Он утверждает, что в Чехословакии люди прекрасно умеют обходить скользкие темы.
— Столько лет уже говорят о первой, довоенной чехословацкой республике и иногда упоминают, что тогдашний президент сделал то-то и то-то. Все знают, о ком речь, а фамилия Масарик не произносится ни при каких условиях. И это совершенно в порядке вещей.
Поэтому лучше говорить «этот писатель».
1992.
Историю американской студентки описал доцент кафедры американской литературы Карлова университета Радослав Ненадал. Сын довоенного офицера, 1929 года рождения. Сегодня один из лучших переводчиков с английского. Роман «Туда ходил К.» он закончил еще при социализме, в 1987 году, и отдал в издательство. Каким-то чудом еще до печати его содержание стало известно сотрудникам университета.
Полгода с Ненадалом никто не разговаривал.
Литературоведов чрезвычайно задел сюжет романа. Они понимали, что фабула вымышленна, и все же — как кто-то заметил — этот вымысел был правдивым.
Издательству не хватило смелости напечатать роман. Его опубликовали только после падения социализма, когда автор был уже на пенсии. В 1992 году, в издательстве «Франц Кафка».
Однако издательство «Франц Кафка» не смогло продать книгу. «Может, люди не были готовы к такому издевательству?» — задумывается автор. Поэтому полки магазинов сети «Дешевые книги» буквально завалены романом «Туда ходил К.».
Один экземпляр сегодня стоит столько же, сколько билет на трамвай.
— Если бы вы перевели его на польский, — говорит Ненадал, — или, на худой конец, пересказали в каком-нибудь из ваших журналов, может, тогда от него хотя бы что-то осталось.
— Без проблем.
Фильм должен быть снят
47
Корабль «Marine Tiger» плывет из Саутгемптона в Нью-Йорк. В тридцатиместной каюте, заполненной европейцами, сидят пражанка Ярка Мосерова и Шарка Шрамкова из Прахатице. Ярка рассказывает, какая у нее удивительная семья.
Ее бабушка обеим внучкам говорит «ты», а к дочери и сыну обращается в третьем лице. Дедушка с детьми — на «ты», но сын с ним — только на «вы», зато сестра у него — «она», а маму он называет по имени. «Пусть дочь подойдет ко мне… Сын хочет добавки торта?» Ярослава подражает бабушке.
— И непонятно, откуда эта мешанина, — говорит она Шарке.
03
Зденек Адамец просыпается раньше обычного и видит, что на столе еще нет бутербродов с сыром. Но мама уже положила ему чистые трусы (выглаженные накануне вечером), носки (постиранные) и термос с чаем (уже с сахаром). Сама она вышла на минутку в магазин.
47
— Сейчас я покажу тебе наши фотографии, — Ярка Мосерова вынимает из чемодана семейные фото и показывает их Шарке.
На каждом снимке — бегущая пожилая женщина. Она или отворачивает голову, или пытается заслониться рукой, или выворачивается всем своим дородным телом.
— Это моя любимая няня Хильда, — рассказывает Ярка. — Когда ее снимали на камеру или хотели сфотографировать, она убегала. У нас огромное количество кадров, где Хильда убегает. Она уже у нас не работает. Мы с сестрой обе выросли, а кроме того, она была судетской немкой.
03
У Зденека Адамеца сегодня урок физкультуры. Опять ничего не будет получаться.
Избыточный вес. Насмешки. Издевательства.
47
Они подплывают к Нью-Йорку. До войны Мосеровы выписывали «National Geographic», и Ярка видит, что в действительности американская трава точно такая же, как на фотографиях. Значит, это не обман — трава темнее, чем в Праге, местами даже отдает в синеву.
В Нью-Йорке девушки сразу сядут в поезд, идущий в Сваннаноа (Северная Каролина). Они — стипендиатки American Field Service[44]. Эта организация приглашает молодежь из стран, оккупированных фашистами, учиться в американских школах. На дворе 1947 год, и организация хочет, чтобы молодые американцы именно от своих ровесников услышали, как живут люди в условиях постоянной опасности.
Обе девушки заходят в столовую художественного лицея. На них серые шерстяные платья, на американках длинные свободные рубашки и джинсовые комбинезоны. Ярка первый раз в жизни видит джинсы, а еще — тоже впервые, — что все без малейшего стеснения держат вилки в правой руке.
03
Квартира семьи Адамец находится на первом этаже невзрачного панельного дома постройки семидесятых. В прошлом году, в июне, Зденек посадил под своим окном пять подсолнухов.
Когда они выросли настолько, что головки стали заглядывать к нему в комнату, двое соседских парней подкрались вечером и искромсали каждый цветок.
47
Директор американской школы предлагает Ярке выставить ее рисунки и скульптуры на конкурс в Северной Каролине.
Номинаций на конкурсе восемь. Мосеровой присуждают семь первых премий, и она едет в столицу штата получить семь «Золотых ключей». Восьмой «Ключ» получает темнокожая девушка, Нора Уильямс. Она угрюма и необщительна. Из Роли[45] они возвращаются вместе. Заходят в пустой автобус, и Ярка хочет сесть вместе с новой подругой во втором ряду.
— Мне не положено, — говорит Нора. — Даже если автобус совсем пустой, нам разрешается сидеть только в последнем ряду, а зайти может столько из нас, сколько поместится сзади.
— Тогда я сяду с тобой, — говорит Ярка, и Нора становится все разговорчивее.
Пока едут, весь автобус постоянно на них оглядывается. В какой-то момент ситуация настолько накаляется, что один из пассажиров велит водителю остановиться и навести порядок.
— Ты — черная? — спрашивает он Ярку.
Ярку разбирает смех.
— Ясно, что нет, — отвечает она.
Ярка не знает, что в этом нельзя признаваться. Каждый, кто считает себя черным, — негр. Достаточно одной капли крови. Если бы она сказала, что черная, у нее было бы право сидеть с Норой.
Двое мужчин встают со своих мест, лица их багровеют, а ноздри раздуваются.
— Я не черная, — вдруг выпаливает Ярка, — но я из Чехословакии!
Эта фраза спасает ее от линчевания.
03
Зденек Адамец включает сотовый. В телефонах он разбирается хорошо. Если у кого-нибудь из друзей трубка старая и разломанная, пусть даже и на десять частей, собрать ее может только Зденек На один вечер мобильник кардинально меняет репутацию Зденека. На следующий день все уже помнят только, кто он в действительности.
48
Ярослава Мосерова сдает выпускные экзамены и занимает третье место в школе. Ей нужно возвращаться домой, но вот уже четвертый месяц, с февраля, там правят коммунисты.
Она читает в газетах, что Чехословакия не приняла американскую помощь, то есть план Маршалла, и Советский Союз — ее единственный друг. Даже символ демократии, министр Ян Масарик, с горечью признает, что он — советский лакей.
Директор американской школы убеждает Ярку, что если та вернется в свою страну, то уже никогда не сможет оттуда уехать. Он также добавляет, что по приезде в Прагу, прежде чем Мосерову вообще пустят к родителям, ее, как внучку генерального директора Земского банка, конечно, пошлют на «перевоспитание».
В процессе перевоспитания наверняка постараются изменить ее образ мыслей.
03
Мать Зденека уверена, что сын встал раньше обычного, чтобы попасть в школу за час до начала уроков.
49
Американцы продлили стипендию для студентов из Чехословакии на год. Ярослава Мосерова учится в Art Students League[46] и подрабатывает в мастерской по изготовлению ламп — рисует на подставках розы двух цветов.
Весной она заканчивает курс и хочет заработать себе на путешествие. С этой целью нанимается на три месяца воспитательницей к детям производителя автоматов с сухофруктами. В доме на Лонг-Айленде уже есть трое слуг-негров, в том числе кухарка. Но черная рука не имеет права прикоснуться к детской кроватке, детской ванночке и детской одежде. «Дети, само собой, не должны заходить на черную кухню! — объясняет ей жена производителя автоматов. — Ты должна следить за этим!»
03
Уже в семь утра в промышленном техникуме в Гумпольце открывают компьютерный зал, и Зденек ежедневно сидит там некоторое время перед занятиями. После занятий, впрочем, тоже. Вчера он общался в чате до самого закрытия. Переписывался с Томашем Б. (ник Неплохой).
Тема звучала так «Я жирный, и у меня нет девушки».
(«Жирными мы были оба, — скажет впоследствии Неплохой, — но девушки не было только у него».)
49
Ярослава Мосерова не вполне доверяет американской цивилизации. В сентябре она хочет вернуться к родителям. Ей уже девятнадцать, и она решает, что прежде, чем ее запрут в клетке, она съездит в кругосветное путешествие. Ярка плывет на транспортных судах из Сан-Франциско в Индию, а потом в Европу. По дороге играет в карты с моряками. За время путешествия ей так и не удается завести настоящих друзей. Домой она везет зонты из рыбьей кожи, которые купила на Филиппинах.
В поезде из Цюриха в Прагу Мосерова — единственная пассажирка. Никто не ездит в Чехословакию, и никто оттуда не уезжает.
Ей хочется сразу же написать Норе Уильямс, но она понимает, что в Чехословакии не пишут писем за границу. Точнее, писать можно, ведь Чехословакия — свободная, народно-демократическая страна, но делать это никто не решается.
Почему?
Потому что неизвестно, какой может прийти ответ.
Одной женщине кто-то написал из Канады: «Тебе никогда не нравился красный цвет — и что же теперь делать?» Эта фраза аукнулась не только ей, но и всей ее семье. Пражский журналист послал письмо в «Таймс», в котором сообщил, как сильно повысились цены на сигары и что название «Деликатесы» поменяли на «Продмаг», за что был осужден как шпион.
Нет, она не будет изучать изящные искусства. Кто знает, чей бюст ей прикажут лепить?