А средства на мирное прожитье бесследно испарялись…
Вслед за новой покупкой жена объявляла «режим строжайшей экономии», но терпежу у самой же Галочки хватало ровно на неделю — лишь миновал этот заветный срок, бабы осаждали главу семейства вопросами и намеками: когда же он сызнова соизволит отправиться «на заработки»?
И Жорж, понурив голову, плелся к командиру «Шторма»…
— Помилуй, Палыч!.. Ты же совсем недавно вернулся! — искренне удивлялся тот. — Верно, и отоспаться-то, как следует не успел — вон какие синяки под глазами!..
— Да чего уж… отоспался, — отворачиваясь, смущался подполковник. — Привычнее там. Записывай в группу…
И опять ехал руководить какой-нибудь лихой операцией, подставляя седеющую головушку под пули…
Твердое решение Извольского демобилизоваться стало для женской половины семейства сродни шоку — во-первых, Георгий Павлович начал понемногу прикладываться к спиртному, а во-вторых, его пенсии теткам катастрофически не хватало, равно как и ума с деловитой хваткой для собственного устройства на высокооплачиваемую работу.
Тут-то и помог один стародавний знакомец, предложив военному пенсионеру блатную должность «директора» городской свалки…
Сие «директорство» заключалось в руководстве несметной толпой бомжей, промышлявших на обширной территории мусорного могильника в поисках цветного металла, бутылок и прочего оказавшегося здесь хлама, способного обратиться в деньги. Бездомный люд делал ежедневные «пожертвования» в кассу, свято хранимую Жоржем и, получал разрешение копаться в отходах от рассвета до заката. Раз в неделю за кассой приезжали какие-то мутные братки на «Вольво», оставляя старшему «бомжу» вполне приличную сумму равную пяти процентам. Иногда недельная зарплата «главы» могильника достигала пятисот долларов…
В сущности он был доволен новой работой — самому в гнилье рыться не приходилось; местный народец после единственной показательной взбучки трем неплательщикам его уважал и ослушиваться не решался. С выходными, правда, было туговато, да и одежонка насквозь пропахла зловониями так, что изнеженные жена с дочерью воротили чувствительные носы. Приносимые им деньги, однако ж, не нюхали, поспешно забирали и так же проворно оставляли в бутиках, салонах и прочих дорогих магазинах…
Хотя, надобно оговориться, не всегда все складывалось так скверно.
Проблески здравого ума иногда заставляли Галочку сдерживать порывы отдать последние рубли за очередную покупку. Когда при увольнении из рядов спецназа Георгий получил огромную сумму, она почесала затылок и невероятными усилиями воли заставила себя начать откладывать деньги на приобретение отдельной квартиры для Дашеньки, готовой в любой момент выскочить замуж. Все полтора года супруга, к немалому удивлению Извольского, копила и приумножала капитал, пока заветная цель, наконец, не была достигнута, и намедни Галина получила ключи от новенького однокомнатного жилья дочери.
А дальше все покатилось по накатанной, проторенной дорожке: «Жоржик, нам нужно срочно сменить люстру… Дорогуша, Дашенька мечтает об итальянской кухне… Милый, ведь скоро осень, и я присмотрела себе еще одни шведские сапожки…» Сам Жоржик при этом до снега шлепал по лужам дырявыми летними туфлями. Всюду бывал в единственном поношенном и вышедшим из моды в прошлом веке костюмчике «а-ля питерский рабочий». Обедал вместе с бомжами, а на ужин дома чаще всего потреблял вермишель быстрого приготовления…
Конечно же, он все прекрасно понимал, но приходилось терпеть и потребительское к себе отношение, и жуткий эгоизм жены с взрослой дочерью. Погоревав и поворчав на своих баб, Извольский всякий раз приговаривал:
— Ну, куда же от них деться!? Родные, как-никак кровинушки… Куда они без меня?.. Да и я-то кому нужен — в свои сорок лет?..
Изо дня в день, регулярно прикладываясь к плоской фляжке с чистым спиртом, подполковник запаса все чаще задавался одними и теми же вопросами: смогу ли я освободиться от пагубного пристрастия? Сумею ли удержаться на человеческой высоте?.. Кое-как он все ж умудрялся хранить подобие физической формы — изредка по утрам упражнялся минут по сорок; иногда — в выходные устраивал длительные пробежки, а при случае на правах ветерана заглядывал в спортзалы и тир «Шторма». Однако будничный, малоподвижный образ жизни с появившейся одышкой и небольшим животиком над ремнем; ставшая нормой пачка сигарет в день и двести граммов спирта все более угнетали сознание мыслями о приближающейся старости и подавляли волю в «революционной борьбе» с двумя захребетницами, живущими под одною с ним крышей.
Решительное восстание против «поработителей», равно как и против стремительного падения могло разразиться разве что после очень серьезных потрясений. Отправляясь погожим ранним утром на ставшую родной свалку, бывший спецназовец и представить не мог, что до начала сих потрясений, способных перевернуть не только семейную, но и всю остальную его жизнь, оставалось не более тринадцати часов…
Глава четвертаяИнгушетия
Вертолет появился на горизонте за три минуты до назначенного срока. Вынырнув из-за верхушек деревьев дальнего лесочка, он с глухим рокотом пронесся над головами спецназовцев; удалившись метров на семьсот, заломил приличный крен, развернулся на сто восемьдесят градусов и, замедляя скорость, стал заходить на посадку, выбрав местом для нее контрастное пятно желтовато-зеленой травы. Три офицера местных спецслужб и бойцы «Шторма» включая лежащего на носилках Петровича, неотрывно наблюдали за ним. Лейтенант Грунин вновь извлек из герметичного чехла видеокамеру, решив отснять завершающие кадры изнурительной спецоперации…
Снижаясь, Ми-8 приближался к группе против ветра и потому рев мощных двигателей звучал приглушенно, но все же набирал силу с каждой секундой. Винтокрылая машина постепенно увеличивалась в размерах. Вот уже отчетливо стали угадываться сквозь граненое остекление два пилота и борт-техник, сидящие в один ряд. Еще минута и широко расставленные шасси мягко коснутся нежной желтовато-зеленой растительности, затем командир уменьшит мощность и вертолет опустит на землю небольшое сдвоенное переднее колесо под прозрачной кабиной, а дверка грузового отсека скользнет по левому борту назад, приглашая уставших бойцов спецотряда внутрь. В этот вожделенный миг, наверное, каждый из них уже представлял себя там — в удобном чреве желанного и спасительного челнока.
И вдруг…
Ровно идущий на посадку вертолет резко качнулся и отчего-то стал заваливаться на правый борт. Будто в кадрах замедленной съемки тяжелая и, вероятно, уже неуправляемая машина беспомощно кренилась, задирая при этом нос, и с катастрофической неудержимостью теряла жизненно важный запас высоты…
Кто-то из офицеров-силовиков изумленно присвистнул, один из спецназовцев негромко матюкнулся, другие же, сквозь стиснутые зубы издали нечто похожее на стон. И только штатный оператор лейтенант Грунин бесстрастно и молча фиксировал на магнитную пленку происходящее…
Через секунду Ми-8 грузно ухнул всей десятитонной массой на землю, а над головами мужчин, ожидавших совсем другого — благополучного и мягкого его приземления, со свистом пронеслись обломки лопастей, в изобилии разлетавшихся по всему округлому ровному полю. Бойцы «Шторма» кинулись к груде искореженного металла, в надежде на то, что кто-то из экипажа остался жив, да тут же, вынужденно повернули обратно — над местом катастрофы взметнулся огненный гриб полыхнувшего авиационного керосина.
Одиннадцать человек в полевой камуфлированной форме растерянно взирали на пожарище, добавлявшее закрученными клубами дыма темноты в сумеречное небо. И лишь теперь — в относительной тишине до их слуха стали доноситься звуки автоматных очередей. Обратив взгляды к ближайшему лесу, они заметили рассекавшие вечернюю синеву и сверкавшие смертельным пунктиром трассы пуль. Мгновенно смекнув, что падение транспортного вертолета вовсе не случайность, а дело рук вооруженных бандитов, все они, кроме раненного Петровича, изготовились к бою…
Следующим утром средства массовой информации сообщат подробности вторжения бандитов в Ингушетию, десятикратно занизив при этом численность вооруженных головорезов. Откуда, мол, у Масхадова может взяться целых две тысячи штыков? Да если такие силы каким-то чудом и отыщутся, то, как, скажите на милость, они сумели беспрепятственно собраться в таком количестве в нашпигованной спецслужбами соседней республике, и мастерски провернуть великолепно спланированную акцию? Сущий бред! Такого наша власть, сплошь состоящая из профессионалов, ни за что не допустит!..
А меж тем только на станицу Слепцовскую двигалось более трехсот боевиков…
У оконечности негустого лесочка они приостановились, рассредоточились и стали ожидать десяти часов вечера — времени общего начала широкомасштабной операции. Без пяти минут десять Шамиль Татаев — один из главных разработчиков акции, внезапно услышал рокот двигателей приближавшегося вертолета.
«А что?.. — злорадно усмехнулся он, мимолетно глянув на часы, — неплохое получилось бы начало, если нам удалось бы завалить вертушку!..»
Через минуту по цепи пронеслась команда: «Огонь по вертолету из всех видов оружия!» И лишь только военно-транспортный Ми-8 оказался в поле зрения многочисленных сепаратистов, к нему немедля потянулись сотни смертоносных трасс. Еще через минуту останки винтокрылой машины горели в поле, метрах в четырехстах от реденького леса…
Шамиль не собирался задерживаться на подступах к станице — стрелки часов уже миновали означенный рубеж, и наслаждаться первым успехом, было некогда. Однако при выходе на свободное пространство, боевики неожиданно столкнулись с яростным сопротивлением не весть откуда взявшегося маленького отряда федералов…
— Патроны!.. Беречь патроны! Не в тире тренируетесь по мишеням! — рявкнул Коваль бойцам, вглядываясь в сумрак и наблюдая, просачивающиеся со стороны редкого леса к округлому полю нескончаемые вереницы боевиков. Саданув короткой очередью из короткого автомата, буркнул: — Видали, сколько их!? Тут десантной роте делов на полдня, а нас семеро, не считая Петровича и этих… с пукалками…