Неидентифицированный апостол на капителе колонны церкви Св. Педро де ла Нава (пров. Самора). VII в.
Воспроизведено по: Barroso Cabrera, Morin de Pablos 1993: 91, fig. 97.
Как видно из слов литургии (Lib. ord., col. 153), по возвращении короля с войны происходила другая церемония возвращения, акцент в которой должен быть поставлен не на войне, а на пришедшем в страну мире[501]. По случаю царской победы и в других городах устраивались праздничные службы, сопровождаемые благодарственными процессиями. Так, в Мериде после победы над франками в Септимании праздничное шествие народа во главе с епископом двигалось к центральной церкви Св. девы Эвлалии, распевая псалмы, хваления Богу и гимны и благоговейно похлопывая в ладоши (Vit. part. Emeret., V,12, 6).
Исидор упоминает триумфы визиготских королей после победы (Isid. Hist. Goth., 61; 62), что можно рассматривать как в буквальном, так и в переносном смысле. Естественно предполагать какое-то торжественное возвращение армии в столицу, возможно даже различавшееся после войны с внешним врагом и после подавления внутреннего мятежа. Нам известно лишь, как происходило возвращение короля Вамбы после подавления мятежа узурпатора Павла в Септимании в 673 г. Уже за четыре мили до столицы волосы и борода Павла и его соратников были сбриты, обувь снята, они были обряжены в жалкое тряпье, а Павел еще и увенчан шутовской короной, и затем посажены на повозки, запряженные верблюдами. Под улюлюкание веселой толпы процессия двигалась по городу (Julian. Hist. Wamb., 30). Остальную часть процессии даже Юлиан не описывает, видимо, считая эту информацию само собой разумеющейся и не заслуживающей особого внимания читателя[502]. Очевидно, далее ехал король в сопровождении своей свиты и гвардии, одетой, наоборот, в лучшие праздничные одежды. Стоит отметить, что сама армия была распущена еще в Галлии, в начале обратного пути (Julian. Hist. Wamb., 29), и, следовательно, в столицу вернулась лишь гвардия, охранявшая короля, которая и приняла участие в победной процессии. Это событие версия Б «Хроники Альфонса III» прямо называет триумфом (Chron. Alfons., 2: et ad urbem Toletanam cum triumfo reverit).
В самой церемонии важное место занимало сбривание бороды и волос (decalvare) у пленных, что было символическим актом, после которого осужденный становился непохож на обычных людей и выглядел более смешно. Это обривание ясно показывало настоящий статус осужденного, отличный от обычного гота, который согласно древней германской традиции должен был носить длинные волосы и бороду. Подобный же обычай существовал и у лангобардов[503], что подтверждает его германскую основу.
Монета короля Вамбы (672—680 гг.), отчеканенная в Таррагоне. Аверс: бюст короля, реверс: крест.
Воспроизведено по: Miles 1952: Pl. XXVIII,13.
Нужно обратить внимание и на необычное средство транспорта, на котором ехали побежденные в ходе процессии, – верблюды – видимо, одногорбые дромадеры. В качестве альтернативного в подобном случае животного мог выступать и осел (Joan. Biclar., а. 590). Верблюд, очевидно, воспринимался в качестве животного, наименее подобающего бойцу, а тем более знатному воину. Интересно отметить, что и в прорисовке итальянского художника (ок. 1560—1570 гг.) части рельефов несохранившейся колонны Аркадия в Константинополе трое пленных варварских вождей представлены в победной процессии привязанными именно к верблюдам[504]. Верблюд в качестве животного, к которому привязывали подвергающихся осрамлению персон в некой процессии, иногда использовался в позднеримско-византийской культуре (Socrat., III, 2; Sozom., V, 7, 3; Malal., p. 451, ll. 16—21; Procop. Bel. Goth., III, 32, 3; Hist. arc., 11, 37), откуда и могла подобная традиция прийти к визиготам.
Исидор упоминает, что король Свинтила после присоединения византийской провинции и нанесения поражения двум патрициям (625 г.) справил такой триумф, какой до него не справлял ни один король (Isid. Hist. Goth., 62). Очевидно, что это было красочное шествие, видимо, по образцу римско-византийского, главными фигурами которого наряду с победителем были два плененных вражеских губернатора.
Военные ритуалы связаны в первую очередь с религией, и служители культа играли в них не последнюю роль. Они выполняли не только идеологические, но и политические миссии, отправляясь посланниками во вражеский стан уже в IV в., а в Толедском королевстве даже находясь в армии со своими отрядами. Религиозные церемонии, сначала языческие (о которых нам мало что известно), а позднее христианские, служили в идеологическом плане главной цели: придать уверенность войску, его духу, нацелить на победу, внушив, что высшие силы поддерживают борьбу, ведущуюся с праведными целями, а поражение оправдать потом незамоленными грехами и немилостью небожителя. Каких-то специфических готских ритуалов, связанных с военным делом, выделить не представляется возможным (хотя они явно существовали), с одной стороны, из-за их общегерманского, а позднее христианского характера, а с другой – из-за скудной источниковой базы исследования данного сюжета.
Заключение
В целом можно констатировать, что военное дело готов находилось в общегерманском русле: с многочисленной пехотой и первоначально немногочисленной конницей, нераспространенностью защитного вооружения и навыков стрельбы из лука, неразвитостью осадного искусства, со стремлением к фронтальному столкновению с врагом при мощной психологической атаке. Лишь оказавшись на побережье Черного моря, готы вспомнили свои навыки владения морским делом. Они, в отличие от других лесных племен, не боялись морских просторов и активно использовали флот для десантных операций.
Надо признать, что в целом к военному делу готов подходит описание автором «Стратегикона» «белокурых народов», в которых следует видеть германцев, имевших более или менее сходную социальную структуру и в основном схожий культурно-хозяйственный тип, что было замечено уже современниками (ср.: Theophan., p. 94, ll. 11—14). Автор в данном описании постарался выделить общие черты, оставив в тени различия. И эти общие аспекты хорошо укладываются в наши знания о способах ведения войны готами, особенно до сложения государств в Италии и Испании. Тем более что, как уже отмечалось, П. В. Шувалов предлагает датировать данное описание рубежом V—VI вв., то есть периодом ранее юстиниановских войн на Западе[505]. Пожалуй, единственным существенным отличием от готской военной практики является описание вооружения «белокурых народов», что можно объяснить обобщающим характером данного пассажа. Итак, «Стратегикон» (XI, 3, 1—14), рекомендуя, как должен полководец сражаться с «белокурыми народами», рассказывает о них: «Белокурые народы, заботясь о свободе, смелы и неустрашимы в битвах; будучи отважными и стремительными, они с легкостью презирают смерть, считая позором трусость и даже небольшое отступление; крепко сражаются врукопашную и на конях и пешими. Когда окажутся в стесненных обстоятельствах в конных сражениях, по единому знаку спешившись с коней, строятся, немногие против многих всадников, не прекращая сражения. Вооружаются же они щитами, копьями и короткими мечами, висящими у них на плечах. Наслаждаются же они пешей битвой и натиском со скачкой. А строятся они в битвах или пешими, или на конях, не разделяясь каким-либо числом и строем в мойрах либо в мерах, но по родам и по взаимному родству и дружбе, часто из-за чего в случае окружения, когда друзья погибли, разделяют с ними опасность битвы, отомстив за них. Фронт же своего построения они делают в битвах одинаковым и плотным. А атаки или на конях, или пешими делают сильно и неудержимо, словно у всех них нет вообще никакого страха. Они оставляют без внимания своих начальников, бездеятельны и чужды любому разнообразию, постоянству и общей мысли, строй презирают, особенно на конях. Будучи же корыстолюбивыми, легко подкупаются деньгами. Ослабляют же их трудности и мучения, ибо насколько они обладают душами отважными и смелыми, настолько их тела – чувствительны, изнежены и не способны легко переносить усталость. Кроме того, их ослабляет зной, холод, дождь, недостаток припасов, и особенно вина, отсрочка битвы. Во время конного сражения им препятствуют непроходимые и лесистые места. Легко же наносят им вред засады против флангов и тыла построения, так как они совершенно не заботятся о разъездах и остальной системе безопасности. Легко же их расстраивают и ложное бегство, и неожиданный поворот против них. Часто же и ночные нападения лучников вредят им, поскольку они становятся лагерем кучами».
Готский воин был индивидуальным бойцом, который не знал жесткой военной дисциплины, но его сплачивала родовая организация, которая не позволяла ему уклоняться или бежать с поля боя. Ведь как пешие, так и конные отряды готов состояли из воинов, происходивших из одного родо-племенного подразделения. Типичным поведением таких племенных бойцов перед началом схватки было возбуждение в себе энергии и устрашение врага потрясанием оружия и боевым кличем, который имел, по-видимому, и определенное культовое значение. Этос призывал воина к открытому бою, в котором можно было помериться силами с врагом и показать свою доблесть. Отсюда же вытекает стремление каждого и всех как к единоборствам, так и к генеральному сражению, презрение к различным военным хитростям, которое, впрочем, не мешало готам периодически их применять в сложных боевых ситуациях.
Основным родом войск у готов в III в. была пехота, вооруженная щитами и различными метательными копьями, в качестве оружия ближнего боя служил меч и кинжал. Из метателей готы имели лучников, а в Испании – еще и пращников, распространившихся, вероятно, под местным влиянием. Еще в последней четверти IV в. у визиготов доминировала пехота, тогда как у остроготов все большее значение приобретала конница, которая на сарматский манер была вооружена пиками-контосами. Конница и навыки стрельбы из лука развивались у готов под влиянием их степных соседей, прежде всего гуннов и аланов. Неразвитость навыков стрельбы из лука и героический этос, требовавший от воина перехода во фронтальное столкновение с врагом, сделали конного гота не лучником, а копьеносцем. В конце V в., захватив Италию, богатую конями, у готов конница стала основным родом войск, пехота же в полевом бою стала играть вспомогательную роль. Это, естественно, было вызвано и тем, что государство специально раздавало коней своим воинам. Всадники италийских готов, видимо, обычно щитов не носили, прикрываясь панцирями и шлемами и вооружаясь пиками-контосами и мечами. Против византийских стрелков их кони стали защищаться броней, и, следовательно, этих готских всадников можно посчитать катафрактами. Главным видом пехоты в Италии оставались щитоносцы, тогда ка