Как ни странно, Карл попался на ее удочку:
– А тебе бы больше понравилось, если бы я ее любил?
Что-то в его тоне заставило Инге насторожиться – проблеск искренности, что ли? Она припомнила откровенно зовущий взгляд Клары и устремленный к ней наклон шеи Карла, словно он не мог противостоять магнетическому притяжению этого взгляда. Кто его знает, может, он ее и впрямь любил, – настолько, конечно, насколько он вообще способен любить кого-то, кроме себя. Как бы то ни было, нельзя допустить, чтобы Ури застал Карла в замке!
– Что ж, если ты ее любил, то сейчас она должна быть разочарована еще больше.
Карл уже овладел собой и сделал неловкую попытку вырваться из сетей этого диалога:
– А ты верна себе! Все так же играешь в ясновидицу.
Чудно, это как раз то, чего Инге добивалась: вытеснить Клару и перенести внимание Карла на себя. Она вернулась к столу, увидела осколки разбитой чашки, сделала было движение подобрать их, но передумала и взяла с подноса новую чашку:
– Я и есть ясновидица, – сказала она примирительно, цедя из чайничка в чашку остатки остывшего чая. – Но, к сожалению, я не могу разглядеть мелкие детали на таком расстоянии. Например, в какой стране находится этот красивый дом, на фоне которого тебя сфотографировали?
Уж не в Англии ли?
– Чем меньше ты будешь знать, тем лучше для тебя.
Карл произнес эти слова вроде бы даже с дружеским участием, но искра раздражения, мимолетно вспыхнувшая в его глазах, подтвердила правильность ее предположения. Тем хуже, ведь она тогда ночью безошибочно узнала двухтактный писк английского телефона-автомата, требующего с Ури очередную монетку. К счастью, Карл, не умея читать ее мысли, по-своему истолковал пробежавшую по ее лицу тень.
– Я вижу, ты уже поняла, что сейчас мне просто некуда деться. Так что тебе придется меня здесь спрятать, хочешь ты этого или нет.
О да, это она поняла! Что от него не удастся избавиться, пока он не уладит свои дела. Если вообще его дела можно уладить. А если нет? В прошлый раз он не управился и за год, а сейчас, похоже, узел завязался слишком туго, чтобы оставить надежду на благополучную развязку.
– Ты голодный? – спросила Инге участливо, совсем как подруга жизни, и, не дожидаясь ответа, направилась к холодильнику, за открытой дверцей которого можно было хоть ненадолго укрыться от настороженного взгляда незваного гостя. Медленно перекладывая с места на место целлофановые пакеты с сыром, маслом и колбасой, она мысленно перебирала небогатый выбор имеющихся в ее распоряжении средств спасения. Телефонный звонок – но кому, куда? Да Карл и не даст ей позвонить – это он уж наверняка предусмотрел. Усыпить его, подмешавши в чай снотворное зелье из своей коллекции? Небось, и это он предусмотрел и будет каждый глоток сначала испытывать на ней. Но на это, в конце концов, можно было бы даже пойти…
– Что ты застыла там, Инге? Обдумываешь, как меня отравить?
Длинная рука Карла вынула из стиснутых пальцев Инге зажатые в них пакеты, – она даже не слышала, как он возник за ее спиной.
– Это неплохая идея, – невесело отшутилась она, распрямляясь. – Спасибо, что надоумил.
– Надеюсь, ты еще не успела подсыпать яду ни в сыр, ни в колбасу, – в тон ей невесело отшутился Карл, бросая пакеты на стол. – А хлеб у тебя есть?
Она двинулась было к буфету за хлебом, но дорогу ей преградил забытый за их дружеской перебранкой Ральф. Он вдруг вскочил со своего коврика, где все это время тихо лежал, притворяясь спящим, и, насторожив уши, рванулся к входной двери. За дверью что-то зашуршало, звякнуло и затихло. Ральф предупредительно тявкнул, скорей приветственно, чем враждебно, и в ответ в замке начал поворачиваться ключ. Кто это может быть так поздно – неужели Ури? Конечно, Ури, кто же еще? Ведь недаром с тех пор, как он уехал, Инге, предполагая, что он явится домой среди ночи, каждый вечер вынимала ключ из замка, чтобы он мог отпереть дверь.
Карл резко вскинул вверх руку, и в кухне стало темно. Инге не сразу сообразила, что он просто погасил свет. Она поняла это только, когда дверь распахнулась, открывая взгляду неожиданно светлый квадрат неба, в котором застыл приземистый женский силуэт.
– Зачем ты свет погасила? – свистящим шепотом спросил силуэт. – Прячешься от меня, что ли?
О Господи, Марта! Что могло принести ее сюда в такой час?
– Чего тебе от меня надо, Марта? – Инге не спешила зажигать свет, не зная, как Марта прореагирует на ее позднего гостя. Легкая струйка воздуха из коридора колыхнула прядь ее волос, и она не столько услышала, сколько почувствовала, что Карл выскользнул из кухни.
– Да включи ты, наконец, свет, – грубо выкрикнула Марта. – Или мы в темноте разговаривать будем?
– А о чем нам разговаривать?
– Не о чем, а о ком! Вот о нем – о моем красавце. Не хочешь на него полюбоваться?
С этими словами Марта пересекла кухню и как-то слишком уж агрессивно щелкнула выключателем. Перемена в ее внешности поразила Инге – в ровном розоватом сиянии, отбрасываемом старинным абажуром, было особенно ясно видно, как она похудела. Просто удивительно, что Инге узнала ее силуэт – от нее не осталось и половины.
– Да ты не на меня смотри, а на урода моего! – Марта ткнула пальцем в сторону входной двери. Лицо ее дернулось вслед за пальцем. Инге показалось, что ее осунувшиеся щеки приобрели даже некоторую экзотическую элегантность. – Это он меня сюда силком привел.
Инге обернулась – на пороге понуро топтался Клаус.
– Скажи ей сам, что ты надумал! – свирепо приказала сыну Марта.
– Вот… мамка говорит, вроде я пообещал… так она за мной приехала.
И тут в памяти Инге шевельнулось смутное видение из другой, счастливой жизни, оборвавшейся с появлением Карла. Нагретое солнцем шоссе, младенец, колотя пятками Инге в живот, настойчиво требует теплой еды, Хелька, путаясь в словах, рассказывает про секту в Карштале, Инге порывается уйти, младенец продолжает требовать, но несчастная девчонка отчаянно цепляется за Инге и умоляет помочь. Неужто это было всего несколько часов назад? Что же Инге в конце концов пообещала Хельке, чтобы от нее отделаться? Наверняка что-то опрометчивое и совершенно невыполнимое.
– Я без вас не поеду, вот что… – заполнил провал в ее памяти Клаус. – Вы сами сказали, чтобы я без вас не ехал…
Неужто она пообещала сопровождать его в Каршталь? Нет, быть не может, такой глупости она не могла обещать, что-то тут не так.
– Вечно ты лезешь в мои с ним дела, – пожаловалась Марта. – И зачем он тебе? Просто мне назло и все.
– А если я не соглашусь… – начала было Инге и тут же осеклась. В уме у нее начал вырисовываться еще неясный, но дерзкий спасительный план.
– Как так, не согласишься? – взвыла Марта. – Уж пусть ты его, дурака, погубишь, – ладно, так ему, дураку, и надо! Но меня за что? Мне без тебя никак назад не попасть. Я ведь, его уговаривая, последний автобус пропустила.
– Ну завтра вернешься, какая разница? – закинула удочку Инге, хотя ответ знала заранее. Ей нужно было проверить надежность стремительно созревающего решения.
– Никакого завтра не будет, – меняя тактику, взмолилась Марта. – Если не сегодня, все! Церемония назначена на эту ночь. Кто опоздает, тому уже ничего не поможет. Другого разу не будет.
Инге начала неслышно отступать к выходу во двор, то и дело прикидывая в уме расстояние до двери, за которой притаился Карл – дотянется до нее его длинная рука или нет? Сознавая, что молчать нельзя, она постаралась продлить разговор первым подвернувшимся вопросом:
– И чего же ты лишишься?
– Что значит – чего? Всего лишусь! Навеки останусь тут, среди вас… – на этих словах Марта запнулась и вперилась взглядом в потолок, словно испугавшись чего-то, известного ей одной.
Инге сделал еще один шаг прочь от Карла:
– Так тебе среди нас плохо?
– Ну что у меня тут есть хорошего? – неясно почему оживилась Марта, вновь обретая красноречие. – Дом у меня отобрали твоими заботами, сын у меня – идиот!
– А тебе после церемонии другого, что ли, выдадут?
– Зачем мне другой? Мой дурачок после церемонии вылечится и станет лучше любого другого!
Инге осторожно сняла с крюка свою сумочку с водительскими правами и ключами от машины:
– Ну ладно, если ты так в это веришь, поехали!
И, оттеснив Клауса, шагнула было через порог, почти задыхаясь от стиснувшего ей горло страха. И поделом – дальше порога ей уйти не удалось. Карл неспешно возник в дверном проеме, ведущем из кухни в коридор, и прислонился к косяку.
– Куда это ты собралась на ночь глядя?
Он стоял там очень по-домашнему, даже по-хозяйски, сунув руки в карманы брюк, без пиджака, в одной рубашке, разве что домашних туфель недоставало для комплекта. Однако несмотря на этот кроткий домашний облик, от него исходил такой дух опасности, что Марта шарахнулась прочь, как ошпаренная:
– Ты что, опять нового мужика себе завела?
Ни Инге, ни Карл не удостоили ее ответом, и в кухне повисло зловещее молчание. Обожженная сверкнувшим в глазах Карла огнем холодной ярости, Инге внутренне содрогнулась от ужаса перед тем, что может сейчас произойти. Она хорошо знала сокрушительную силу этой ярости, но, как оказалось, ее фантазии не хватило, чтобы провидеть то, что действительно произошло. Клаус, плечом отстранив Инге, в два шага пересек кухню, приблизился к Карлу, словно в трансе, и коснулся ладонью его щеки.
– Карл! – сказал он счастливым голосом. – А я думал, ты уже никогда не вернешься!
«Совсем, как Ральф», – мелькнуло в голове Инге.
– Какой такой Карл? – прикрикнула на сына Марта. – Черти тебе еще не мерещатся?
После чего, приглядевшись повнимательней, она все же признала правоту Клауса:
– А ведь и вправду Карл, как я сразу не узнала?
«Ну все, – обреченно подумала Инге, – теперь он их не отпустит». А Карл очевидно подумал, что спорить с Клаусом так же бесполезно, как с Ральфом.
– Привет, Клаус, – с трудом выдавил он из себя, словно пасту из тюбика, и хлопнул Клауса по плечу. – Здорово ты вырос за эти годы!