[524]. А поскольку в тексте источника отмечается, что готы прекратили грабежи, вернули пленных и просили мира именно у Константина[525], а не Лициния, то вполне допустимо предположить, что готы перешли границу где-то в восточной части провинции Прибрежная Дакия, которая относилась к Константину, а затем опустошали относящиеся к сфере управления Лициния провинции Нижнюю Мёзию и Фракию. Поскольку Аноним Валезия отмечает, что Лициний обращается к Константину с упреком в том, что тот якобы лучше укреплял части своей (partes suae) границы, чем его[526], то не исключено, что готы могли перейти границу в районе западной части Нижней Мёзии, которая контролировалась Лицинием. В таком случае остается неясным, почему за миром готы обратились не к Лицинию, а к Константину. Возможно, в свои земли они хотели вернуться через территорию, находящуюся под властью Константина. Вероятно также, что готам было известно то, как расправился Константин с сарматами, вторгшимися во главе с Равсимодом в Паннонию в 322 г.[527] Некоторые исследователи ошибочно считают, что свидетельство Зосима о столкновении Константина с сарматами во главе с Равсимодом отражает те же события, которые описывает Аноним Валезия, т.е. вторжение готов в Мёзию и Фракию. Отсюда и разделение мнений по поводу этнической принадлежности Равсимода. Одни исследователи, как, например, X. Хабихт, Л. Шмидт, Б. Раппапорт, К. Пач, Б. Шталкнехт, X. Вольфрам, считают его готом[528]. Другие, как Э.А. Томпсон, — сарматом[529]. Однако независимо от того, какое из этих предположений может оказаться верным, обращает на себя внимание прежде всего то, что к 323 г. участок границы вдоль западных областей Мунтении и восточных районов Олтении становится очень напряженным. Не случайно впоследствии Константин будет укреплять именно этот участок границы.
Таким образом, мы вправе думать, что к 323 г. часть готов размещалась в восточной Олтении и западной Мунтении. Отсюда они предприняли вторжение в империю в 323 г., но были остановлены Константином. За это император второй раз был удостоен титула Goticus maximus[530].
Как сообщает Аврелий Виктор, мир Константина с Лицинием длился шесть лет[531]. В 323 г. между ними началась война, на заключительном этапе которой готы проявили немалую активность. В литературе уже обращалось внимание на то, что древние авторы дают противоречивую характеристику роли готов в событиях 323—324 гг.[532] Если Иордан отмечает, что готы помогли Константину, то, согласно Анониму Валезия, они были на стороне Лициния[533]. Большинство исследователей сомневается в достоверности свидетельства Иордана. Вполне возможно, что, руководствуясь политическими соображениями, Иордан несколько преувеличил роль и место готов в борьбе с Лицинием. Однако анализ материала письменных источников все же позволяет предположить возможное участие готов на стороне Константина. Правда, в текстах древних авторов прямых данных об этом нет, но начиная с 238 г. империя постоянно привлекала готов на службу в качестве федератов. Именно они вполне могли входить в войско Константина и, вероятно, принадлежали к готам-грейтунгам, поселившимся на территории империи с конца III в. Нельзя не заметить, что, по Иордану, римляне готов «приглашали» (invitabantur), «их позвали» (rogati sunt)[534].
Войско Константина разбило Лициния во Фракии[535], вероятно у Адрианополя[536]. Лициния бежал в Византию, а затем, перейдя Боспор Фракийский, в Халкедон[537], по пути в который он встретил предводителя готов Алику, который привел Лицинию вспомогательное войско (auxiliantes), оказавшее ему помощь в сражении у Хризополя (ныне Скутари) в сентябре 324 г.[538] Правда, согласно другим письменным свидетельствам, Константин победил Лициния в сражении возле Никомидии в Вифинии[539], сохранил ему жизнь и отправил в Фессалонику, где в 324 г. Лициния был убит[540]. X. Вольфрам полагает, что Лицинию оказывали помощь те придунайские готы, с которыми у Константина был конфликт в 323 г.[541] Вероятно, они были связаны с империей каким-то договором. Возможно, именно они оказывали помощь предшественнику Лициния по управлению восточными провинциями империи Максимиану в борьбе с персидским царем Нарсесом[542]. Но опять-таки все это пока недоказуемо и относится лишь к области предположений.
С 20-х годов IV в. вопрос о взаимоотношениях Византии с племенами, располагавшимися севернее Истра, все более настойчиво стал проникать в политическую жизнь империи. В дальнейшем до конца столетия внешнеполитическая по существу проблема стала сугубо внутриполитической и социальной. И антагонистические противоречия угнетенных и угнетателей, и борьба внутри господствующих слоев, и религиозные распри — все это получило особую окраску в свете отношений империи с варварами, главным образом с готами и сарматами. Тема barbaricim становится все более актуальной в сочинениях древних авторов. В историографии уже обращалось внимание на то, что в понятие barbaricum, τα βαρβαρικών латинская и греческая письменные традиции вкладывали различный смысл. Если латинские авторы включали в него прежде всего обозначение территории, то греческие придавали ему более широкое значение: το βαρΒαρικόν — это все варварское, враждебное цивилизованному миру[543].
Одним из важнейших направлений византийской внешней политики являлся Балканский полуостров[544]. На важное стратегическое значение нижнедунайского лимеса указывает то, что император Константин для восстановления Orbis Romanus в прежних пределах приступил к возвращению империи южных районов Дакии. Эта политика была вызвана еще и тем, что к Дунаю вплотную приблизились готы.
Для определения примерных районов расселения придунай- ских готов в цервой половине IV в. могут представлять интерес свидетельства источников о том, на каких именно участках Константин укреплял дунайскую границу. Так, Аврелий Виктор сообщает, что на Дунае был построен мост (ponsper Danubium duetus), а также лагеря и укрепления (castra castellaque). Установлено, что каменный мост был открыт в 328 г. и соединил Суцидаву с Эском[545]. Согласно найденным кладам монет, в этом районе концентрировалась торговля готов с римлянами[546]. Возле Тутракана была построена переправа и рядом с ней укрепление[547]. Укрепление лимеса в районе восточной части нижнедунайской низменности говорит о том, что какая-то часть готов продвинулась в эту область и подошла вплотную к Дунаю. Аноним Валезия определяет левый берег Дуная как «готский берег» (ripa Gothicus)[548]. Охрану его император Константин поручил своему племяннику Далмацию[549]. Отметим, что в конце IV в. в источниках встречается и такое обозначение, как «сарматский берег» (ripa Sarmatica), которым, по мнению А. Альфельди и Л. Варади, вполне мог называться отрезок Дуная западнее «готского берега»[550]. Это очень важное свидетельство, ибо оно показывает, что районом возрастающей варварской опасности для империи становится и Среднедунайская низменность. Для Византии это центр варварского мира, «середина варварской земли»[551]. Е.Ч. Скржинская обращала внимание на особое напряжение в этом районе. На протяжении II — первой половины IV в. отсюда в империю постоянно предпринимались вторжения варваров[552]. Материалы письменных источников показывают, что здесь, начиная со II в., один племена сменяют других. В этой Barbaricum solum происходили постоянные столкновения между готами, сарматами, квадами, макроманнами, бургундами, аламаннами, гепидами[553]. Еще во II в. Римская империя намеревалась организовать здесь провинции Наркоманию и Сарматию[554]. Основную часть Среднедунайской низменности, т.е. степные пространства к востоку от Дуная, занимали сарматы[555], а северо-западную — вандалы. С конца III в. вплоть до появления гуннов в северо-восточных районах низменности располагались гепиды[556]. Вероятно, с конца III в., а возможно, и ранее в Среднедунайскую низменность просачивается какая-то часть готов. Учитывая то, что древние авторы никогда не говорили о конфликтах готов с тайфалами и, наоборот, отмечали их столкновения с гепидами, можно предположить, что продвижение готов в этот район идет не с востока через Малую Валахию и Банат, а с северо-востока через Семиградье. В начале