ичерноморье [323], а появились они в области ее распространения лишь в самом конце II или начале III в., то есть уже тогда, когда все основные элементы черняховской культуры сложились[324].
В Днепро-Донецком водоразделе они появились вообще во второй четверти IV в., согласно исследованию М.В. Любичева[325]. Несколько раньше (с середины III в.) в данном регионе их фиксирует А.М. Обломский[326].
Во II–IV вв. н. э., согласно письменным источникам (Иордан), на территории Прутско-Днестровского междуречья находились местные гетские земледельческие племена – тирагеты, но сюда же проникали римляне, сарматы, славяне, готы и гунны. Также источники не дают оснований полагать, что пришельцы вытесняли местное гетское население. Как в могильниках, так и на селищах черняховской культуры действительно находятся вещи гетские, сарматские, пшеворские, зарубинецкие, римские, подтверждающие показания письменных источников и свидетельствующие о смешанном составе населения Прутско-Днестровского междуречья во II–V вв.[327]
По мнению Г.Б. Федорова, в период, непосредственно предшествующий черняховской культуре, на этих территориях существовал обряд трупосожжения у местного оседлого земледельческого населения – гетов, живших на Днестре (Тирасе), или тирагетов[328]. К ним в небольшом количестве примешивались носители пшеворской и зарубинецкой культур. Они ассимилировались с местным гетским населением, привнося свои элементы в его материальную культуру. Но еще до начала нашей эры на эту территорию стали просачиваться сарматы, для которых, в противоположность как гетам, так и племенам пшеворской и зарубинецкой культур, был характерен обряд трупоположения[329]. Поэтому естественно, что наблюдаемый впоследствии на этой территории биритуализм следует рассматривать прежде всего как результат именно такого этнического смешения. Обряд трупоположения был привнесен в область распространения черняховской культуры, и никто, кроме сарматов, не мог его принести[330]. Доказательством этому служит последовательность появления обряда трупоположения в Европе: из всех областей, где находились германские племена, раньше всего, еще в доримский период, обряд трупоположения появился в Восточной Австрии, ближе к Дунаю, и в Венгрии, то есть там, где германские племена вступали в непосредственный контакт с сарматами[331]. Появление обряда трупоположения у германских племен есть результат сарматского влияния, так как в результате контактов между различными областями, передвижения по римским торговым путям он широко распространился даже на севере Европы, где и был воспринят рядом германских племен[332]. В Подунавье, в частности в Венгрии, контакт между сарматами и германскими племенами существовал еще до римского периода.
Однако необходимо отметить появление обряда трупоположения на территориях вельбаркской культуры на территориях современного польского Поморья, которую непосредственно связывают с готами, еще в середине I в. н. э., когда о контактах с сарматами не могло быть и речи. Как указывалось выше, обряд трупоположения был присущ готам и ранее, скорее всего еще до переселения из Скандзы. Поэтому здесь надо говорить о совпадении обрядов, хотя в этом случае возникает вопрос о том, что же заставило готов, чуть ли не единственных среди германских племен, отказаться от древнего обряда трупосожжения и перейти к ингумациям. Как бы то ни было, при однотипности готского и сарматского обрядов нельзя не отметить и существенные различия: различное устройство могил, различия в богатстве и количестве погребального инвентаря, различия в положении покойника в могиле и т. д.
Говоря об уровне хозяйственного развития черняховской культуры, практически все ученые утверждают, что он был достаточно высок, есть даже мнение о существовании более или менее развитой монетной системы[333]. Некоторые, например Б.В. Магомедов, считают, что «единообразие массовых ремесленных изделий „черняховского типа“ является продуктом целой экономической системы, которая сформировалась на основе общего внутреннего рынка. Такой рынок мог сложиться только в результате взаимного общения населения внутри политически единого общества»[334]. Поэтому нет каких-либо подтверждений в источниках, хотя трудно было бы современникам не заметить гиганское политическое образование рядом с Империей. Вообще, утверждение Б.В. Магомедова можно понять и объяснить, ведь в конце своей работы «Черняховская культура. Проблема этноса» он пишет: «В целом традиции черняховской культуры в их материальном выражении слабо отразились в раннесредневековых культурах. Иначе и не могло случиться… Более важен тот духовный вклад, который внесли бывшие обитатели Украины и Нижнего Подунавья в общеевропейскую культуру, в культуры германских и других (в том числе славянских) народов… В период сложения этнической карты современной Европы этот вклад связан со становлением первых „варварских“ государственных структур, феодальных юридических кодексов и национальных систем письменности. История племен черняховской культуры еще раз показывает, насколько неразрывно связана земля Украины и ее народ с европейской цивилизацией, со всемирным историческим процессом»[335]. Такое высказывание показывает, что история, к большому сожалению, не свободна от политики, и это усложняет и без того непростой поиск исторической истины, а также ведет к превращению истории из науки в идеологическую «подкладку».
Кроме того, объяснять единообразие изделий на какой-либо территории только политическим единством общества не корректно, так как, вероятнее всего, это результат «взаимообщения населения» коренного и пришлого, слияние технологий, моды и традиций. И нет никакого основания усматривать в этом еще и политическое единство. Ведь общеизвестно, что вначале формируется экономическая целесообразность, где есть выгода, есть интерес, есть производитель и потребитель, а затем уже возникает некое политическое образование, единое или не единое общество. Этот процесс универсален, и появление экономических структур всегда предшествует сложению структур потестарно-политических. Иначе придется признать присутствие в каждом черняховском поселении гота-контролера, который следил за единообразием производства керамики, исполнением обрядов погребения и строительством. Но само такое предположение нелепо, да и ни на чем не основано.
Довольно частые находки наральников, чересел, мотыг, серпов, кос, жерновов и прочего сельскохозяйственного инвентаря на черняховских поселениях, а также изображения на сосудах сцен земледельческого труда дает повод многим современным исследователям заявлять о высокой производственной базе черняховской культуры, а также о ее высокопродуктивном пашенном земледелии. Выше мы указывали, на чем строится так называемая доказательная база этих историков. Но приведем еще один пример. Так, В.В. Седов, отмечая наличие на черняховских поселениях зерновых ям, «некоторые из которых вмещали до 12 центнеров пшеницы», указывает на «изобилие хлебов», хотя при этом тут же оговаривается, что хлеб был «основным предметом импорта»[336], то есть очевидно, что хлеба не хватало и его приходилось ввозить. Тогда откуда «изобилие»?
Вообще, Северное Причерноморье всегда отличалось малопригодным для продуктивного земледелия климатом. Например, Страбон пишет: «Вся страна [Скифия] вплоть до приморских областей между Борисфеном и устьем Меотиды отличается суровым климатом… медные сосуды для воды здесь лопаются [от морозов], а содержимое их замерзает… Морской путь из Пантикапеи в Фанагорию [зимой] становится доступным для повозок… Передают, что на Боспоре на зиму зарывают виноградные лозы, засыпая их толстым слоем земли. По рассказам, жара здесь бывает очень сильной…»[337] Можно вспомнить и многочисленные сообщения различных древних авторов о замерзающем зимой Азовском море и проходящих на его поверхности сражениях, а также о том, что находящийся намного южнее Дунай регулярно промерзал настолько, что по льду могли переходить пешие и конные отряды. Поэтому совершенно ясно, что такие климатические условия (жестокие морозы зимой и страшная жара летом) вовсе не способствуют получению обильных урожаев, о чем говорит и пример России, малороссийские губернии которой даже в XIX в. постоянно страдали от засухи, морозов, саранчи и т. д.
Обычно этот отрывок приводят с намерением охарактеризовать суровый климат региона в тот период, не обращая внимания на вторую часть его, в которой ясно указывается на низкое качество медного литья. Только медное и бронзовое литье, содержащее большое количество примесей, может треснуть при низких температурах, а это уже говорит об уровне литейного производства. Но этого как бы не замечают многие исследователи, которые в качестве доказательства высокого уровня литейного производства часто ссылаются на работу «Металл черняховской культуры» Т.Б. Барцевой и др., хотя во введении к этому изданию Б.А. Колчин и А.П. Смирнов указывают: «Е.П. Черных и Т.В. Барцева в своей работе не смогли осветить все технологические вопросы производства. Во-первых, мы еще не располагаем раскопанными мастерскими черняховских ювелиров и литейщиков, а также отходами производства, полуфабриката, сырья и инструментария. Во-вторых, для полного раскрытия технологии производства необходим металлографический анализ изделий, а это уже другой аспект лабораторного изучения археологических вещей»