными словами, леди и джентльмены, все мы оказались перед лицом глобальной природной катастрофы.
Сидевший за центральным столом Питер Эванс оглядел присутствующих. Все они сидели потупясь, смотрели в тарелки, позевывали и тихонько переговаривались друг с другом. Не обращали на Дрейка и его речь особого внимания.
— Все это они слышали и раньше, — проворчал Мортон. Повел широкими плечами и тихонько икнул. Весь вечер он много пил и останавливаться, похоже, не собирался.
— …потери в разнообразии видов, сокращение территорий обитания, разрушение озонного слоя…
Николас Дрейк, прямой и тощий как палка, выглядел на трибуне нелепо. Смокинг сидел на нем плохо, воротничок рубашки был великоват и открывал морщинистую шею. Как всегда, он старался создать образ нищего и чудаковатого ученого, истово преданного делу. «Никто из гостей, — подумал Эванс, — никогда бы не догадался, что Дрейк получает зарплату в размере трети миллиона долларов в год как руководитель Фонда, плюс еще несколько сот тысяч на текущие расходы. И что никакой ученой карьеры за спиной у него нет». Ник Дрейк был судебным адвокатом, одним из пяти, кто много лет назад основавших НФПР. И, как все судебные адвокаты, прекрасно осознавал преимущества появления на публике не слишком хорошо одетым.
— …эрозия почв, все более частые случаи возникновения и распространения экзотических и смертельно опасных заболеваний…
— Когда это кончится? — пробормотал Мортон и забарабанил пальцами по столу. — Все бубнит и бубнит.
Эванс промолчал. Он часто посещал подобного рода собрания и знал, что Мортон всегда немного нервничал перед своим выступлением.
Дрейк меж тем продолжал вещать:
— …проблески надежды, слабые лучи позитивных сдвигов и перемен, и все это связано с человеком, которого мы собрались чествовать сегодня…
— Нельзя ли заказать еще? — спросил Мортон, допивая остатки мартини в бокале. То был уже шестой его бокал. Он с громким стуком поставил его на стол. Эванс завертел головой в поисках официанта, приподнял руку. Он от души надеялся, что официант не заметит этого его знака. С Мортона на сегодня достаточно.
— …на протяжении вот уже трех десятилетий он тратит значительные средства и все свои силы и энергию на улучшение нашего мира, старается сделать его лучше, разумнее, оздоровить. Дамы и господа, Национальный Фонд природных ресурсов имеет честь…
— Ладно, хрен с ним, обойдусь, — сказал Мортон и тяжело поднялся из-за стола. — Ненавижу, когда из меня делают идиота, пусть даже ради самых благих целей.
— Но никто не собирается делать из вас идиота, — начал было Эванс.
— …моего доброго друга и коллегу, Почетного Гражданина года! Встречайте… мистер Джордж Мортон!
Публика разразилась громом аплодисментов, прожектор выхватил из тьмы Мортона, и луч сопровождал его па всем пути к трибуне. Он шагал по проходу, слегка сгорбившись, мрачно опустив голову, огромный и мощный, как медведь. Эванс тихо ахнул, когда босс его споткнулся на первой ступеньке, испугался, что тот вдруг упадет, но Мортону удалось сохранить равновесие, и он вышел на сцену вполне твердой походкой. Пожал руку Дрейку, встал на трибуну, ухватился за нее с обеих сторон крупными руками. Потом, слегка склонив голову набок, оглядел зал. Оглядывал долго и пристально и молчал.
Просто стоял и не говорил ничего.
Сидевшая рядом с Эвансом Энн Гарнер тихонько ткнула его в бок.
— Он в порядке?
— О да, разумеется, — закивал в ответ Эванс. Но в глубине души был не слишком в этом уверен.
И вот наконец Мортон заговорил:
— Мне хотелось бы поблагодарить Николаса Дрейка и Национальный фонд природных ресурсов за эту высокую награду. Но я не считаю, что заслужил ее. Особенно с учетом того, сколько еще осталось сделать. Работы впереди непочатый край. Известно ли вам, мои дорогие друзья, что о Луне на данный момент мы знаем куда как больше, чем об океанах нашей планеты? Вот в чем реальная проблема. И о ней почему-то принято умалчивать. Мы недостаточно знаем о планете, от которой зависит сама наша жизнь. Как говорил Монтень триста лет тому назад: «Тверже всего верят в то, о чем меньш