Эта логика понятна, однако в последние годы появляется все больше защитников противоположной точки зрения, которые считают обвинения Welfare policy неоправданными, а масштабы проблемы сильно преувеличенными. Более того, они вообще предлагают сменить акценты в рассмотрении проблемы. Не государство с его благими намерениями нужно «спасать» от класса истощающих его иждивенцев, но, наоборот, необходимо защитить категорию таких «зависимых» граждан, попавших в ловушку Welfare State. Необходимо создать условия для их нормального существования (не умаляющего их достоинства, не подчиненного, не стигматизированного).
Welfare State пророчат далеко не радужные перспективы. В развитых странах растет обеспокоенность по поводу прогрессирующего увеличения расходов на государственное обеспечение и иждивенчества, которому оно, как становится все более очевидным, потворствует. В результате многие эксперты в области социальной политики и национальные правительства пересматривают программы социального обеспечения188.
В самом обозримом будущем развитым странам предстоит дискуссия относительно объемов и порядка программ социальной поддержки. Проблема не решена и не может быть решенной в скором времени – ей еще предстоит широкое обсуждение, в котором главным образом будет рассматриваться альтернатива универсалистского и целевого подходов к распределению социальных благ.
Государствам необходимо сделать выбор и найти баланс, который бы обеспечил эффективную поддержку нуждающихся слоев общества без таких негативных последствий, как дефицит государственного бюджета, стагнация экономики и порождение класса иждивенцев. Бешаров отмечает, что проблематика, обсуждаемая в статье, важна и актуальна и для развивающихся стран: «если они хотят избежать таких тяжелых политических последствий, как сокращение бюджета в будущем, то самое время взять на вооружение уроки, уже условленные развитыми странами»189. Развивающиеся страны должны учитывать опыт более развитых, чтобы не попасть с аналогичную ситуацию.
В течение ХХ в. государственные расходы стабильно росли, а «с конца Второй мировой войны рост этих расходов главным образом был направлен на обеспечение программам социального обеспечения. Между 1969 и 1985 годами доход от налогообложения не мог сравняться с ростом расходов, результатом чего в ряде стран стал дефицит государственного бюджета, т. к. налогообложение достигло своего потолка, т. е. налоги, доходов от которых не хватало, не могли более повышаться. Примерно в середине 1980-х годов развитые страны начитают в значительно мере сокращать расходы на социальные программы поддержки населения и рост государственных расходом постепенно стабилизируется»190.
Бешаров приводит примеры сокращений затрат на социальное обеспечение: «В Италии с 1933 г. все не назначенные медикаменты пациенты, независимо от возраста, покупают за свой счет. В Дании льготы по безработице выплачиваются только в период до пяти лет. Во Франции стаж работы для получения полной пенсии должен быть минимум 40 лет, т. е. в среднем на пенсию выходят в возрасте 60–65 лет. В Великобритании обучение в старшей школе стало платным. Дополнительные траты в конечном итоге приводят к уменьшению объема возвращающихся средств и обременяют национальную экономику в целом. Государство тратит огромные средства на социальную поддержку безработных и малоимущих слоев населения, которые, естественно, являясь льготной категорией, не обременены налогами. Так, расходы на содержание таких групп граждан все растут, но средства при этом не возвращаются в казну, так что экономика становится неэффективной – государство более не может реализовывать поставленную задачу»191.
Проблема, с которой столкнулись многие развитые страны, – долгосрочный дефицит бюджета, связанный главным образом с социальными программами и демографическим спадом. Долгосрочные прогнозы – которые не допускают фундаментальных изменений в политике или экономических условиях, но берут во внимание старение населения – гораздо неумолимее, беспощаднее краткосрочных, которые дают надежду на выход из дефицита госбюджета192. «Возрастная медиана, – пишет Бешаров, – поднимается в развитых странах, что связано с увеличением средней продолжительности жизни, низким уровнем рождаемости…»193. Налицо «старение» населения, а значит, увеличение льготной группы пенсионеров относительно рабоче- и платежеспособного населения и обременение государственного бюджета. «К 2050 году процентное соотношение пенсионных расходов от ВВП увеличится практически вдвое во многих странах ОЭСР. Общественно-государственные расходы в сфере здравоохранения также возрастут, по мере того как “стареет” население. Предполагается, что к 2030 г. во многих странах ОЭСР государственные расходы в сфере здравоохранения возрастут более, чем на 20 % и на 45 % в США <…> Практически во всех странах ОЭСР предполагаемый рост госрасходов на пенсии и здравоохранение приведет к беспрецедентному дефициту мирного времени (дефициту, нетипичному для мирного времени)»194.
Старение населения – это всего лишь одно условие, которое можно спрогнозировать и чьи последствия в отношении Welfare State проще всего просчитать. Но ведь оно далеко не единственное. Какое еще бремя ляжет в будущем на Welfare State? Что еще может увеличить государственные расходы? Прежде всего это социальные, экономические, технологические изменения.
В этом контексте уменьшение, сворачивание универсалистских программ – это не игнорирование потребностей населения, но это попытка сохранить деньги налогоплательщиков. Это попытка создать фонды, способные увеличить финансирование наиболее нуждающихся реципиентов социальной помощи, попытка поддержать новые социальные программы или оставить на прежнем уровне текущий уровень поддержки в существующих социальных программах при условии, что количество реципиентов растет. Другими словами, это попытка распределения ограниченных ресурсов в системе социальных Welfare-программ.
Следует отметить, что наряду с активной критикой самого факта социального иждивенчества как негативного последствия политики всеобщего благосостояния в последнее время авторы все больше стараются оправдать и защитить иждивенцев. Исследователи отмечают, что слово «иждивенец» – не вполне корректно в данной ситуации, и в, частности, употребление именно этого слова формирует негативное отношение общества к классу людей, зависимых от государственной поддержки. Эти люди находятся в ловушке политической программы и ценностей, которые государство постулирует. Система как она есть (помимо того, чтобы помочь материально, помочь «удержаться на плаву», «свести концы с концами») в значительно степени подавляет людей, третирует их. Это не всегда вызывает протест и борьбу, т. е. желание вырваться из состояния зависимости, но напротив – усугубляет зависимость. Они не верят в себя, не видят возможностей выйти из сложившейся ситуации, а следовательно, и не действуют, так как считают это бессмысленным. И то, что таких людей называют иждивенцами, словно ставят на них клеймо, еще больше закрепляет стигму и усугубляет проблему.
Как можно обвинять класс в иждивенчестве, как он может вести себя иначе, если он в течение долгого времени угнетался государством, а следовательно, и обществом? (Здесь речь идет не о пенсионерах, но главным образом о безработных, афроамериканцах и пр.)
Социальное обеспечение условно разделялось на два потока (first-track и second-track). Под таким разделением подразумевался статус реципиента, заслуживающего или не заслуживающего помощи. «Чернокожее население США и женщины были преднамеренно исключены из первого потока, так же как и коренное население в Австралии…»195.
Зависимость – не столько моральная проблема индивида, сколько социально-политическая проблема, проблема государства. Во-первых, должны быть созданы нормальные условия, чтобы люди могли зарабатывать. (По сути, блага принадлежат обществу, но поставляются они в извращенной форме – как услуга и одолжение, когда должны быть заслуженной платой трудоспособному населению). Во-вторых, проблема Welfare dependency – это проблема стигматизации льготников. (Эту группу ассоциируют с негативными психологическими качествами, умаляют их достоинство.) В результате возникает не столько материальная, сколько эмоциональная зависимость, зависимость от бюрократии, постоянных унижающих проверок, от общественного мнения, которое клеймит человека, нуждающегося в помощи: «Ни один реципиент не станет жаловаться на предоставляемые льготы; подчинение, подавление, которое этому сопутствует – вот реальная проблема, также как и стигма, ассоциируемая и такой субординацией»196.
Американский исследователь Р. Сое на основе анализа результатов социологического исследования предпринимает попытку обосновать, что опасения относительно Welfare зависимости преувеличены и скорее представляют собой миф, чем отражают реальную ситуацию. Исследователь задается вопросом – действительно ли государство благосостояния провоцирует и укореняет состояние зависимости среди населения, находящегося на попечении государства?197
«Сложно дать определение феномена зависимости, – пишет Р. Сое, – но вполне обоснованным первым шагом будет определение индивида или семьи как зависимых, если больше половины годового дохода индивида, главы семьи и его жены – составляет пособие (welfare)»