234. Кроме того, он считает, что «последовательные либералы в экономике настаивали на том, что благотворительность наносит вред тем, кто ею пользуется, лишая их независимости и самостоятельности. Многие города пытались запретить нищенство, поскольку оно противоречило основным положениям трудовой этики.
Сходные идеи привели Англию к сокращению продовольственного обеспечения в рамках закона о бедных и перемещению нуждающихся в помощи в работные дома. Благотворительные организации пытались проводить различие между заслужившими помощи бедняками, не способными работать по причине болезни или старости, и лентяями, которых приходилось привлекать к активной трудовой деятельности насильственно»235.
К концу XIX в. масштабы бедности достигли невиданных размеров. Помощь бедным требовала все больших материальных вложений. В 1899 г. в Лондоне благотворительные организации потратили свыше 6 млн фунтов на социальную помощь (что превосходит бюджет некоторых небольших европейских стран). Несмотря на это, как видно из отчета Чарльза Бута «Жизнь и трудовая деятельность населения Лондона», около 30 % населения Лондона было бедным.
Все очевиднее становилась необходимость усиления государственной помощи. Т. Смит отмечает, что «неспособность некогда действенных общественных сил (таких, как местная благотворительность и церковь) выдержать последствия новых экономических веяний и справиться с городскими гетто и циклическими кризисами производства потребовала более активного государственного вмешательства. Новые промышленные пригороды разрастались в Англии, Франции и Германии, и церковь не могла с ними справиться. Старая приходская система разрушалась. Германия начала процесс строительства государства всеобщего благосостояния в 1880-е гг., Франция, Великобритания и Скандинавские страны последовали ее примеру в 1890-е и 1900-е гг.»236.
Между 1918 и 1938 гг. в Англии произошло пятикратное увеличение расходов на социальное обеспечение: в 1918 г. на социальное обеспечение тратилось 2,4 % ВНП, в 1938 г. на это расходовалось 11,3 %. К 1930-м гг. от 40 до 50 % рабочих семей получали государственную помощь в той или иной форме. К середине 1930-х гг. в Великобритании суммы, затрачиваемые на социальное обеспечение государством, превышали расходы благотворительных организаций не менее чем в 10 раз. В Германии социальное обеспечение государством было еще значительнее. Социальная помощь рассматривалась теперь как гражданское право и антитеза частной благотворительности.
Таким образом, если до 1920-х гг. благотворительность и помощь бедным играли в Европе куда более важную роль, чем социальное страхование, то в ХХ в. благотворительная помощь уступает место государству всеобщего благосостояния с социальными гарантиями, которые сопровождают «человека от колыбели до могилы через систему страхования от болезней, нетрудоспособности, безработицы и, прежде всего, бедности в старости»237.
Обеспечиваемая государством социальная помощь сравнялась по объему с частной благотворительностью во Франции и Англии уже в 1920-х гг. В Германии это произошло немного раньше, в других европейских странах (таких как Италия) – немного позже, однако на протяжении всего XIX в. благотворительность являлась основным источником помощи бедным.
С конца XIX в. объемы обеспечиваемой государством социальной помощи в рамках социальной политики постепенно становятся сопоставимыми с достижениями благотворительности. Государство, оснащенное социальным законодательством, социальным страхованием и иными механизмами обеспечения социальной стабильности, занимает передовые рубежи в области решения социальных проблем, вынуждая благотворительность оставить занимаемые в течение столетий позиции. По словам выдающегося философа эпохи Просвещения Поля Анри Гольбаха, «На протяжении всей своей истории благотворительность была “случайной добродетелью”»238. Действительно, благотворительность могла процветать в одном городе и быть очень слабой, а то и вообще отсутствовать в другом. Критики благотворительности как механизма решения социальных проблем утверждали, что благотворительность сдает позиции. Этот тезис обосновывался тем, что в условиях промышленной революции и ее последствий благотворительность не справляется с масштабами бедности.
В то же время вводящееся в последней трети XIX в. социальное законодательство, страхование в масштабе государства, гражданские права предполагали одинаковое право для всех на помощь в решении социальных проблем, чего благотворительность не могла гарантировать. К середине ХХ в. благотворительность оказывается в тени все возрастающего государственного обеспечения.
4.2. Плюсы и минусы благотворительности
Во второй половине XX в. государство прочно утвердилось в качестве монопольного субъекта социальной политики (в некоторых странах Западной Европы государство тратило на программы социальной помощи до 40 % валового национального дохода).
Благотворительные программы по-прежнему продолжали играть важную роль, но они стали лишь тенью того, чем были когда-то. Их расходы выглядели довольно скромно на фоне государственных затрат на социальные программы. Случайная благотворительная помощь уступила место гарантированному социальному страхованию и универсальным социальным программам государства. Государство всеобщего благосостояния с социальными гарантиями, сопровождающими человека от колыбели до могилы через систему страхования, оберегало своих граждан от болезней, нетрудоспособности, безработицы и, прежде всего, от бедности в старости.
Государство укрепляло свои позиции в качестве основного субъекта социальной политики, в то время как благотворительность подвергалась критике. Помимо критики по поводу фрагментарности, неравномерности и разрозненности мер благотворительной помощи среди прочих выдвигались следующие критические замечания:
– благотворительность имеет антидемократический характер;
– благотворительность посягает на независимость человека;
– благотворительность и законы о бедных унижали тех, кому оказывалась помощь;
– благодеяния, предоставляемые в рамках благотворительности, оказывают деморализующее воздействие, противоречат общим представлениям о правах граждан239.
Т. Б. Смит отмечает: «С каждым благотворительным сантимом утрачивалась определенная степень уверенности и самоуважения. Многие рабочие относились к этому спокойно, другие с трудом проглатывали горькую пилюлю благотворительности. Английская традиция взаимопомощи рабочих, как это видно из существования десятков тысяч товариществ, в немалой мере опиралась на чувство собственного достоинства и на независимость от благотворителей. Просить о благотворительной помощи значило признать свою несамостоятельность. Признаком респектабельности была независимость»240.
При всей убедительности высказываемой критики мы бы хотели остановиться на положительных сторонах благотворительности, которые были свойственны именно этой деятельности и которые не удалось сохранить и удержать при переходе к социальной политике государства.
Итак, хотя благотворительность, возможно, в чем-то и унижает достоинство человека, но она не навязывает свои благодеяния, а предлагает их как дар, это оставляет возможность не пользоваться приношениями благотворительности и выживать самостоятельно. В рамках политики работных домов в Великобритании человеческое достоинство унижалось намеренно, дабы подвигнуть людей к активному поиску работы вне данного учреждения (что, безусловно, не оправдывает жестокости данной меры принуждения к труду). Так и благотворительность унижает во благо, не позволяет оставаться спокойным. Помощь, которая воспринимается безразлично и не требует ответной реакции, порождает пассивность. (Вспомним о практике отдаривания в доклассовую эпоху. «Дар всегда ждет вознаграждения», дарение не имело силы, если не было вознаграждено равноценным со стороны получившего его.) Естественно, мы говорим уже не столько о практике собственно дарения, сколько о помощи нуждающимся. Но и в этом случае традиция отдаривания не утрачивает своего значения, поскольку принимающий дар ли, помощь ли в любых ее проявлениях в соответствии с культурными и моральными традициями должен отблагодарить в любой возможной форме. Так, в случае помощи бедным ответный дар может принимать форму моральных обязательств, стремления изменить свою жизнь, совершенствоваться, включая и определенную зависимость от предоставляющего благотворительную помощь, что расценивается критиками благотворительной деятельности как унижение человеческого достоинства.
Предоставляющий помощь был заинтересован в моральной чистоте тех, кому направлялась его помощь – точнее, его собственность. Часто нуждающийся должен был доказать, что он нравственно достоин помощи: «Достойный нуждающийся честен, почтителен, благодарен и покорен… он благодарен за услуги, которые мы ему оказываем и всегда готов посвятить себя своим благодетелям… Он скромен и терпеливо переносит все невзгоды, которых не в силах избежать. Покорность – добродетель бедных»241. Вполне естественно, что благотворительность предназначалась только тем, кто соответствовал определенному нравственному кодексу.
Следует отметить, что подобная заинтересованность часто переходила в навязчивость: «Филантропические общества, нередко с религиозной окраской, засыпали бедняков своими советами. Они поучали их, требовали доказательств высокой нравственности, одолевали навязчивыми расспросами. Все это происходило в английских воскресных школах, благотворительных школах по всей Европе, в дневных центрах по уходу, в школах подмастерий, созданных в Великобритании в соответствии с законом о бедных, в приютах, обществах взаимопомощи, читательских обществах и кружках во Франции»