Прошёл час, другой, но на площади Свенторога ничего не изменилось. Однако Илья терпеливо ждал исхода «противостояния». И горожане не расходились, и воины неподвижно несли стражу. Близко к полудню из крепости вылетел на рысях небольшой отряд шляхтичей и помчался вдоль строя рыцарей к городской управе. Впереди на красивом белом коне скакал виленский наместник, гетман Николай Радзивилл. Илья не знал его, но услышал, как горожане, выкрикивая, повторяли это имя. В те же минуты за спиной Ильи появилось шествие священнослужителей. Их было человек тридцать, и перед ними с большим крестом в руках шёл глава русской православной церкви в Вильно митрополит Макарий. За ним шли иереи, псаломщики, звонари, все служители Пречистенского собора. В Илье пробудилось нетерпение. Когда они поравнялись с ним, он смекнул, что другого случая проникнуть в замок не будет, и пристроился к шествию. На него никто не обратил внимания, и он, подхватив псалом, который пели праведники, достиг вместе с ними ворот замка. Они вскоре открылись, и Илья оказался во дворе. Огромный двор перед дворцом и большой хозяйственный двор, где располагались конюшни, амбары, погреба, клети, — всё было заполнено воинами, дворней, холопами. У коновязей воины приторачивали к сёдлам перемётные сумы, холопы загружали возы, укладывали вещи в тапканы. Всё это были русские, кои пришли с великой княгиней Еленой. Вдоль дворца и крепостной стены стояли литовские воины. Илья понял, что все ратники княгини Елены, все придворные и челядь собирались покинуть Вильно. Это ещё больше озадачило князя Ромодановского. Он подумал, что ему стоит открыться и идти туда, где вершились главные события, они же, как уразумел Илья, происходили во дворце. Однако он сдержал свой порыв, зная, что ему не остановить происходящее. Да и характера его он пока не ведал, может, всё делалось по доброй воле россиян. Оставалось по- прежнему запастись терпением и ждать своего часа, когда только он сумеет защитить от кого‑либо великую княгиню, государыню его сердца.
Глава шестнадцатая. ИЗГНАНИЯ НЕ БУДЕТ
Никто из россиян, пребывающих при княгине Елене, не мог даже представить себе, что день поминовения святого апостола и евангелиста Марка может превратиться для них в кошмарный сон. Самые близкие вельможи Елены уже в течение недели ощущали, что вокруг них вершатся великие козни. Но, когда и как они проявятся, вельможи лишь могли гадать. Потеряли покой бояре Скуратов и Сабуров. На все вопросы Елены они только разводили руками. Не ведали якобы ничего и князья Ряполовский и Ромодановский. Но в день святого Марка два Василия словно бы проснулись. В этот день канцлер Монивид и виленский епископ Адальберт посетили князя Александра и заявили ему, что литовская рада не намерена больше терпеть в Вильно русских воинов и холопов. Это заявление дошло через Ивану Сапегу до князя Ряполовского. Он принял все меры, чтобы предотвратить изгнание. Как глава посольства, он решил собрать всех доверенных ему людей и рассказать о замыслах рады, канцлера и Виленского епископа. В его покоях сошлись князь Ромодановский, боярин Скуратов, дьяк Курицын, дворецкий Сабуров, казначей Кулешин, отец Фома и другие вельможи и служилые люди.
— Я собрал вас, любезные слуги государевы, чтобы открыть происки, кои затеяли паны рады и близкие к великому князю Александру люди, — начал разговор князь Ряполовский. — Они намерены изгнать всех нас из Вильно. А нас прислал в Литву государь всея Руси Иван Васильевич. Он же спросит с нас, ежели поддадимся воле литвинов, ибо поставлены мы здесь оберегать его дочь и великую княгиню Елену Иоанновну. Есть ли кто из вас, для кого воля государя не священна? Ведаю, что нет.
— О чём ты говоришь, княже? — отозвался князь Ромодановский. — Мы головы сложим у ног Елены, но не поддадимся воле и силе литвинов. Кто мыслит не так?
— Едино мыслим, — поддержали Ромодановского остальные.
— Иного и не ждал от вас услышать, други, — заметил князь Ряполовский. — И потому давайте подумаем, как отвести беду.
Встал из‑за стола думный дьяк Фёдор Курицын. Все присутствующие чтили этого разумного дипломата, знали, что он и у государя в большой чести.
— Мы слушаем тебя, брат, — сказал князь Ряполовский.
— То, что задумали паны рады вкупе с Монивидом и Войтехом, не только нам во зло, прежде всего они пошли встречь своему великому князю, — излагал свои мысли Фёдор. — Он у них костью в горле. Однако это не меняет сути, и нам впрямь грозит большая беда. Но ежели мы пойдём за защитой к Александру, то лишь усугубим беду. Александр в руках вельмож похож на цацку, которой они тешатся. Потому мыслю, что нам нужно уведомить о происках панов государыню Елену и просить у неё благословения на действа, которые помогут образумить Войтеха, Монивида и иже с ними. Они голова заговору против нас.
— Но как образумить? — спросил Прокофий Скуратов.
— Собрать воедино и сказать, что их ждёт, ежели надумают угрожать нам изгнанием, — ответил дьяк Курицын. Князь Ряполовский хотел возразить, но Фёдор, подняв руку, остановил его. — Мы только скажем панам, что Русь сегодня не та, что была вчера. Мы сбросили с плеч татарское иго, и наша сила прибывает день ото дня. У нас договор с крымским ханом, а он давно зарится на Литву. Потому панам рады должно с нами считаться, ежели не хотят порушить мир.
— Ты верно молвил, — согласился с Ромодановским князь Ряполовский. — Да и война нам во срам. Как это тесть на зятя и на дочь пойдёт с войском? Тут надо всё разумно взвесить и самим не ринуться на рогатину. Сраму не оберёшься.
Задумались придворные Елены. Куда ни ткнутся, всюду препоны возникают, но они продолжали искать путь к мирному исходу. Все, однако, сошлись на том, что дьяк Фёдор Курицын прав: лишь через уговоры надо добиваться мирного решения разлада. Всем стало очевидно, что если не найдётся путь к миру, то от этого будет тяжелее всего государыне Елене. Она окажется под тучами стрел панов рады, её опалит гневом отец.
— Бог помилует, и до войны дело не дойдёт, ежели на половинчатое согласие пойдём, — высказал своё мнение праведный боярин Скуратов. — И паны будут довольны, и мы нагишом не останемся. Да и к чему столько ратников и челяди держать!
— Может, сие и так, токмо опять‑таки волю государя преступим, — заметил князь Ромодановский. — Давая наказы перед моим отъездом, батюшка сказал: «Вы там стойте прочно, воев при себе держите, а не на постое где‑то». Вот и судите…
И опять придворные Елены задумались, теребили бороды, напрягали мысли. Пришло время трапезы, и дворецкий Дмитрий Сабуров прервал их размышления. Но и там, за столом, за чарой хмельного они ещё не один час лопатили слова, словно зерно на току. Наконец согласились на том, что волю государя всея Руси им не дано нарушить, и отважились послать в Москву гонцов, чтобы из первых рук получить повеление, как жить с литвинами: мирно ли отправить воев и дворню в Москву или пойти встречь, держаться до последнего и ждать подмоги войском. Князь Ряполовский завершил долгую и мучительную беседу:
— Пусть будет по–вашему, государевы люди. Ноне же я отправляю гонцов в Москву к великому князю.
В те же часы во дворце канцлера Монивида собрались литовские вельможи. В роскошных палатах они чувствовали себя свободно, торжественно, и у них не было никаких разногласий и сомнений в том, что может быть иное решение, нежели то, что предложил Монивид. Он же был твёрд в сказанном.
— Думаю, вельможные паны, так. Мы с вами не подписывали в Москве договорную грамоту и не давали согласия нашему государю вольно ввести московитам рать в Вильно. И мы не отвечаем перед государем Руси за наши действия. Зачем же терпеть в столице государства иноземную рать?
— Пусть убираются прочь! — воскликнул младший князь Друцкий.
Его поддержал хор голосов: «Прочь! Прочь!»
— Вижу, воля ваша едина, — сказал канцлер Монивид. — И с нами святая католическая церковь. — Он поклонился епископу Адальберту. — Потому сегодня мы окончательно потребуем от великого князя выполнить нашу волю.
Слово взял гетман Николай Радзивилл.
— Всё так, но мы не должны забывать, что если тысяча руссов поднимет оружие, то и горожане–русы возьмутся за вилы и топоры. Устоим ли, если у нас под руками не более восьми сотен воинов? С нами что тогда будет?
Паны молчали. Они были озадачены. Однако сам же Радзивилл вселил в них надежду на благополучное завершение начатого дела:
— Нам не надо спешить. Мы не на пожаре. Предлагаю от имени рады отправить послов в Ливонский орден. Пусть магистр пришлёт рыцарей для защиты Вильно от россиян. Он это сделает охотно. Ещё надо немедленно послать гонцов в Каунас, в Паневежис и Лантверис. Пусть наместники соберут отряды шляхтичей, волонтёров и срочно пришлют их в Вильно. И вы, господа, позаботьтесь пополнить войско, как и я обещаю это сделать. Как только город будет надёжно защищён, мы попросим руссов немедленно покинуть его. А не уйдут по воле, выгоним силою оружия.
Вельможи ещё обсуждали детали своих действий, когда в зале появился дворецкий Монивида и позвал его, намереваясь передать должное лишь ему. Монивид подошёл к дворецкому и спросил его:
— С чем пришёл, Якоб?
Тот ответил:
— Ясновельможный пан, явились семеро русских бояр и князей, просят принять их.
— Что им надо?
— Не знаю, ясновельможный пан.
— Сам дьявол привёл их сюда, — зло бросил Монивид и вернулся к столу. — Слушайте, вельможные паны, пришла делегация московитов. Будем их слушать? Или выпроводим?
— Сын мой, мы должны их выслушать, — вмешался епископ Войтех. — Мы будем знать, чего они добиваются.
— Если не возражаете, я впущу их, — произнёс канцлер.
— Пусть войдут, но воли им тут не будет, — отозвался старший Друцкий.
— По мне так одного нам хватит послушать. Не терплю москалей, — заявил гордый граф Хребтович.
— Всё верно сказано ясновельможным графом, — согласился Монивид и повелел дворецкому: — Позови князя