104. Две страны – Швейцария и Япония по своим особенностям не вписываются в выделенные группы, что требует их отдельного рассмотрения105.
Таким образом, исследование Ф. Кастлза существенно дополнило схему Эспинг-Андерсена, позволив снять ряд критических замечаний в ее адрес (излишняя шведоцентричность, отсутствие блока средиземноморских государств и пр.).
Однако изменения политической и экономической ситуации в мире, кардинальные перемены в странах постсоциалистического блока инициировали появление новых национальных (или культурно обусловленных) моделей социальной политики, что направило поиск исследователей за пределы привычного блока экономически развитых стран Запада.
Исследование, проведенное Б. Хакером, показало, что многие страны Центральной и Восточной Европы (далее – ЦВЕ) предприняли попытки приспособить свою систему социальной защиты к измененной социально-экономической среде путем постепенных реформ (например, Словения и Чешская Республика).
Развитие системы страхования от безработицы в странах ЦВЕ схоже с подобными тенденциями в Западной Европе. Поскольку прежние системы были построены так, что не могли устранить массовую безработицу, то страны ЦВЕ должны были сократить щедрые соотношения заработной платы и размера пособия, а также ужесточить критерии получения этих пособий в период высокого уровня безработицы начала 1990-х гг. Несмотря на последующее снижение показателей безработицы, страны ЦВЕ продолжают ужесточать условия получения пособий, сокращать период их выдачи. Низкие нормы замещения106 заработной платы в большинстве стран ЦВЕ указывают на более радикальное сокращение социального обеспечения, чем в Западной Европе. Это свидетельствует о выборе определенного направления в политике, которое ведет к устранению общего статусного обеспечения в случае безработицы и к определению основной защиты, строго ограниченной по времени и возможностям.
Здравоохранение в странах ЦВЕ еще сохраняет особенности социалистического периода. С переходом к системе страхования, предложенной Бисмарком, и с постепенными реформами правительства стран ЦВЕ образовали фонды для систем здравоохранения, которые должны обеспечить высокий уровень обслуживания всех граждан. Однако их эффективность не была высокой в условиях перехода плановой модели здравоохранения на западные стандарты и относительно низкого уровня экономического развития в странах ЦВЕ. Это сказалось на состоянии здоровья населения некоторых стран, на предпочтении в выборе общественных больниц, низкой оплате труда врачей и вечных взятках. При этом ни в одной стране ЦВЕ не отменен принцип универсалисткой социальной политики в области здравоохранения, но везде ужесточаются условия получения бесплатных услуг и повышаются официальные частные платежи, которые становятся основным источником финансирования здравоохранения. Страны ЦВЕ находятся на стадии принятия фундаментального решения относительно будущего баланса между существующим государственным обеспечением и новым частным.
Вместе с тем в странах ЦВЕ отсутствует определенная стратегия в реализации политики государства всеобщего благосостояния, что делает невозможной классификацию этих стран по трем или четырем главным типам систем благосостояния. Кроме того, нет оснований для создания некоей обобщенной модели государства всеобщего благосостояния ЦВЕ. Политика стран Восточной Европы не дает оснований для формирования новой независимой категории welfare state, явно следуя западным образцам. При этом страны ЦВЕ ориентируются сразу на несколько типов политики, что также затрудняет построение собственной модели107.
Заслуживает внимания исследование, посвященное режимам благосостояния в развивающихся странах в контексте зависимости от предшествующего развития108. Оно проводилось в два этапа, в 1990-х и 2000-х гг., в 65 странах, не входящих в ОЭСР. На первом этапе были выделены три группы режимов благосостояния.
1. Режимы протоблагосостояния. Страны, относящиеся к этой группе, берут на себя довольно обширные обязательства перед обществом, о чем свидетельствуют объемы государственных расходов на образование и здравоохранение, высокий доход от социального обеспечения. Страны этого кластера более всего похожи на западные государства всеобщего благосостояния. В 1990 г. в этот кластер входили страны Восточной Европы и более развитые части бывшего СССР, Израиль и страны южного конуса Латинской Америки, за исключением Чили и Коста-Рики.
2. Режимы нестабильности. В эту группу входят страны, характеризующиеся тяжелой и постоянной нестабильностью для большинства населения, низким уровнем социальной ответственности перед обществом. Эти страны в основном более зависимы от зарубежной помощи.
Первая их подгруппа – «неграмотная нестабильность» – характеризуется низким уровнем образования: половина молодых людей неграмотные, лишь каждая шестая женщина была зачислена в среднюю школу (весь полуостров Индостан (за исключением Шри-Ланки) и часть африканских стран, расположенных к югу от Сахары). Вторая подгруппа – «болезненная нестабильность». Характеризуется низкой средней продолжительностью жизни и высокой смертностью, связанной с пандемией ВИЧ-СПИДа (страны, находящиеся к югу от Сахары).
3. Режимы неформальной стабильности. В эту группу входят страны со средним уровнем благосостояния и низким уровнем государственных расходов (в частности, на социальную стабильность). Группа включает 21 страну (треть стран, участвовавших в обследовании), представляющих следующие регионы мира: Китай и большинство стран в Восточной Азии (Ю. Корея, Таиланд, Индонезия, Шри-Ланка), оставшиеся страны Южной и Центральной Африки, ЮАР и ее ближайшие соседи, а также Иран, Турция и Таджикистан. По сравнению с режимами нестабильности политика благосостояния здесь эффективнее, ответственность перед обществом и зарубежные трансферты ниже. Эта интересная комбинация предполагает, что стабильность или ее отсутствие замещены другими внутренними негосударственными неформальными механизмами. Поэтому их и назвали режимами неформальной стабильности.
Авторы приходят к выводу, что режимы благосостояния существуют и в развивающемся мире и что важнейшими факторами эволюции этих режимов являются зависимость от предшествующего развития и глобализация.
Таким образом, расширение типологического ряда моделей государства всеобщего благосостояния позволило преодолеть географическую ограниченность концепции Эспинг-Андерсена. В результате базовая классификация обогатилась моделями южно-европейских стран109, стран Центральной и Восточной Европы110, а также режимами благосостояния в развивающихся странах111.
В качестве одного из недостатков традиционного анализа политики благосостояния часто упоминается игнорирование гендерного аспекта. Усилению внимания к этой стороне вопроса способствовало то, что помимо классовых конфликтов и интересов возникли и стали обсуждаться интересы разнообразных общественных движений – феминистского, экологического, антиглобалистского и т. д.112.
Были предприняты попытки уточнить известные типологии государства всеобщего благосостояния, учитывая гендерную составляющую.
Например, в типологии Ш. Лейбфрида cкандинавская модель получает название «современной» (modern), с учетом опыта Скандинавских стран, в которых и мужчины и женщины впервые рассматривались как работники. Лейбфрид уточнял, что предложенное им название «современная модель» лучше отражает суть данного типа государства благосостояния, нежели предложенная Титмассом «институционально-перераспределительная модель» (которая, как отмечал Лейбфрид, основывалась на результатах работы Британской национальной службы здравоохранения, которая не принимала в расчет статус занятости женщин)113.
В 1990-е гг. появились работы, в которых предпринимались попытки включить гендерную составляющую в число факторов классификации государства всеобщего благосостояния.
Согласно А. Орлофф, вопрос, на решение которого должны быть направлены исследования, не сводится к тому, что государство всеобщего благосостояния делает для женщин. Более важно, включен ли гендер в понятийный аппарат (наряду с понятиями «гражданин», «социальные права», «благосостояние») и учитываются ли гендерные отношения в аналитических измерениях. Элемент «семья» должен быть добавлен к тандему «государство–рынок». Действительно, различие между общественным и частным видится как различие между политикой и рынком, а семья игнорируется как «частный» поставщик товаров благосостояния и услуг. Кроме того, не учитываются гендерное разделение рабочей силы и особенности женской занятости.
Многие женщины работают неполный рабочий день, потому что это «позволяет» им выполнять свои семейные обязанности, которые не ограничиваются домашним трудом, а предполагают и заботу о близких. Исследователь отмечает, что во всех промышленных странах Запада благосостояние детей, пожилых, больных и инвалидов в значительной степени обеспечивают не государство, рынок и добровольные некоммерческие организации, а частные домашние хозяйства, благодаря женщинам, которые не получают компенсацию за свой труд. Они работают независимо от того, обеспечен ли их труд государством, частными организациями, корпорациями или семьей114.
Дж. Льюис настаивает на пересмотре исторически сложившейся концепции, в которой мужчина – кормилец семьи, а женщина (в силу своего зависимого положения) имеет лишь права жены и матери, в исследовании моделей государства всеобщего благосостояния. В современном мире эта модель была серьезно модифицирована, причем по-разному в различных страна