Трюк удался и на этот раз – не стопроцентно, но удался. Когда Клара вошла в вагон с чемоданом в одной руке и с полной сумкой от «Сэлфриджис» в другой, она уже не пела вслух, распугивая встречных несдержанными прорывами чувств. Она тихо села у окна и невидящими глазами уставилась на проносящийся мимо английский пейзаж. Смотреть, правда, было не на что. Сразу после Лондона небо затянули угрюмые свинцовые тучи, из которых начал сеяться противный мелкий дождичек, затянувший окно переменчивым капельным узором.
Соответственно погоде душевное равновесие Клары становилось все более зыбким и уязвимым. После первой пересадки в дымном красно-кирпичном Бирмингаме она потеряла власть над собой и начала мечтать о том, как она встретится с Яном. Однако представить это было трудно, потому что ей не хватало реалистических деталей. Она не знала, как выглядит коридор библиотеки, где она может как бы случайно столкнуться с ним, если он ждет этой встречи так же нетерпеливо, как и она. И тут на нее накатил страх. Почему она вообразила, что он уже там? Может, его еще нет? А может, он вообще не приедет? Ведь после краткой записочки, завершающейся лаконичным «До встречи», пришедшей по почте более трех недель назад, она не получила никакого подтверждения, что он приедет. А вдруг он передумал или ему опять не дали визу?
Ко второй пересадке в маленьком городке Хавардене Кларе уже все стало ясно. Пока она взбиралась с тяжелым чемоданом по ступеням громоздкой деревянной лестницы, чтобы тут же спуститься по точно таким же ступеням на другой перрон, она окончательно поняла, что Ян вообще не приедет. О чем она думала до сих пор? Почему эта мысль не пришла ей в голову раньше? Ну и ладно, хватит об этом. Она ведь едет в Дерривог вовсе не на свидание с Яном, так что ей следует спуститься с облаков на землю, перестать сходить с ума из-за Яна и освежить в памяти детали предстоящего ей ответственного задания.
Последний перегон оказался совсем коротким, всего двадцать семь минут, что при учете черепашьей скорости двухвагонного поезда-трамвайчика едва покрывало расстояние небольшой пешеходной прогулки. При подъезде к Честеру погода вдруг чудесно переменилась и, в бледно-голубом неожиданно безоблачном небе засияло нежаркое северное солнце. Клара вышла из вагончика и огляделась: крошечная вокзальная площадь Честера выглядела миниатюрной копией вокзальных площадей всех больших городов мира. Под игрушечными колоннами игрушечных ворот выстроилась очередь из двух английских такси, похожих на маленькие черные фаэтоны, в которые забыли запрячь лошадей.
Проезжая в такси по декоративным средневековым улочкам, Клара вытащила из сумки расческу, помаду и пудреницу и начала поспешно прихорашиваться. Она уже не мечтала о встрече с любовником, она просто заботилась о том, чтобы не предстать перед сыном растрепанным пугалом с бледным ртом и погасшим взором. Такси выехало из города на узкое шоссе, вьющееся среди изумрудных лугов, отороченных ровными рядами тополей. В Израиле Кларе не часто приходилось видеть летом столько привольно растущей зелени. Потом замелькали живые изгороди, окружающие аккуратные кирпичные домики с гребешками дымоходов на крышах, и через несколько минут такси затормозило перед аркой старинных ворот кованого железа.
Роясь в кошельке и путаясь в английских банкнотах, Клара на миг глянула за окно и обомлела. У прорубленной в теле ворот калитки вполоборота к ней совершенно реальный, чуть растрепанный Ян в клетчатой рубашке и в шортах цвета хаки внимательно слушал, что говорит ему веселый, тоже растрепанный и тоже в шортах, сильно повзрослевший Ури. Рядом с ними, лицом к Кларе, слегка пританцовывая, суетилась длинноногая молодая блядюшка в очень коротких шортах, почти бикини, открывавших ее весьма соблазнительные ляжки до самого причинного места. Клара хорошо знала разбитных девок этого типа и терпеть их не могла. Они тоже были охотницы на мужчин, но не разборчивые, а всеядные, готовые взять любого, который клюнет на приманку.
По мелкой чечетке, которую выбивали по отполированным веками камням сандалии голоногой охотницы, было видно, что она находится в состоянии боевой готовности. Клара не смогла сходу определить, на кого именно направленно ее внимание – на Яна или на Ури, но сейчас это было неважно. Сейчас важно было выйти из такси на глазах сына и любовника так, чтобы ни тот, ни другой не откололи от неожиданности какую-нибудь разоблачительную глупость. Уходить они явно не собирались, и не было ни малейшей надежды проскользнуть мимо них незамеченной. Так что Кларе не оставалось ничего, кроме лобовой атаки.
И Клара пошла в атаку. Когда таксист вынул из багажника ее вещи и поставил их возле машины, она распахнула дверцу и решительно шагнула в сторону веселой группы у ворот.
– Господа, – сказала она с улыбкой, которая когда-то отворяла перед нею любые двери, – не могли бы вы помочь мне с моим багажом? Он для меня слишком тяжелый.
И дерзко перевела глаза с любовника на сына и обратно с сына на любовника. Какую-то долю секунды оба молча смотрели на нее, словно пытались найти точку равновесия, из которой им можно будет вступить в контакт с Кларой. Первым пришел в себя Ури:
– С удовольствием, – произнес он любезно и сделал шаг к чемодану.
Однако Ян опередил Ури. Он в один прыжок оказался возле чемодана, легко поднял его и спросил:
– Вы знаете номер своей комнаты?
Теперь Клара могла позволить себе посмотреть ему в глаза.
– Нет, пока не знаю, – ответили ее губы, пока все ее существо погружалось в призывную глубину его взгляда. – Я думаю, мне надо сначала зайти в регистратуру.
– Что ж, пошли в регистратуру, – усмехнулся Ян, отворяя калитку свободной рукой.
Прежде чем пойти вслед за ним, Клара обернулась к сыну. В ожидании ее инициативы он выжидательно молчал, спрятав руки за спину, – чтобы не протянуть их к ней по ошибке, что ли? Боже, как она его любила – брови вразлет, волосы взлохмачены! Нужно поскорей удирать, чтобы не выдать себя каким-нибудь невольным проявлением чувств.
– Спасибо за предложенную помощь, – сказала она, не в силах подавить подкатившую под горло теплую волну. Как ей хотелось коснуться его смуглой щеки! Но ладони его она ведь могла коснуться, правда? И она протянула ему руку:
– Рада познакомиться. Я Клара Райх из Израиля.
– Из Израиля, как интересно! – воскликнула голоногая девка и ловко перехватила руку Клары. – Очень приятно, я Лу Хиггинс из Корнельского университета.
Ого! Девка, кажется, оберегает Ури от Клары! А как же ненаглядная Инге? Но не Кларино было дело защищать интересы немецкой разлучницы. Она приветливо улыбнулась наглой американке и спросила сына:
– Вы тоже из Штатов?
– Нет, что вы, с моим-то акцентом? Я из Германии, из Саарбрюккена, разве не слышно?
– О, так я смогу с вашей помощью воскресить свой немецкий? – воскликнула Клара по-немецки, наслаждаясь возможностью установить с сыном интимную связь, в которую не могут проникнуть другие.
– Ян тоже говорит по-немецки, он из Чехословакии, – предостерег ее Ури, давая понять, чтобы она не проболталась при чехе.
Услышав, с какой легкостью слетело с уст сына запретное имя любовника, Клара внутренне содрогнулась, осознавая всю сложность предстоящей ей недели. Ури хотел еще что-то сказать, но Лу многозначительно просунула обнаженную руку ему под локоть:
– Пошли, Ули, нам пора, мы ведь собирались до чая осмотреть часовню.
И, кивнув Кларе на прощанье, она поволокла слабо упирающегося Ури в сторону мрачной церкви, под сенью которой приютилось приземистое здание древней часовни. Какое дурацкое имя – Ули! Его неприятное звучание на миг резануло ухо Клары и тут же забылось. Какое счастье – Ян здесь! И как удачно голоногая охотница, которая явно целится не на него, а на Ури, увела сына прочь, оставив Клару наедине с Яном. Подавляя рвущийся из груди счастливый смех, Клара толкнула тяжелую калитку и вошла во двор.
Ян ждал ее на пороге, прислонясь плечом к приоткрытой двери. Не двигаясь с места, он охватил ее взглядом, ласкающим и физически ощутимым, как объятие. Клара на миг увидела себя его глазами и осталась довольна: она не шла, а летела, не касаясь земли, и все у нее было в порядке – губы, волосы, походка, посадка головы. Она подошла к нему совсем близко, так что ей в ноздри ударил головокружительный запах его нагретой солнцем кожи, смешанный с горьковатым запахом табака. Он все так же неотрывно смотрел на нее, не говоря ни слова. И почти теряя сознание от его взгляда, от его запаха, от близости золотистых волосков на его груди, курчавящихся в расстегнутом вороте рубашки, она все же нашла в себе силы произнести высоким светским голосом, на случай если кто-нибудь их слышит:
– Это просто волшебный край! Во всем мире идет дождь и только у вас сияет солнце!
Ури
– Ну и мамочка у вас! Тигрица! – восхищенно воскликнула Лу, когда они завернули за угол церкви. – Она что, родила вас еще в детском саду?
Ури и сам был поражен непостижимой переменой в матери, не оставившей в ней и следа от печальной вдовы с веером морщинок в уголках рта, которую он так жалел после лондонской беседы с Меиром. Она сияла и лучилась молодостью и верой в себя. Хорошо зная свою неугомонную мать Ури сразу предположил, что тут замешан мужчина, и ужасная догадка пронзила его сердце – она опять спуталась с Меиром! В свете этой догадки сразу становилось понятным, почему именно ее пригласили вести переговоры о воде. Один-единственный факт не укладывался в это блестящее решение психологической головоломки – зачем Меиру понадобилось впутывать в это дело Ури, который мог опять все ему испортить? Пока Ури проворачивал в голове разные аспекты своего прозрения, Лу продолжала что-то говорить, но он пропустил мимо ушей значительную часть ее речи и встрепенулся только, когда она сказала:
– По-моему, наш чех сразу клюнул на ее приманку.
Вспомнив, как мать выпорхнула из такси и предстала перед ними, грациозно согнув в колене балетную ножку в туфельке на высоком каблуке, Ури охотно поверил, что на ее приманку должен был клюнуть любой. Если бы не Лу, он бы, пожалуй, поспешил сейчас вслед за Кларой, чтобы не оставлять ее наедине со своим новым приятелем. Он терпеть не мог, когда мать заводила шуры-муры с его друзьями, а она именно это обожала, – не для того, чтобы ему досадить, а просто для самоутверждения. Впрочем, если она и впрямь опять сблизилась с Меиром, то вмешиваться не следует – пусть события развиваются своим чередом. Тем более, что Ури утром уже написал и опустил в почтовый ящик подробное описание обаятельного чешского профессора, чтобы те, кому надо проверили, что он за птица.