[530]. Постоянно изгоняемый своими же соплеменниками, ищущий смерти не только для себя, но и для своего ближнего, вряд ли его можно считать образцом христианской добродетели. И о какой христианизации готов можно говорить, если из текста понятно, что никто даже не выступил в защиту христианина Саввы. Следовательно, данное доказательство, по нашему мнению, приводить некорректно. Зато это сообщение характерно для христианской церкви, которой были нужны святые и мученики любых национальностей.
Также и деятельность Вульфилы в IV в. по созданию готской письменности и переводу Библии на готский язык является, на наш взгляд, запоздалой реакцией на уже свершившийся факт столкновения готов с христианским миром. Возможность же ее использования вообще сомнительна из-за поголовной их неграмотности, не считая, наверное, сторонников самого Вульфилы, которых он увел в Империю. Ведь в источниках нет упоминаний о его просветительской деятельности в масштабе всего готского ареала. Скорее всего, этот перевод, как некий символ, был необходим только небольшой части готской верхушки. В повседневной жизни простые готы были, скорее всего, двуязычными: тесные контакты с Империей обуславливали это, тем более латынь была языком военных, а это вопросы стратегии, тактики, продовольственные вопросы, вопросы обмундирования и т. д. Этому же способствовала и служба готов в качестве федератов и букеллариев. Кстати, некоторые современные историки утверждают, что дунайские славяне, находившиеся якобы под властью готов-христиан, вполне могли уже в то время не только узнать о христианстве, но и быть крещеными готами, то есть утверждается, что первое представление о христианстве славяне получили от готов. Однако подтверждения подобным фактам в источниках нет, а то, как принималось христианство в Древней Руси, позволяет говорить, что никакого раннего влияния готов-христиан на славянский ареал не было. И здесь уместно было бы напомнить об этом эпизоде выдержкой из Повести временных лет: «„Вот пришли посланные нами мужи, послушаем же все, что было с ними“, – и обратился к послам: „Говорите перед дружиною“. Они же сказали: „Ходили в Болгарию, смотрели, как они молятся в храме, то есть в мечети, стоят там без пояса; сделав поклон, сядет и глядит туда и сюда, как безумный, и нет в них веселья, только печаль и смрад великий. Не добр закон их. И пришли мы к немцам, и видели в храмах их различную службу, но красоты не видели никакой. И пришли мы в Греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали – на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом, – знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького; так и мы не можем уже здесь пребывать“. Сказали же бояре: „Если бы плох был закон греческий, то не приняла бы его бабка твоя Ольга, а была она мудрейшей из всех людей“. И спросил Владимир: „Где примем крещение?“ Они же сказали: „Где тебе любо“»[531].
А после введения христианства «посылал он [Владимир] собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное. Матери же детей этих плакали о них; ибо не утвердились еще они в вере и плакали о них как о мертвых»[532].
Как можно оценивать это свидетельство? Разве крещение Руси явилось результатом мучительных духовных поисков и долгих размышлений правителя, которого потом самого еще долго учили, что является символом веры? Нет, только два критерия выбора: красота и веселье. Поэтому естественна и реакция народа.
Важно отметить, что, согласно почти всем средневековым сообщениям, смена религиозных воззрений готов происходила бесконфликтно. Единственным исключением, заметным для историков, был религиозный раскол в среде тервингов – западной части готского ареала, которая непосредственно контактировала с цивилизованными провинциями Римской империи. Но после смерти их правителя – судьи Атанариха, апологета старых готских традиций и инициатора гонений на христиан, готы-тервинги упоминаются в источниках только как ариане. Но это означает следующее: либо готы разом забыли о своих богах, найдя им замену в христианстве, а это противоречит источникам, либо с безразличием относились к новой вере и ее носителям и умело скрывали истинные свои пристрастия, либо церковные историки видели только то, что хотели.
По нашему мнению, главное в этом вопросе состоит в том, что постоянные, непосредственные контакты готов с цивилизованными провинциями Римской империи привели к тому, что вызвали желание у некоторой части тервингов и их племенных вождей войти в ее состав, но язычество готов, по-видимому, являлось неким препятствием этому. Атанарих же, как верховный предводитель, понимал, что смена веры ведет к развалу ареала и потере его власти, поэтому в 369 г. начинаются гонения на христиан, прежде всего как на носителей сепаратизма. Но что делать с желанием отдельных племен быть частью Империи? Хотя вызывает удивление, почему другие вожди не последовали примеру Атанариха. Скорее всего, это указывает на то, что власть надлокального лидера уже была слаба. А по мнению племенных вождей, смена религиозных взглядов не влияла на потерю идентичности готов и не была угрозой для их личной власти, так как этот вопрос уже не был так актуален в силу уже сложившейся полиэтничности их потестарных образований. Дальнейшие события подтверждают наше предположение, что суть вопроса не в религиозных воззрениях, не в начавшейся мнимой или действительной христианизации готов, а в простом желании варваров быть частью цивилизованного общества. А подобные процессы носят глобальный, вневременной характер. И в современном мире, как мы видим, они не ослабевают. А уход Вульфилы со своими сторонниками в Империю, открытое неповиновение и противостояние Фритигерна Атанариху – только подтверждение этому и результат отсутствия единства и стабильности готского ареала вообще. Тем более что, согласно источникам, ни готские вожди, ни Империя, ни в дальнейшем гунны, ни впоследствии арабы не препятствовали готам в выражении своей идентичности. Они никогда не были ущемлены в своих традиционных и религиозных пристрастиях. Этим и объясняется пассивность простых готов в вопросах отношения к новой вере, в отличие, скажем, от Древней Руси, где процесс христианизации растянулся на несколько веков и носил, практически повсеместно, насильственный характер.
Подобных процессов в удаленной от Рима восточной части ареала готов – у гревтунгов – мы не наблюдаем, в источниках нет сведений по данному вопросу. Поэтому можно с большой долей уверенности говорить о приверженности подавляющего их большинства к старым готским языческим традициям. Хотя, конечно, нельзя отрицать влияния христианских проповедников и в их среде, тем более что после гуннской экспансии их влияние на гревтунгов возросло в результате бегства большой их части в Империю. Оставшаяся же под гуннским влиянием другая часть готов, несомненно, сохраняла свои прежние, традиционные взгляды. И можно только предположить, в результате чего и когда и в их среде произошла и происходила ли вообще трансформация религиозных представлений в связи с их переселением в западные районы Европы.
Как мы уже указывали, стремление готской знати быть встроенной в структуры Римской империи и занимать в ней высшие государственные посты предполагало у нее наличие христианской веры. Некую выгоду от этого ощущали и простые люди, христианизация которых происходила ненасильственно, по мере увеличения их контактов с христианским миром и носила вынужденный, поверхностный характер, так как они сохраняли в неприкосновенности свои племенные традиции и обряды. Большинство римских историков вообще не верят в христианизацию готов, хотя, конечно, полностью исключить ее влияние нельзя, поэтому нельзя и исключить появление довольно большого числа готов, в равной степени принимавших обе эти традиции, что позволяет говорить о существования двоеверия в готском ареале в IV–VIII вв.
Действительно, разве можно сделать иной вывод из уже приводимого нами отрывка из Евнапия о переселении готов в Империю: «Каждый род вывез с собой из родины отечественную святыню и служащих ей священников и священниц, но молчание их о сих предметах и хранение тайны было самое глубокое и ненарушимое. Наружный вид и притворство их служили к обольщению их неприятелей. Облекши некоторых из них в уважаемую одежду епископов, они скрыли их под ней, придали им много лисьего и пустили их вперед. Посредством клятв, ими презираемых и в точности хранимых царями, они пробирались далее по незащищенным местам. Был у них и род так называемых монахов, установленных наподобие тех, которые учреждены и у римлян. В этом подражании нет ничего трудного, стоило им только надеть черные верхние и нижние одежды, влачащиеся по земле, и лукавством приобрести их доверенность. Варвары скоро узнали, до какой степени уважается римлянами этот чин, и употребили его к их обольщению. Между тем хранили они твердо и неизменно тайны отечественной веры в глубокой непроницаемости»[533].
По-видимому, это явление было характерно в периоды возникновения и укрепления новых религиозных течений. Так, на Руси еще долго после крещения были заметны явные признаки подобного явления. Очевидно, что некоторые элементы этого феномена можно разглядеть и в наши дни, в любой из ныне существующих конфессий.
Вообще, переселение готов в Северное Причерноморье изменило многие стороны их жизни, подверглись давлению и их религиозные взгляды. Однако, как уже сообщалось, без изменений остались племенные традиции и обычаи внутреннего устройства их потестарных образований.
Безусловно, готы как народ изначально имели общее происхождение, общую культуру и религию, однако после переселения на материк, в результате контактов с другими народами, они представляли идентичность только в сакральном плане. Но надо признать, что готы не утратили свою идентичность и не изменили свой образ жизни, даже находясь в Испании, последнем своем прибежище. Там вожди готов и испано-римлян, объединившись, создали так называемое аристократическое правительство, которое сразу же вызывало ненависть народа, так как готская традиция назначения правителя выборным путем приводила к раздорам и открытой вражде за власть между знатью, что отражалось на жизни простых людей. Эта вражда так ослабила готское государство, что обеспечила быструю и легкую победу мусульманам, нашествие которых началось в 711 г.