Василий с острым волнением ждал ответа на своё заявление. Вельможи, однако, словно лишились дара речи и молчали. Ни у кого не было желания первым выразить какое‑либо мнение о столь дерзновенном помысле великого князя. Каждый из них подумал, что Василий Иванович перехлестнул через край, что такой пирог, как Польша и Литва, ему не проглотить. Да и не божеское это дело — вести захватническую войну. По–другому же никто это стремление государя не обозначил.
Молчание затягивалось, государь уже нервничал. Он встал, прошёлся по покою, и всем показалось, что он сейчас сорвётся и накричит на них за то, что они своим молчанием выражают протест его желанию. И всё-таки среди умнейших нашёлся самый мудрый и смелый человек, молодой радетель за Русь, боярин Михаил Колычев. Он встал, перекрестился на образ Божьей Матери и спокойно, убедительно заговорил:
— Государь–батюшка, погаси в себе несбыточное желание. Русь никогда не жаждала вести захватнические войны, да она и не в состоянии это сделать. Нам бы при твоём великом радении за Русь вернуть сейчас, да–да, сейчас, в благоприятное время, те русские области и города, кои находятся под игом Польши и Литвы. В этом мы тебя поддерживаем и готовы хоть завтра отправиться в поход к Смоленску, к Полоцку, к Минску и к другим русским городам. И мир нас не осудит. Тем самым ты, государь, продолжишь дело отца и сестры Елены, исполнишь чаяния россиян за рубежами державы и поддержишь дух вдовствующей великой княгини Елены Ивановны, которая, то тебе ведомо, как никто другой, хорошо порадела за возвращение русских земель в минувшей войне четыре года назад. Так ли я говорю, други?
Ему никто не ответил, но в душе согласились все.
По–своему, однако, уразумел молчание бояр и князей великий князь и счёл, что они с Колычевым не согласны. Все они помнили, что в 1503 году Александр Казимирович и Иван Васильевич подписали договор на шесть лет. По этому договору под власть Москвы на «перемирные лета» отходили Стародубское и Новгород–Северское княжества, земли князей Мосальских и Трубецких, а также ещё двадцать пять городов и семьдесят волостей — почти треть земель Литовского княжества. Условия перемирия Василий Иванович помнил, как кириллицу. Знал великий князь и всю важность для Руси добытых городов и земель. Теперь ему стоило только обнажить мечи и ворваться за рубежи сопредельного государства, как его сочтут нарушителем договора и по закону о перемирных годах лишат земель и городов, приобретённых пролитой кровью россиян. Нет, того не будет. Пусть Сигизмунд лезет на Русь! Тогда уж!
В этот миг великий князь поблагодарил в душе молчавших вельмож. Их безмолвие пошло во благо ему. Он вытянул ноги из пучины, в которой чуть было не утонул, и у него посветлело на душе. Он оказался способен на добрые дела. Василий произнёс:
— Спасибо вам, мои советники, за то, что вы промолчали, когда от вас ждали слова Колычев и я. Я разобрался во всём лучше, чем ежели бы вы выразили своё мнение. Вот уж, право, не ожидал от себя такой прыти! — Василий развёл руками и улыбнулся. Он подошёл поближе к вельможам, продолжая доверительно: — Думаю, что нам пора послать послов в Краков и выразить Сигизмунду соболезнование в связи со смертью брата. Потому поручаю князю Ивану Патрикееву, а с ним и Миколе Ангелову съездить в Краков, передать несколько слов сестрице Еленушке, а каких, о том пока не поведаю.
К ночной тьме подкрадывался рассвет, когда советники великого князя покинули кремлёвские палаты.
— И чего это поднял нас государь среди полуночи? — передёрнув плечами от прихлынувшей утренней свежести, заметил князь Патрикеев. — Теперь и отоспаться некогда, в путь пора собираться.
— С Миколой Ангеловым в дороге и отоспитесь, — заметил Иван Овчина.
Однако промыслом Божьим ни Ивану Патрикееву, ни Миколе Ангелову не удалось выполнить повеление государя Василия. Претерпев огромные трудности в пути, связанные с осенней распутицей, и добравшись, наконец, до Кракова, послы узнали, что принц Сигизмунд давно пребывал в Вильно. Не оказалось в Кракове и вдовствующей королевы Елены: она уехала в Вильно раньше Сигизмунда.
Попав в незавидное положение, князь Иван Патрикеев попытался встретиться с кем‑либо из влиятельных вельмож и прощупать почву, на какую ему предстояло ступить в погоне за Сигизмундом. Но Патрикееву не потребовалось кого‑либо искать. Он сам был найден очень заинтересованным лицом в делах Руси и Польши — архиепископом Радзивиллом. Его услужители нашли русское посольство на постоялом дворе и от имени архиепископа пригласили в его палаты князя Патрикеева. Радзивилл принял русского посла почтительно. Они посидели за трапезой, выяснили, что семь лет назад лишь чудом не встретились в сражении на Митьковом поле.
— О–хо–хо, — вздохнул князь Патрикеев, — кому‑то из нас не довелось бы сидеть за этим столом.
— Истинно так. Выходит, Всевышний к нам благоволит. Ну так поведай, сын мой, князь Иван, с чем пожаловал к нам. Говорю тебе, что принца и канцлера нет, они в Вильно и только со мной ты можешь поделиться российскими заботами.
Радзивилл хорошо говорил по–русски, и собеседники не испытывали трудностей в общении.
— Наши заботы прежде всего о принце Сигизмунде.
— Я подозреваю, что ваши заботы переплетаются с нашими.
— Скорее всего так. Ведомо нам, что принц Сигизмунд холост и неравнодушен к вдовице Елене. Брат Елены, великий князь Василий, благословил бы её на этот брак, ежели Сигизмунд попросит её руки через год. С этим мы и пожаловали в славный Краков, чтобы заручиться его словом.
— Преград много к тому супружеству, — сухо и с некоторым отчуждением произнёс Радзивилл.
— Полно, святой отец, какие могут быть преграды! А ежели и возникнут, так мы их…
— Не горячись, сын мой. Скажу тебе, что главная преграда — в вероисповедании княгини Елены. Она непоколебима в своей вере. На костёр взойдёт, но не предаст её.
— Ну полно, святой отец. То волей батюшки она крепко стояла в православии. Ныне батюшка её в небесных кущах. Мы же с добрым человеком Миколой Ангеловым поедем в Вильно и уговорим вдовицу Елену креститься в латинскую веру.
— Не тешь себя надеждами, светлый князь. Мне ли не знать княгиню Елену, с которой мы бились десять лет! Да я бы тебя посаженным отцом взял, если бы ты вдовицу побудил к латинству.
Отдохнув два дня в Кракове, Иван Патрикеев и Микола Ангелов покинули город и отправились в новое дальнее странствие. Той порой события развивались не в лучшую сторону для князя Ивана Патрикеева. Заметил он ещё на пути к Кракову, что его спутник Микола Ангелов день за днём тает, как свеча. Когда послы выехали из Кракова и двинулись к Вильно, неведомая болезнь совсем подточила здоровье доброго человека. Князь едва довёз его до мужского монастыря под Гродно и отдал в руки милосердной братии на излечение. Проведя два дня в монастыре, Иван Патрикеев услышал от мудрых престарелых провидцев Аникиты и Зосимы, что болезнь у Миколы возникла от сильного душевного расстройства. Тому угнетению души было отчего возникнуть. Провожая Ангелова в Краков, государь сказал ему в напутствие всего- то несколько слов: «Ты, раб Божий Микола, идёшь встречь великому князю, так вот запомни моё повеление: приведи мою сестрицу Алёну в католическую римскую церковь, чтобы вольно вышла замуж за короля Сигизмунда. Знаю, ты можешь одолеть её волю красным словом. Не исполнишь моего повеления, на Русь не являйся. Переступишь рубеж, в смрадном подвале сгною». Это были первые ростки жестокости великого князя Василия. Позже они расцвели махровым цветом.
Ангелов не заверил государя, что исполнит его волю, ушёл из дворца со слезами на глазах, с сердцем, которое разрывалось от горя. Так Ангелов и страдал сердцем и душой от Москвы до Кракова и от Кракова до Гродно.
Расставаясь с князем Иваном Патрикеевым в монастырской келье, лежа на топчане, увядающий Микола Ангелов со страстью, в которую вложил последние силы, сказал ему:
— Ты, князь–батюшка, встретившись с матушкой Еленой, не нуди её идти в католическую веру, не заставляй предавать веру отцов, не преступи закона Божьего. Побойся Спасителя и моего проклятия. Аминь.
Крепкий духом князь Патрикеев, увидев горящие жаром глаза доброго человека, дрогнул и опустился перед ложем на колени.
— Слово княжеское даю, не будет от меня нужды государыне, святой отец.
На том князь Иван и Микола Ангелов расстались.
В Вильно Патрикеев появился с чистой душой. Он привёз лишь соболезнование великому князю Сигизмунду, а встретившись с великой княгиней Еленой, поведал ей только о несчастье, постигшем Миколу Ангелова. Выслушав Патрикеева, Елена пролила слёзы:
— Господи милосердный, за что ты послал ему такое испытание!
В этот час вдовствующая великая княгиня ещё не ведала, что на её долю грядут не менее тяжкие испытания.
Глава тридцать третья. ИСХОД ИЗ ВИЛЬНО
Узнав о том, что литовская рада дала великому князю Сигизмунду «добро» начать против Русского государства военные действия, вдовствующая великая княгиня воспротивилась ему. В тот же день она отправилась в покои Сигизмунда и вызвала его на откровенный разговор.
— Государь, вот уже несколько лет мы живём в мире с Русью. Вильно торгует с Москвой, в порубежье никто не нападает друг на друга. Россияне щитом стоят на пути ордынцев, рвущихся в литовские и польские земли. Зачем же ты замышляешь войну? Зачем хочешь обездолить тысячи семей, разорить русские земли? И честь свою запятнаешь, нарушив договор на «перемирные лета».
Сигизмунд с каждым словом Елены становился всё мрачнее и смотрел на невестку высокомерно, с долей презрения. Сказанное им прозвучало жёстко и выявило всю его неприязнь к покойному брату:
— Я просил вас не вмешиваться в государственные дела. Я всего лишь намерен исправить зло, нанесённое князем Александром великому Литовскому княжеству. Это при его полном попустительстве княжество потеряло треть земель. Он может перевернуться в гробу, но я смою этот позор с рода Ягеллонов. Я верну в лоно великого Литовского княжества всё до пяди, что вы вместе потеряли в хмельном угаре. Если у вас есть что- либо иное сказать, говорите, а коль нет, позвольте мне заниматься своими державными делами. — Сигизмунд стоял у стола и в такт словам ударял костяшками пальцев по столешнице. — Говорите же или уходите!