, кроме ужаса и смерти, взывали мы к Господу в нашей беде: «Господи, спаси нас, смилуйся над нами!»
Без четверти одиннадцать Катя уже подходила к зданию почты. На углу возле опорного пункта скучали мотоцикл Катюшина и два пыльных черных джипа.
Внезапно железная дверь опорного пункта распахнулась, и оттуда стремительно выкатился маленький толстый лысый мужчина лет пятидесяти, одетый в дорогую спортивную куртку. Следом за ним, точно черный горох, посыпались явные охранники — все как на подбор рослые здоровяки в строгих костюмах. Позади охранников Катя узрела Катюшина. Вид у него был растерянный и злой:
— Подождите, Алексей Модестович, мы ж еще не закончили! — крикнул он важному толстяку-коротышке, но тот даже не оглянулся, небрежно бросив через плечо:
— Я буду говорить только с прокурором. Машину я заберу позже. За ней приедет мой человек.
Он направился к джипу. Один из молодцов резво забежал вперед, предупредительно открывая дверь. И в тот момент, когда толстяк уже садился в машину, в дверях опорного пункта за спиной Катюшина появился Борис Чайкин. Катя увидела, что он бледен как полотно и чем-то до смерти напуган.
Тут один из охранников остановился, обернулся:
— А ты, — он ткнул в Чайкина толстым пальцем с печаткой, — ты покойник, придурок. Понял меня, Тарзан? Гроб себе беги заказывай, понял?
— Но-но, потише, без угроз тут! — возмутился Катюшин.
— А ты вообще заткнись! — отрезал охранник и рысью заспешил к джипу. Машины, взвизгнув, как на ралли, тормозами, синхронно развернулись и.., только пыль столбом.
— Это и был муж Преториус? — спросила Катя, подходя.
Катюшин со злостью кусал губы.
— Ну, блин… — У него даже слов не находилось. — Ну, гусь, ну, зараза… Ну, подожди, я тебе устрою…
— Что ты ему устроишь? — глухо сказал Чайкин. — Это ты мне сейчас устроил. Мне, понятно тебе, дурак набитый? Я теперь покойник. Этот-то чистую правду сказал — я уже мертвец! И это вы, черт бы вас тут взял, во всем виноваты!
Глава 13МЕРТВЕЦ РАЗГОВОРИЛСЯ
— Не нас вини, а себя, — хмуро прервал Чайкина Катюшин. — За то, что с чужой бабой спутался, за то, что врал, за то, что, может, и того.., пристукнул ее втихаря на пляже.
— Я не убивал, — ответил Чайкин.
— А это ты теперь вон Преториусу докажи. — Катюшин мрачно созерцал площадь, где и след черных джипов давно простыл. Потом повернулся к Кате:
— Ну, здравствуй. Такие дела, что и поздороваться с тобой толком не успел. Пошли в кабинет.
Катя медленно поднялась по ступенькам мимо Чайкина.
— А мне что теперь делать? — с отчаянием спросил тот. — Я-то теперь куда пойду после этой вашей тюряги, после клоповника?
— В камере у меня ни одного клопа. И что ты опять-то врешь? — возмутился Катюшин. — А что тебе делать и куда идти, я не знаю. Я тебе ни в чем больше не советчик. Вчера дал один совет: чистосердечно все рассказать. Но ты на него наплевал. А теперь катись на все четыре стороны и думай сам, как тебе назад в город возвращаться, как с ее мужем этот бардак улаживать, как живым выйти из всей этой передряги.
— Да это не я ее убил, а он! — выкрикнул Чайкин. — Выследил нас — и сюда со своей бандой… Ты видел, какой он был только что в кабинете-то?
— А каким будешь, узнав, что твоя жена, с которой ты всю жизнь прожил, спуталась с таким вот… — Катюшин смерил Чайкина мрачным взглядом. — Этот Алексей Модестович еще себя в руках держал. Я б, например, прямо сразу тебя кончил, доведись мне вот так. Ты вот сейчас паникуешь, как тебе от его гнева скрыться. И правильно паникуешь. Потому что деваться тебе, парень, некуда.
— Что ты издеваешься надо мной? — спросил Чайкин уже гораздо тише. — Ну что мне теперь делать, что?
— Ты правду начнешь говорить или нет?
Чайкин со злостью глянул на Катю, которая вообще ни слова не проронила, и воскликнул с отчаянием:
— Ну да, да! И что вам только от меня всем надо?
Что вы ко мне-то привязались?
В кабинете он сел на стул и закурил. После ночевки в КПЗ одежда его пришла в еще более небрежный вид, на щеках отросла щетина, но все это и даже выражение испуга и отчаяния, ясно написанное на его лице, абсолютно не влияло на его внешность. И Катя в который раз вынуждена была признать: Чайкин, пожалуй, самый красивый мужчина, когда-либо виденный ею. И, наверное, счастлива была покойная Ирина Преториус, имея столь эффектного друга.
— Будешь отвечать на мои вопросы честно, — приказал Катюшин. — Если снова, как лис, вилять начнешь, тогда сразу вставай и уматывай… Ну? Где и когда ты с ней познакомился?
— В конце марта, на вечере в «Трансатлантике», — нехотя ответил Чайкин.
— Ты ведь в этом заведении работаешь?
— Да.
— Про работу твою я справки навел, а вот коллегу мою из Москвы просвети, будь добр.
— Это такой развлекательный комплекс.., не бизнес-клуб, как я раньше говорил. Просто ночной клуб.
Я там работал в шоу Мамедова.
— В стрип-шоу, — уточнил Катюшин, — мужской стриптиз по четвергам, когда в «Трансатлантике» бабий день, так? Преториус по четвергам приезжала?
— Да. Мы с ней познакомились…
— Прямо во время программы?
— Нет, просто она увидела меня. — Чайкин говорил по-прежнему нехотя и вроде бы смущался. Хотя чего ему было смущаться, раз у него была такая работа? Настоящая, мужская. Катя с любопытством следила за ним. Вот вам и принц в изгнании… Король-дроздобород. — Увидела, ну и, видно, запомнила. Глаз на меня положила. Начала каждую неделю приезжать Потом как-то Мамедов вечером сказал: «Тебя дама в кабинете будет ждать, оплатила контактный стриптиз», — Чайкин горько усмехнулся. — Вот так мы с Иркой и знакомство свели.
— История романтическая, — сказал Катюшин. — У вас там в клубе, кажется, имена вроде не в ходу. Прозвища одни, кликухи. Как там тебя, в этом шоу-то, зовут, Борис?
— Тарзан, — ответил Чайкин.
— Ага, ясно Ладно, продолжай.
— Муж ее тоже иногда приезжал в клуб. Всегда отдельно от Ирки на женское стрип-шоу в другие дни…
Мужик он у нас в городе известный, шишка, в общем.
Я, как только Ирка сказала мне, чья она жена, сразу хотел прекратить все это.
— Почему?
— Потому что всплывать мне было как-то неохота в порту с брюхом распоротым, вот почему!
— Вот даже как. У ее мужа такие длинные руки? Но ты ведь не прекратил с Ней встречаться? Отчего?
— Она меня не отпускала. Влюбилась в меня. Каждый день звонила. Сначала мы в городе встречались — то в гостинице, то в клубе в номере запремся — Она сама эти номера оплачивала?
— Ну не я же, — хмыкнул Чайкин. — Это было ее желание.
— А ты просто пассивно шел даме навстречу?
— Я говорю — я хотел все прекратить, но она сказала: они с мужем разводятся. И она хочет, чтобы после развода мы с ней были вместе. Навсегда.
— А ты что?
— Я не знал, что делать. Решил подождать, посмотреть, что будет дальше.
— Ты ее любил, что ли? — спросил Катюшин.
Чайкин смотрел в окно. На красивом лице его была только досада. Катя украдкой вздохнула: он ее не любил.
— Что произошло между вами в тот день? — задал Катюшин новый вопрос.
— Где-то около недели назад Ирка как-то говорит:
«Давай махнем на выходные на косу». Мол, муж ее куда-то уезжает, и она все устроит — снимет номер в частной гостинице. Там нас никто не знает, будем в полной безопасности.
— Даже так? У нее, значит, насчет мужа были серьезные опасения?
— Они у нее насчет него всегда были. Она мне говорила: это странный человек — холодный, жестокий.
Поэтому она и решила его оставить, она не могла всего этого вынести.
— Но они прожили почти двадцать лет вместе.
— Ну и что? Когда-нибудь предел наступает.
Катя внимательно слушала. Помнится, Марта излагала историю семейных отношений Преториусов несколько по-иному.
— Ирка чувствовала себя брошенной, очень одинокой, — продолжил Чайкин, — и она боялась мужа потому, что в случае чего ей даже не к кому было обратиться за помощью. Она мне сама говорила, что после смерти брата ей просто некуда идти.
— А у Ирины был брат — старший, младший? — спросил Катюшин.
Чайкин пожал плечами:
— Я не интересовался, да она особо и не рассказывала про себя. Говорила только несколько раз, что очень несчастна после смерти брата, что только сейчас понимает, что такое одиночество. А муж ей изменял.
— Этот вот мячик на ножках? — хмыкнул Катюшин. — На Паниковского этот ваш Преториус похож, которого девушки не любят.
— Видел бы ты его у нас в клубе, — сказал Чайкин, — хмырь болотный… Он ей сам изменял, а ее держал на коротком поводке. И убил ее наверняка он: узнал про нас, выследил и прикончил. Не своими, конечно, руками, поручил кому-нибудь из своей банды.
— Ты, Борис, на вопросы мои отвечай. А выводы я буду сам делать. Давай четко все по порядку: что было в тот день между вами, как ехали, где расстались? Где ты потом болтался целые сутки?
— Мы встретились в клубе утром. Я работу в девять закончил. Ирка заехала за мной на машине. И мы сразу тронулись в путь. — Чайкин нервно хрустнул пальцами. — У нее с утра было неважное настроение. С нею такое случалось — бурить она начинала — то не так, се не так. Я тоже в то утро на взводе был. Ночь была паршивая, и вообще, глаза бы мои на это все не глядели…
Ирка в машине начала цепляться — духами от меня какими-то разит, помада на щеке… Я ей говорю: «Ты знаешь, кто я, чем на хлеб зарабатываю». Она и начала: «Давно бы мог ради меня все бросить. А ты все продолжаешь, значит, тебе все это нравится…»
— А тебе нравится в контактном-то стриптизе, а? — наивно поинтересовался Катюшин.
— Да пошел ты! — Чайкин хотел встать.
— Да ладно, чего ты, чудак? Спросить, что ли, нельзя из чистого любопытства? Ну, дальше что было?
— Так и ехали мы с ней, грызлись потихоньку.
Я, честное слово, жалеть стал, что согласился поехать.