Применяется не с самого начала, а перед вторым-третьим выступлением: давайте, мол, поработаем с тем, как мы выходим говорить. Звук выключаем и примериваемся, прикидываем телом: вот встал с места, вот пошел в сторону площадки, вот развернулся лицом к публике… Чтобы народ не смущался, можно все это делать одновременно и даже представлять себе другие пространства и аудитории. Фокус: предупреждаю, что проходить этот путь мы будем со стоп-кадрами, во время которых можно почувствовать, где есть ненужное напряжение и его сбросить. Поднялись с мест – стоп: где неудобно? Почувствовали – поправили, пошли дальше. Дошли до места – стоп!., и так далее. Разок-другой так погуляли со «стоп-кадрами» в разных местах и тут уже можно собрать все вместе и выйти говорить (но не говорить), одним коротким плавным действием. В этот момент хорошо бывает еще закрепить это ощущение – ну хотя бы какой-нибудь метафорой или сравнением: когда встаю, иду, поворачиваюсь, размещаюсь в пространстве так, как мне это удобно, – на что похоже? Кому-то помогают музыкальные ассоциации, кому-то образы движения, кому-то слово. Что подойдет, то и запишем себе потом.
Разумеется, все эти действия можно совершать десятками способов. Не стоп-кадры, к примеру, а просто замедление, позволяющее осознавать движение и физические ощущения. Или, если пространство позволяет, разойтись пошире и пройти свои несколько шагов к воображаемому месту выступления с закрытыми глазами, думая исключительно о том, удобно ли спине, ногам вместо закрывания глаз можно погасить свет. В конце концов, можно просто встать в центре зала в круг спинами друг к другу и вот пошли говорить, каждый представляет себе свое, дошли до места, разворот, удобная стойка, первая фраза. А народ уже стоит в кругу лицом друг к другу, поскольку все развернулись – и тут можно попросить круг отзеркалить каждого: поза, жесты и лицо воспроизводятся пластически, голос – эхом. Понятно, что когда пытаешься воспроизвести зеркально движения другого человека, волей-неволей начинаешь ощущать и собственное тело. А поскольку ни оценок, ни правил нет, новых зажимов мы тут не наберем.
Резюме: с физическим состоянием участников специально работать нам обычно некогда, а фиксировать их на несовершенствах еще и незачем. Дезавтоматизировать напряженные, монотонные, деревянные и вообще дурацкие двигательные привычки, чтобы они «подвинулись» и дали место чему-нибудь другому, нужно незаметно, быстро и не задевая личными оценками.
Стало быть, хороша будет любая маленькая игра или любое суперсерьезное «упражнение на», которые сбивают или «растворяют» автоматизированные (привычные) способы движения, а с ними и состояния.
Приоритетом и высшей ценностью в этот момент становятся физический комфорт и конкретные, посильные и простые способы его достижения. Человеческий подтекст всей этой двигательной ерунды, который я не озвучиваю, но имею в виду всегда, несложен: братцы, вы живые! О себе позаботиться можно. Хорошо себя чувствовать – не криминал, это тоже можно и даже нужно. Вслух же иногда говорю совершенно ужасные вещи: «В конце концов, пожалейте аудиторию: ну кто же, кроме маньяков-садистов, любит смотреть, как человек мучается? Будем гуманны по отношению к нашим слушателям, а для этого мучения прекратим. Стоечку поправили! Выдох! Плечи!»
И в самом деле, разве не трудно бывает смотреть на выступающего в любой роли – лектора, презентатора, докладчика, – которому явно и непоправимо тяжело? Если к нему испытываешь сочувствие, плохо. Если он раздражает, тоже плохо. Возможно, от долгого ведения этого тренинга я и правда начала верить в то, что комфортное состояние говорящего входит в круг его обязанностей.
Так о чем бишь я? О таинственной и могучей связи тела и голоса, ну и о других их привычках. О многотрудном пути работы даже с простенькими навыками и об использовании этой работы заодно и для других целей тренинга.
О том, как интонация или паузы могут изменить впечатление от речи – и вовсе это не аккомпанемент, и никакое не «ум-па-па». Это полноценные факторы смыслообразования, черт подери! Сами знаете, как интонация может полностью перечеркнуть смысл сказанного – ну да, конечно, ага. И участники тренинга тоже это знают, и их слушатели. А еще все мы знаем, что если смысл слов и интонация расходятся, то верить следует не словам. И как же в этом случае не поработать с интонацией, ну хоть чуть-чуть?
О том, что почти у каждого из нас множество голосов – как и выражений лица, как и способов двигаться, – но мы очень мало об этом знаем. И конечно, не на двухдневном бизнес-тренинге узнаем, что жаль. Но – будем реалистами: даже два грамма внимания к индивидуальным особенностям, к тому, что вообще у человека есть какой-то там свой голос (хотя бы и один), тоже на дороге не валяются. Один человек из фармацевтической компании сказал в конце наборного тренинга: «Это был не совсем тренинг. Каждый из нас получил что-то для себя. Значит, это был настоящий коучинг». Уж не знаю, что с мужиком делали всю предшествующую жизнь, если стоит что-то получить для себя – и вот уже тебе и коучинг.
О том, что в идеале «выразительность» должна работать – не ради себя самой, а ради целостного впечатления и приемлемого состояния говорящего. Единство, так сказать, формы и содержания – но с поправкой на то, что «содержание» у наших презентаторов сплошь и рядом чужое, а «форма» отчасти все-таки своя, родная. Руки, ноги, привычка время от времени дышать… И все это во время выступления хочет жить, а как – не знает.
О том, что всем этим «оркестром» приказами и запретами управлять можно, но результаты такого управления убоги. О тренировавшейся все школьные годы и еще пять-семь лет стойке «столбом»: взгляд в никуда, руки болтаются… скорей бы звонок. О том, как в сложной или некомфортной ситуации все это мгновенно возвращается – и вот они, наши чудесные презентаторы, отличники и хорошисты у доски, и уж какой там визуальный контакт.
О том, что многие из них не смотрят в аудиторию не потому, что не знают, что так теперь положено – а потому, что боятся и не хотят увидеть на лицах скуку, скепсис или прямую издевку. Вот и приходится пресловутому «визуальному контакту» придавать какой-то приемлемый для них смысл, поскольку прямой и честной работы со страхом аудитории формат – особливо корпоративный – порой не терпит.
О том, как важно бывает вовремя выдохнуть. Пустячок, а приятно.
Ну и, конечно, о том, как простыми (но правильными) действиями можно решать несколько задач сразу. Подражая природе, которая именно таким манером решает свои.
Глава 3Танец с граблями
Есть во всей нашей истории еще одна страшная тайна. Да, участники тренинга и без того говорят неплохо, а хотят говорить хорошо. Да, кое в чем можно им здесь помочь. Но! Сплошь и рядом выступают они хуже, чем говорят. Как будто «огни рампы» лишают их и того, что они вообще-то умеют.
Представление в цирке.
Гвоздь вечера – номер с говорящей лягушкой.
Полный аншлаг. На сцену выходит здоровенный усатый мужик со здоровенной плёткой и с малюююсенькой лягушкой.
Опускает лягушку на пол. Тишина. Мужик:
– Ну??? – Тишина. Мужик угрожающе трясёт плёткой.
– Нуууууу??? – Тишина. По залу пошёл шёпот…
Лягушка на всё это равнодушно смотрит и говорит:
– Ну, ква…
Анекдот про говорящую лягушку здесь не для красного словца, а исключительно по делу. Не хотела она говорить. И одна из занятных особенностей мотивации наших участников состоит в том, что они часто относятся к ситуации выступления… э-э… – ну ладно, будем политкорректны – неоднозначно.
Некоторые выступать просто ненавидят, другие могли бы и любить, но что-то мешает, третьи вообще снимают для себя вопрос о собственном отношении к этому делу: надо значит надо – на ежа голой задницей можно сесть в двух случаях, если еж бритый и если родина прикажет.
Понятно, что участники тренинга в своей жизни и работе обычно становятся «выступающими» не по своей воле. Нелюбовь к выступлениям может на самом деле скрывать какие-то другие проблемы.
Допустим, от человека хотят невозможного. Или всем очевидно, что от его прекрасно подготовленной и грамотно проведенной презентации все равно никакого толку. Или по роду занятий человек все время работает с агрессивными аудиториями, а он по натуре не боксер. Или есть внутреннее несогласие с какой-то частью содержания, а говорить все равно придется это и только это. Есть и еще простая причина для «презентационной тоски»: надоело. Как бы там ни было, многих обстоятельств такого рода мы на тренинге изменить не можем. А делать все равно что-то надо, притом в жестких рамках корпоративных требований и в ограничениях нашего формата.
А есть и более глубокие и личные причины для тайной нелюбви к выступлениям. Человек, например, в этой роли сам себе очень не нравится: «И голос чужой, и вид дурацкий, и все эти штучки-развлекалочки какие-то идиотские».
Или, к примеру, у человека расходится вполне здравое представление о возможных скромных результатах выступления и тех сил и времени, которые он каждый раз вкладывает в подготовку, а потом с неизбежностью испытывает разочарование.
Многие прекрасно и даже не без удовольствия говорят с подчиненными, которые никуда не денутся и вообще управляемы, но испытывают явный дискомфорт в аудиториях с равными, их, к примеру, напрочь выбивают хождения по залу и вопросы с места.
В общем, причин для непростого отношения к ситуации публичного выступления достаточно. И они разные. И пока эти причины – некоторые из них уходят корнями в довольно давние времена – тайно грызут, подтачивают и придушивают наших участников, тренинг будет идти со скрипом.
Группа может вяло сопротивляться, потому что тренера позвало руководство в качестве этакого затейника-дрессировщика, который сейчас будет заставлять прыгать через кольцо, да еще делать вид, что это нравится. Как известно любому тренеру, у группы есть масса возможностей брыкаться, упираться рогом и проявлять норов, тем более что тренер прямой власти здесь все-таки не имеет, он такой же наемный работник, как и участники. Но дело тут не в тонких чувствах тренера – переживет! – а в робкой надежде на получение результата.