Готланд Эрманариха: остроготы в Восточной Европе на рубеже Древности и Средневековья — страница 65 из 103

[1409]. С последним выводом следует согласиться, но, пожалуй, за одним исключением — это “Rogas Tadsans”, упоминаемые Иорданом сразу же за “Imniscaris” — мещерой.

Этот этноним встречается во второй части списка «северных народов», скорее всего, связанных с Поволжьем. Он упоминается Иорданом вслед за “Imniscaris” — «мещерой» и в различных рукописях передается в формах “Rogas Tadsans”, “Rogans Tazans”, а также “Rogastadsans”. Большинство исследователей видели в них какой-то финно-угорский народ или даже конкретно угров со ссылкой на наличие близкой по названию р. Урга в бассейне Суры[1410]. Другие усматривают в “Rogas” имя восточно-германского племени ругов/ругиев, иногда входивших в готскую коалицию, но чаще действовавших самостоятельно[1411]. Некоторые находят в них готскую форму имени робасков (Ptolem., III.5.10) или даже гибридное сложение из и-a. “*roka-” (“*rauka-”) «светлый», «белый» и гот. “stadja” — «берег» = «Белобережье»[1412].

Нам, представляется, сейчас появляется возможность более надежно идентифицировать “Rogas Tadsans”, исходя из известной лингвистической гипотезы Й. Маркварта[1413] и данных современной археологии. Й. Маркварт и его последователи считали, что иордановы “Rogas Tadsans”, скорее всего, восходят к гот. “*Raúastadians” с весьма прозрачным значением «обитатели берегов Ра», т.е. Волги[1414]. Важно, что этих «жителей Поволжья» почти всегда локализуют на Средней Волге. На этом основании представляется возможным идентифицировать известных Иордану “Rogastadsans” — «обитателей берегов Ра» — с этносом, оставившим в Самарской Луке группу памятников позднеримского времени типа городища Лбище. Это, как впрочем, и другие недавно открытые укрепленные и не укрепленные поселения на Средней Волге, были заселены пришлым с юго-запада населением. Судя по самым поздним хроноиндикаторам, они доживают здесь до начала V в. Самарские поселения типа Лбище содержали весьма своеобразный культурный комплекс, в котором, несомненно, присутствовали элементы не только позднезарубинецкой, но и центральноевропейских пшеворской и вельбарской культур, прежде всего, характерная посуда (рис. 24, 1—8)[1415]. Как известно, распространение последней в Восточной Европе, так или иначе, связывают с миграцией готов или других «восточных германцев» из Южной Прибалтики в Северное Причерноморье[1416]. Так, на Старомайнском городище выявлены свидетельства существования германской домостроительной традиции, в том числе большой «длинный дом». Другие находки, неизвестные в предшествующих местных культурах (железные наральники от плугов, кузнечные инструменты, характерные биконические пряслица, булавки, фибулы, пряжки (рис. 24, 9—19) также вполне определенно указывают на западные и юго-западные истоки ядра культуры народа, оставившего на Самарской Луке древности IV—начала V в. Хозяйственный уклад этого населения также был близок Черняховскому и пшеворскому. Недавно специалисты обратили внимание на конструктивные особенности и технологию изготовления железных орудий труда (проушных топоров, наральников, серпов), а также весьма специфический набор кузнечного инструментария именьковской культуры[1417]. Они не имеют местных корней, но обнаруживают прямые аналогии в Черняховской культуре.

Скорее всего, те же самые истоки имеет обряд трупосожжения на стороне с помещением остатков кремации в простую яму, характерный для именьковской культуры и не обнаруживающий каких-либо местных корней[1418].

Г.И. Матвеева и В.В. Седов приложили немало усилий, чтобы доказать славянство пришлого населения Самарской Луки рубежа Древности и Средневековья. Но, как бы то ни было, присутствие в памятниках Самарской Луки вполне определенных вельбарских и Черняховских элементов позволяют думать, что это население входило в круг культур «полей погребений». Во всяком случае, оно не было чуждо той культурной традиции, которая появилась на юге Восточной Европы с приходом готских, и шире — восточногерманских племен.

Как самая удаленная этническая группа, она могла быть известна информаторам Иордана под описательным готским этнонимом, содержащим географическую привязку — древнее название Волги “Ravo” ← “*Raγo” ← ир. “Rangha”. Отсюда и искомое готское “*Ragostadjans” — «обитатели берегов Pa-Волги». Появление в Самарской Луке этого западного по своим культурным истокам населения могло быть связано не с завоеванием, а с переселением части подданных могущественного остроготского короля на восток с целью контроля важнейшей водной магистрали, какой с древности была Волга.

Если это так, то появляется дополнительный археологический аргумент для датировки списка «северных народов» с упоминанием “Rogas Tadsans”. Дело в том, что самарские древности типа городища Лбище ненадолго переживают «державу» Эрманариха — они прекращают свое существование на рубеже IV—V вв., когда начинается массовое проникновение в Поволжье кочевников гуннского круга[1419]. В таком случае “Rogas Tadsans” — это этнографическая реальность скорее позднеримского времени (IV в.), эпохи Эрманариха, но не Иордана (VI в.).

Приведенные здесь археологические аргументы для идентификации иордановых “Rogas Tadsans”, кажется, позволяют более оптимистично взглянуть на проблему “arctoi gentes” при условии, что исследователи не будут замыкаться в кругу традиционных нарративных источников. Рано или поздно постоянно увеличивающийся фонд археологических материалов позволит реконструировать этнокультурную ситуацию в Восточной Европе IV—V вв. независимо от раннесредневековой литературной традиции. В целом современная археология приносит все больше свидетельств в пользу взглядов тех исследователей, которые не ограничивали владения Эрманариха небольшой областью в степном Приазовье и Приднепровье, а распространяли их на более обширные пространства Восточной Европы. Во всяком случае, недавно группы памятников, культурно близкие Черняховским, стали известны не только в Поднепровье, но также на Верхнем Дону и, как только что было продемонстрировано, в Среднем Поволжье[1420]. Сами по себе новейшие археологические открытия заставляют с гораздо меньшим скептицизмом относиться к свидетельствам Иордана, в том числе, к его списку «северных народов». Думается, что в контексте будущих археологических исследований этот источник со временем приобретет новое звучание.

§ 2. Геруды и вандалы

Среди подчиненных Эрманариху германских народов Иордан определенно называет только “gens Herulorum” — герулов (Get., 117—118)[1421]. Они появились в Северном Причерноморье веком раньше, не позже середины III в. практически одновременно с готами[1422]. Чуть раньше этноним “heruli” был известен епископу Ипполиту Портскому как название одного из германских племен (Lib. gen., 34). Первые сведения об участии герулов в «Скифских» войнах мы находим у Георгия Синкела (Georg. Sync., Chron., Р.717) и Иоанна Зонары (Zonar., XII.24). Он характеризует герулов (“Αίρούλοις”) как «племя скифское и готское». Оба эти автора упоминают об их участии в морских походах 267 и 270 гг.[1423] Последний поход варвары совершили на 2000 судов, причем, судя по его описанию в биографии императора Клавдия, речь шла о неудачной попытке переселения целых народов вместе с домочадцами и рабами (SHA. Claud., VI.5,6). После их разгрома император «лишь нескольким из них позволил вернуться в родную землю» (SHA. Claud., VII.6). Возможно, это свидетельство объясняет, почему герулы после 269 г. не упоминаются античными авторами вплоть до времени Эрманариха.

Этот народ чаще всего называется у грекоязычных авторов “Έρουλοι”, у римских “heruli”, “eruli”, что точно соответствует их германскому этнониму “erulas[1424]. Авторы-современники «Готских» войн включали герулов в состав коалиции воинственных варварских племен, которых далеко не случайно называли “Maeotidae” — «меотидами» (SHA. Тас., 13.2—3). Из этого района начинались многие морские походы восточно-германских дружин на Империю в эпоху «Готских» войн. С их кратковременном пребыванием в Северо-Восточном Приазовье археологи связывают поселения Донской дельты типа Рогожкино-ХII. Вполне вероятно, что среди их жителей были и герулы[1425]. В.В. Лавров допускает, что они могли здесь обитать и позже. Действительно, нельзя не исключать возможности их проживания среди населения позднеантичного Танаиса IV—V вв.[1426] Иордан со ссылкой на Аблабия утверждает, что герулы жили вблизи Меотийского болота, в топких местах, которые греки называют “ele” (греч. “τά ελη)” — «болото»)[1427]. От этого названия он и производит их этноним «гелуры/элуры» (Get., 117). По этому природному ориентиру обитатели поселений в болотистой дельте Дона, как, впрочем, и позднего Танаиса, вполне могли называться у греков гелурами.

Готский историк дает герулам краткую, но яркую характеристику. Oн обращает внимание на их отличительную черту — исключительную подвижность. «Не было тогда ни одного [другого] племени, которое не подбирало бы из них легковооруженных воинов. Хотя быстрота их часто позволяла им ускользать в сражении от иных противников, и она уступила твердости и размеренности готов: по воле судьбы они [элуры] также, наряду с остальными племенами, покорились королю гетов Германариху» (Get., 118). По свидетельству того же Иордана ко времени столкновения с готами Эрманариха племя герулов было большей частью уже перебито. До подчинения готам у них был свой король, носящий имя Аларих (“