— Не может такого быть, — сказал он.
— Все может быть. — Катя убрала удостоверение. — Впрочем, на лидерстве я не настаиваю. Это ваш участок.
— Мой, — тихо сказал Катюшин. — Нет, быть такого не может. А ты…что же ты…что же сразу не сказала?
— Так интереснее. Правда?
Он глянул на нее снизу вверх. Потом выпрямился, расправил плечи, гордо вздернул подбородок.
— Ни от одного слова своего не отказываюсь, — вздохнул он тяжко. — А вы.., а ты правда тут с мужем отдыхаешь?
— Чистая правда, — ответила Катя. — А теперь, Клим, вернемся к Чайкину. Что ты с ним после опознания в морге делать собираешься?
— На пятнадцать суток водворю, — меланхолично ответил Катюшин, думая явно о чем-то другом, — за вранье.
— Но это незаконно.
— Ну тогда за драку. Объяснения с Ивана, с Юлии возьму и оформлю как мелкую хулиганку.
— А ты давно этого Дергачева знаешь? — осторожно осведомилась Катя. — Мне сказали, вы вместе квартиру снимаете?
— А ты обо мне и справки навела? Уже? — Он глянул на нее и снова вздохнул. — — Я его знаю сто лет. Мы в одном дворе жили.
— Где? Здесь, в Морском?
Катюшин покачал головой — нет.
— Мы из Калининграда.
— Значит, ты оттуда родом? А сюда после училища попал?
— Ага, — ответил Катюшин, — почти. А карточка, между прочим, что нам этот фрукт предъявил, натуральная. Только «Трансатлантик» этот никакой не бизнес-центр. Это новый развлекательный комплекс возле порта: казино, бары ночные, стрип-шоу, клубы, кабинеты ВИП с девочками и все такое. И карта эта никакая не членская, пусть он нам тут не заливает. Это что-то вроде рабочего пропуска туда на каждый день.
Глава 9СЕЛЬСКАЯ САМОДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Перед тем как увезти Чайкина в морг, Катюшин о чем-то разговаривал с Юлией Медовниковой. Они беседовали у стойки бара, и нарушить их трогательный междусобойчик Катя не решилась, хотя… Судя по быстрым взглядам, которые бросала Медовникова в окно на курившего возле мотоцикла Чайкина, разговор шел о нем. И это было странно, ведь Юлия явно видела его впервые, он был чужаком в поселке. А потом Катюшин со свидетелем уехали. Юлия сразу же заторопилась наверх убирать номера, и Катя от нечего делать решила прогуляться по поселку. На этот раз не бегом, а медленно и с праздным любопытством, как и положено приезжим отдыхающим. Но тут вернулись Кравченко и Мещерский, вроде бы на первый взгляд вполне удовлетворенные и морской прогулкой, и лодкой. Тут же возникли шум, гам, суета, суды-пересуды. Решено было ехать рыбачить прямо завтра на рассвете. Тут же потребовалось срочно проверять спиннинги, лески и прочие причудливые удочки. Катя с полчаса терпеливо присутствовала при всем этом рыбацком балагане, наблюдая за счастливыми, довольными и, как ей казалось, младенчески-трогательными лицами мужа и его закадычного товарища. Потом терпение ее лопнуло, она позаимствовала из холла гостиницы складной шезлонг и отправилась по берегу от места вчерашней трагедии. И отлично позагорала.
Честно признаться, сначала на пустынном пляже ей было как-то не по себе. Она то и дело смотрела по сторонам, вздрагивала и зорко вглядывалась в дюны — не крадется ли и к ней какой-нибудь здешний псих с кухонным ножом? Но солнце припекало все жарче и жарче, и на берег сползались отдыхающие. Их оказалось в Морском не так уж и мало, несмотря на жалобы Медовниковой на мертвый сезон. В соседстве с двумя степенными супружескими парами из Калининграда, мамашей с двумя детьми из Черняховска и стайкой местных подростков, копошившихся на солнце, точно шпроты. Катя в конце концов совершенно успокоилась. Время текло приятно и неторопливо, пока солнце не село в море и не наступил вечер, принеся с собой одну весьма странную историю.
Как понял Сергей Мещерский, бар «Пан Спортсмен» был в Морском главным и единственным местом, где можно было тихо, культурно и без особенного напряга скоротать вечер за кружкой пива. Местные подтягивались в бар к девяти, а уже в половине десятого тесный, отделанный некрашеной сосной зальчик был полнехонек. В такие часы Илье Базису приходилось даже бросать молоток в своем гараже и приходить в бар помогать жене обслуживать клиентов.
Мещерский занял столик на троих возле маленькой эстрады, обычно пустовавшей. Но сейчас на эстраду выставили колонки, а это значило, что в «Пане Спортсмене» намечались танцы с музыкой. Вечер был субботний, теплый, погожий, вполне пригодный для сельской дискотеки. Соседние сдвинутые столы оккупировала большая шумная мужская компания. Оказалось — таможенники, приехавшие из Калининграда в Морское порыбачить на выходные. Мещерский в ожидании Кравченко и Кати, которые после ужина для чего-то «на минутку» поднялись к себе, ревниво прислушивался к громогласным рыбачьим вракам таможни: кто какой улов поднял да кто какие соревнования в прошлом году выиграл. Как раз в тот момент, когда он краем уха ловил душераздирающую байку о том, как у одного из таможенников, похожего на толстого сытого кота, во время прошлогодней поездки внезапно сильно натянуло леску, блесна отцепилась и ударила, словно хлыстом, по ноге, пробив резиновый сапог, так что крючок-тройник, как акула, впился в тело на три, а то и на все пять сантиметров, в баре появился Иван Дергачев.
Днем Мещерский не видел спасенного, да, признаться, к встрече и не стремился. Сейчас он просто не знал, как себя вести с этим типом. Интересно, помнит он что-нибудь? Должен помнить, хотя пьян он, конечно, был вчера сильно…
— Привет, — Дергачев обернулся к нему от стойки, — чего будешь, пиво или, может, что покрепче?
— Спасибо, я.., пиво в самый раз, спасибо, — Мещерский от неожиданности просто растерялся. Черт возьми, все он помнит. И если сейчас об этом заговорит, что ему отвечать? Как себя вести — сочувственно или как ни в чем не бывало?
Дергачев забрал со стойки две кружки пива, поданные Медовниковой, — Мещерский отметил, что он выбрал, не поскупившись, совсем не дешевый немецкий «Варштайнер», и присел к столу Мещерского.
— Будем знакомы, — сказал он, подвигая одну кружку Мещерскому, — Иван.
— Сергей, — ответил Мещерский, — очень приятно.
— Из Москвы сам?
— Да, отдохнуть приехал на пару недель с друзьями, порыбачить. В отпуск.
— Линк мне сказал, что это тебя я должен благодарить. Тебя, этого длинного твоего приятеля и его жену. Ну, что.., сняли меня оттуда.
— Мы просто… Иван, может, не будем об этом, а? — взмолился Мещерский. — Все, точка. Тебе самому не надо это вспоминать, не надо об этом думать, зацикливаться на этом. Это ведь была слабость, правда?
Глупость. Ты выпил, потерял контроль и… — Мещерский перехватил взгляд Дергачева. Тот смотрел мимо и, казалось, ничего уже не слушал. А в дверях «Пана Спортсмена» (а именно туда был устремлен враз изменившийся взгляд спасенного) стояла та самая блондинка по имени Марта — в белых изящных брючках в обтяжку и голубой кофточке, так соблазнительно и сексуально открывавшей ее загорелый живот. Блондиночка тряхнула волосами, поднялась на цыпочки и помахала Юлии, хлопотавшей за стойкой, словно говоря: а вот и я, оглядела зал, увидела Дергачева и.., отвернулась.
Прошла к стойке, бочком пробираясь между столиками. Что-то тихо спросила у Юлии. На Дергачева, просто пожиравшего ее глазами, она не обращала внимания. Как на пустое место.
Дергачев отодвинул кружку с нетронутым «Варштайнером», намеренно сильно двинул стулом и встал.
«Ну вот, — подумал Мещерский, — вот опять начинается. Базис-то что-то плел, вроде она чья-то там невеста…» И в этот момент в бар вошли Катя и Кравченко, увидели Мещерского и бодро взяли курс на его столик. Мещерский не знал, куда смотреть — на спасенного, на улыбающуюся Катю, на эту блондинку у стойки, на Юлию Медовникову, которая надела, наверное по случаю субботних танцев, чрезвычайно короткое и чрезвычайно эффектное красное платье.
Дергачев подошел к стойке. Они с Мартой стояли рядом, почти касаясь друг друга, но делали вид, что на тысячи километров вокруг них — пустыня и тундра.
По крайней мере, такой вид был у Марты. Она по-прежнему продолжала о чем-то шептаться с Юлией.
Дергачев кашлянул, потоптался, снова кашлянул и тоже громко сказал что-то Юлии. Мещерский завороженно следил за этой сценой. Медовникова тревожно посмотрела на Марту, потом с досадой на Дергачева и покачала головой, видимо, отказывая ему в чем-то. Но он настаивал. Марта по-прежнему холодно и упорно его игнорировала. А вот Юлия уступила, вышла из-за стойки и куда-то скрылась.
— Сережа, да что с тобой? Ты спишь или завтрашней рыбалкой грезишь?
Мещерский очнулся: Катя, оказывается, уже сидела напротив. И капризно требовала внимания. Кравченко пробирался к стойке за пивом.
— Катя, посмотри на ту парочку у стойки, — тихо сказал Мещерский.
— На нашего вчерашнего полоумного и девицу?
А что? — живо отреагировала Катя.
— Так. Мне кажется, там происходит что-то занятное.
— Что? — насторожилась Катя. — Ты надеешься,. он снова выпрыгнет из окна? Тут первый этаж.
— Мне кажется, они…
За стойку вернулась Юлия. Левой рукой она взяла у ожидавшего ее Кравченко деньги за пиво, правой протянула, точнее сказать — сунула, Дергачеву гитару. Мещерский разочаровался жестоко и сразу. Ну что за ерунда? При чем здесь какой-то музыкальный инструмент?
Что он, серенаду, что ли, намерен затянуть этой гордячке? Юлия, что-то щебеча и улыбаясь, налила Кравченко три кружки пива, а потом снова обратилась к Марте и пододвинула ей телефон. Та что-то сказала, и Юлия сама взялась за трубку. А Дергачев с гитарой в руках легко, точно мартовский кот через забор, запрыгнул на эстраду. Посетители бара тут же оживились, обрадовались. Видно, наступил час местной самодеятельности. Послышались свистки, хлопки, и чей-то довольный бас из угла громко поощрил: «Иван, давай!»
И в этот момент в бар зашел еще один посетитель, которого Мещерский узнал не сразу, а вспомнил лишь тогда, когда этот крепкий высокий и осанистый мужчина протолкался к стойке и по-хозяйски положил на плечо Марте руку. Марта вздрогнула, оглянулась и сразу же нежно, радостно заулыбалась. Мужчина наклонился и поцеловал ее в щеку. Юлия сразу же приветливо и даже немножко заискивающе закивала гостю и одновременно что-то тихо и быстро затараторила в трубк