— Тщетны наши поиски, мой друг. Поди, Сигизмунд не изгнал монахов, а угнал их в Краков и там закабалил. Печально, но пора уходить в Бреславль.
Князь Илья и воины вернулись в замок Миндовга на исходе августа, проведя в поисках почти полгода. Елена встретила мужа радостно и спокойно, потому как боль по утраченному сыну сменилась ожиданием нового дитя.
— Может, опять сынок народится, так Иванушкой и назовём, — утешала Елена всё ещё пребывающего в горе Илью.
— Государыня–лебёдушка, роди мне девочку. Сердце просит, — гладя полный живот супруги, признался Илья.
С возвращением князя Ильи в замок Миндовга жизнь супружеской четы потекла мирно и благополучно. Спустя много месяцев Елена на удивление легко родила девочку. Её назвали Софьюшкой в память о великой княгине Софье Фоминишне. Некоторое время было похоже, что за пределами Бреславля все забыли о бывшей великой княгине Литвы и королеве Польши, потому как никто из окружения Сигизмунда и сам король в ней не нуждались. Монахов из обители Святого Серафима и впрямь угнали под Краков и там отдали на исправление веры в монастыри к бернардинцам. Правда, одному из монахов, молодому и сильному, удалось сбежать. Его искали, но так и не нашли. Обо всём этом вести до Елены не доходили. Она же посылала гонца в Гливице узнать о том, как завершилось возведение Софийской обители. Гонец вернулся через месяц и порадовал Елену:
- Всё, матушка–государыня, исполнено по вашему завету. Три дня я у игуменьи Параскевы гостил. Всё она показала, всем довольна и старосту хвалила.
- Вот и слава Богу. Добро добром отзывается, — заметила Елена и ещё долго расспрашивала гонца о житьё–бытьё монахинь, поинтересовалась, прирастает ли обитель Христовыми сёстрами.
- Тут уж скажу одно, матушка–государыня: отбою нет, особо в последнее время. Идут и старые, и молодые. Зело досаждают православным христианам ксёндзы–латиняне. Два года нет русичам покоя…
Позже обитатели замка Миндовга узнали, что в минувшие два года король Сигизмунд ни с кем не воевал, а был занят устройством личной жизни. Потеряв первую жену, которая умерла при родах, он готовился взять в жены венгерскую княжну Боне. Эта княжна славилась своей красотой. За неё сватались многие достойные графы и князья, но она искала королевской чести и нашла своё. А спустя немного времени король Сигизмунд проклял тот день, когда, увидев Боне, позарился на её красоту. Войдя в Вавель, она посеяла распри между королём, духовенством, вельможами и депутатами сейма. Казна по её милости лишилась многих доходов, потому как королева Боне раздавала государевы земли всем понравившимся ей шляхтичам, освобождала их от налогов.
Не беспокоил Елену и брат Василий. С Литовско-Польской державой в эти годы был заключён «вечный мир». Пользуясь передышкой, Сигизмунд и Василий готовились к новой войне, которая вспыхнула в 1512 году. Однако подготовка Литовско–Польского государства к войне затруднялась тем, что у Сигизмунда не было денег нанять армию, вооружить её и купить новое огнестрельное оружие — пищали.
Совершенно неожиданно к Сигизмунду прилетел «ангел–спаситель». Ранним летом 1512 года в Кракове появился приор [33] Вельского монастыря, — так теперь назывался монастырь Святого Серафима, захваченный католиками. Отец Ян Комаровский пришёл во дворец и потребовал, чтобы его отвели к королю. На вопрос графа Гастольда, зачем он пожаловал к государю, Комаровский сказал:
— Сие тайна, ваша светлость. Вы уж отведите меня к его величеству.
Граф Ольбрахт сходил к королю, доложил о странном монахе, получив разрешение привести его, вернулся к Яну Комаровскому и отвёл его к Сигизмунду. Король встретил приора приветливо. Всё-таки была причина: служитель веры пришёл с «государевой тайной».
— Ну, расскажи, святой отец, что привело тебя во дворец Вавель? — спросил Сигизмунд, усадив гостя в кресло.
— Государь, сын мой, дело чудотворное, — начал Комаровский. — Ещё три года назад вернулся в монастырь монах–схизматик из тех, кого вы выдворили в тот год, когда воевали Слуцк и Вельск. Мы его приняли, он вольно перешёл в нашу веру и был исправен в послушании. — Ян Комаровский не спускал своих светло–серых глаз, дабы видеть, внимателен ли король. — Всё шло по чину, да приметили братья Христовы, что бывший схизматик носит на теле вериги и к ним приварены два ключа. Однажды братья выследили, как он открыл в подклети хлебодарни тайную дверь и скрылся за нею.
— И что потом? — с интересом спросил Сигизмунд.
Святой отец Ян потупил глаза и тихо продолжал:
— Потом он вернулся в келью весь в паутине и грязи. Мы сие заметили и велели ему идти мыться. Он ушёл в баню да там и преставился… от угара.
— Ну а ключи где? И что за тайной дверью? — нетерпеливо спросил король.
Он знал, что Елена не сумела вывезти из монастыря своё достояние. Его люди искали сокровища, но безуспешно.
— Ключи мы взяли, сын мой, государь, но вторую дверь нашли лишь спустя два года, и я посмотрел, что же хранится за второй дверью.
- И что же? Король встал с кресла, приблизился к приору. — Да говори же, не смущайся! — повелел он.
- В том тайнике, государь, находится несметное богатство: золотые и серебряные деньги, братины, кубки, блюда из чистого золота или серебра, драгоценные украшения, золотые кольца, меха, платья в жемчугах, обувь в бриллиантах. И при всём том лежит список короля русов Ивана III.
- Спасибо, святой отец. Это и впрямь чудо. Но с чем ты пришёл? Только ли рассказать о чуде? Может, уже расхитили сокровища?
- О нет–нет, сын мой, сокровища целы и мною берегутся. — Ясные глаза приора смотрели на короля просительно. Я хочу, чтобы сие богатство перешло в ваши руки, чтобы вы наняли войско, купили оружие и пошли войной на еретиков–русов, коих я ненавижу. Я хочу, чтобы на земле торжествовала лишь наша католическая, истинная вера Христова! — с фанатичным надрывом закончил свою исповедь Ян Комаровский.
- Это похвально с твоей стороны, святой отец, но я не имею права распорядиться богатством бывшей королевы. Она теперь княгиня Ромодановская, она замужем за русским князем, и по праву супруга её достояние принадлежит и ему. К тому же у неё могут быть наследники.
Ян Комаровский занервничал, глаза его забегали, он взмолился:
- Государь, сын мой, не отказывайте себе иметь сильное войско, не разочаровывайте католиков в любви к вам! Возьмите сокровища! А церковь простит вам сей малый грех. Я сам пойду к понтифику Римской церкви и буду просить его, чтобы он отпустил вам все прегрешения! О, папа римский Юлий II самый милосердный и самый достойный защитник католичества.
- Святой отец, не смущай и не искушай своего благочестивого короля. Ты можешь оставить ключи в Вавеле, но я буду хранить их до того часа, пока не придёт за ними истинный хозяин сокровищ.
Однако, говоря с жаром о своём высоком благочестии, Сигизмунд не мог скрыть алчного огня в своих глазах. Ян Комаровский заметил сей огонь и возрадовался. Тонкий иезуит понял значение этого блеска в глазах Сигизмунда. Он достал из глубоких карманов сутаны два тяжёлых, рыжих от ржавчины ключа и положил их перед королём.
— Да хранит тебя Всевышний, сын мой, да умножатся твои благодеяния, — запел Комаровский.
— Спасибо, святой отец, я не забуду твой подвиг, я исполню твои желания. Знаю, ты будешь доволен саном прелата в Кракове. Иди же, отдохни, а я займусь твоим устройством. — Сигизмунд спрятал ключи, позвонил в колокольчик. Появился дворецкий Иван Сапега, и король повелел ему: — Отведи святого отца в покои для гостей и позаботься о нём.
Проводив приора, Сигизмунд задумался. Он жаждал овладеть сокровищами россиянки, и эта жажда помогла ему одолеть все препятствия на пути к сокровищам. Сигизмунд не посчитался ни с чем и ни с кем. Он забыл о своей благочестивости, о страхе перед проклятием за новые жестокости. Он добыл богатство великой княгини Елены. Вот свидетельство той поры: «В день празднования памяти святой Агнессы паны собрались в монастырь и, выслушав обедню, вошли вместе с гвардианом и братом ризничным в ризницу, где по их приказанию были открыты два сундука. В одном было 16000 грошей и 2000 золотых флоринов, а в другом разного рода золотые вещи, и именно много золотых цепей, 16 поясов золотых, 400 колец, 4 пары башмаков, шитых жемчугом и драгоценными камнями, стоящие по 7000 флоринов. В том же сундуке находилось 30 маленьких ящиков: одни — с золотом, другие — с серебром, третьи — с бериллами, четвёртые — с другими драгоценными металлами и камнями. На описание этих сундуков два писца–поляка и один писец русский… потратили целый день». В этом свидетельстве сказано только о двух сундуках, а их в монастыре Святого Серафима хранилось восемь.
Но пока король не видел пути, как достичь желанной цели. Елена теперь может позвать на защиту своей части и богатства брата Василия, и тот придёт с войском, благо будет повод нарушить «вечный мир». Сможет ли он, король, противопоставить русскому войску своё? Увы, Боне разорила его до последнего камзола, и денег ему хватает лишь на то, чтобы содержать её придворных да тысячу своих гвардейцев. «Нищий король», — горько усмехнулся Сигизмунд и подумал, что ему следует позвать Ивана Сапегу и поклониться этому проныре. На этот раз он не отвертится от исполнения королевской воли, счёл Сигизмунд. «Только и над ним надо будет ставить своё око, дабы не украл половину золота», — уныло предположил Сигизмунд.
Вскоре Иван Сапега стоял перед королём. Этот сорокалетний муж был по–прежнему крепкий и вёрткий, готовый исполнить любую волю государя.
Сигизмунд ни в чём не утаил цели встречи и разговора с Яном Комаровским и положил ключи на стол перед Сапегой.
— Вот ключи от тех тайных дверей, за которыми спрятано золото россиянки Елены, но пока нам его не дано взять. Мир сочтёт нас преступниками, осудит папа римский. Ты должен понимать, по какой причине нас осудят. А поскольку в своё время ты не нашёл тех дверей, за которыми было спрятано тогда принадлежавшее нам имущество, велю тебе искупить вину и найти честный путь, дабы привезти в Краков то, что должно принадлежать нам.