Если они это делают, понимая, что играют в какую-то не слишком опасную игру, я еще и подзуживаю: «Нельзя ли застегнуться плотнее, крахмалу побольше, что это вы по-человечески говорите?»
В достаточно ироничной группе получается славное такое вынесение за скобки утрированной деловой манеры: она никуда не денется, но пусть уж эта голосовая «спецовка» малость передохнет. А бывает, что группа сопротивляется и как бы назло противной тетке, предлагающей строить из себя корпоративных зомби, сразу начинает – ах, какой пассаж! – говорить по-человечески. Беда, однако. И тут уж я скажу в конце круга с траурной интонацией: «Первое задание у нас не получилось. Вы говорили как живые люди. Продолжайте».
А впрочем, есть еще один забавный поворот сюжета, пригодный как раз для наборных групп: на первой сессии сразу взять хороший темп – и неважно, будет ли это несколько коротеньких разговоров в парах, упражнения на звучание, мини-выступления или что-то еще, – и вообще людей не знакомить. Видеть видели, слышать слышали, в парных упражнениях на звучание, может быть, даже и трогали друг друга, а вот кто где служит, до сих пор не знаем. И уже после сбора ожиданий, буквально минут за пятнадцать до конца первой сессии я вдруг как спохвачусь: «Ах, батюшки, да как же я этикет нарушила, вот ведь склероз проклятый. Мы ведь с вами еще и не представлены как полагается. Приношу извинения! Давайте вернемся к тому формальному голосу, которым говорят малознакомые люди в официальной ситуации. Он у нас уже больше часа висит на спинке стула как парадный костюм – ну, как же друг другу не показать такую-то красоту. Итак, пусть запоздалое, но формальное приветствие. Прошу вас!»
После всего, что было, лезть обратно в этот самый «костюм» не очень хочется, но своя прелесть в этом тоже есть. Она в произвольности: захочу – надену, захочу – сниму. Ну и еще кое-какие штучки в кладовке найдутся, все и не расскажешь.
Резюме: в первые пятнадцать-двадцать минут тренинга должны стать видны и слышны хотя бы несколько людей из группы, а лучше побольше, а еще лучше все. «Готовые к употреблению» навыки выступления предъявляются, но на нестандартном материале, а то, что в отношении темы и цели тренинга «заметено под ковер» и будет там все два дня похрустывать, лучше сразу вытащить на поверхность и пустить в дело. Одной из разновидностей типичного «мусора под ковром» является нелюбовь к выступлениям, опасения не соответствовать каким-то стандартам, ощущение бессмысленности и тщеты всех волнений, усилий, умений выступающего. Есть и другие, но эти присутствуют под ковром почти наверняка.
Милые читатели, простите меня, пожалуйста, сейчас еще раз сформулирую, что важно в начале тренинга, при этом буду выражаться:
Основными задачами первой сессии являются:
– дезавтоматизация если не навыков, то ожиданий и установок в целом;
– упреждающее отреагирование сопротивления теме, повышающее мотивацию участников;
– сенсибилизация в отношении деталей речи и поведения, как своих, так и других участников;
– установление контакта как тренера с группой, так и участников между собой;
– получение первых образцов публичной речи участников с целью диагностики…
Все, больше не могу. Простите, мои дорогие, я владею этим языком, но очень его не люблю. На самом деле все эти задачи действительно «актуальны», но, выражаясь по-человечески, их можно свести к простому тезису: на первой сессии должно быть занятно, безопасно, неожиданно – так, чтобы постепенно становилось интересно. Интерес, заметим, должен возникнуть не только к другим, но и к себе. Почему-то считается, что это всегда при нас. Ох не всегда. И уж когда мы делаем что-то до одури знакомое и предсказуемое, его при нас точно нет. Ну, ква…
Признательные показания тренера
Сейчас скажу кое-что очень личное: мне самой эти люди интересны. И то, как они говорят, смотрят, двигаются, – тоже. По мере сил стараюсь этот интерес не скрывать, а транслировать. Например, если позволяет время – то есть группа не очень большая, – мне бывает приятно и не лень после выступлений про «плюсы-минусы» дать короткие комментарии к самим выступлениям. Комментарии эти по жанру – заметки не дрессировщика, а искусствоведа, если угодно. Я рассказываю, какие приемы, «вольныя и невольныя», использовали выступающие. И рассказываю так, как если бы каждое выступление и правда было произведением искусства и музейной редкостью. А что, разве нет? Может быть, это не самые высокие образцы искусства, но ведь искусства же!
Мне действительно хочется, чтобы мы в нашей работе поймали, прочувствовали и запомнили ощущение свободы и запрятанного за «сурьезным» содержанием маленького личного творчества. Удовольствие, которое можно получить, придумывая и делая что-то своими руками – то есть создавая, – может быть одной из сильнейших точек так называемой «самомотивации».
А что играть приходится по нотам, – так все музыканты по ним играют. И актеры говорят не свой собственный текст. А у нас, выступающих, есть даже возможность – подумать только! – что-то подобрать и добавить к основному содержанию выступления по своему вкусу, из любых доступных источников, включая собственное воображение. Вот какие мы богатые и свободные, и никакое навязанное содержание этого изменить не может.
Более того, у нас же еще есть партнер – аудитория. Он бывает непрост, бывает недобр, ему вообще может быть не до нас. Но партнер. Уж какой есть. Многоголовый, состоящий из таких же живых людей, как и мы. Так что наше дело правое – но вовсе не означает, что мы непременно победим.
И еще в отношении, простите, «мотивационного аспекта участия в тренинге». Я уже обращала внимание на то, что речь каждого из нас была объектом бесконечных замечаний, критики и давления с очень юных лет. Наверное, без этого не обойтись, пока растешь и учишься. Мы по большей части отвыкли относиться к речи, особенно публичной, как к игре и творчеству. Нас отучали долго и умело. В качестве образцов нам показывали такое, что даже удивительно, как мы вообще не отучились говорить ярко и интересно, хотя бы изредка. От нас требовали вписаться в формат, и мы вписались – без этого ни школу не закончишь, ни тем более институт, а уж на взрослых трибунах и вовсе не появишься.
Не будем забывать и о том, что большинству наших выступающих действительно «дышит в затылок» система норм и правил компании. Требования, предъявляемые к их публичной речи, далеко не всегда последовательны, формулируются зачастую без учета конкретных обстоятельств и контекста выступления, но… это требования.
В одной компании на полном серьезе считают, что тон любой презентации должен быть непременно солнечным и мажорным, как увертюра к американскому мюзиклу, – работать в компании такое счастье, что об этом счастье следует заявлять постоянно.
В другой существует негласная инструкция с самого начала презентации «задавить фактами, чтобы знали».
В третьей руководитель в свое время сам «собаку съел на активных продажах» и свои – когда-то, возможно, и в самом деле впечатляющие и ориентированные на практический результат – ответы на типичные вопросы распространяет в качестве «методической помощи»; само собой понятно, что варианты не приветствуются.
Прошлый опыт – все эти «пойдет к доске…» и «садись, достаточно» – соединяется с местным колоритом.
Мы все, взрослые и умные, чувствуем могущество нажитых ограничений и понимаем, что без них нельзя. Весь вопрос в том, что можно почувствовать кроме ограничений.
И если бы кто-то спросил меня о тренерском credo, о вере, то она такова: я верю в возможность соединить социальную адекватность, ориентацию на результат и тайную свободу языковой и речевой игры.
Я вижу это соединение в публичной речи тех людей, которых интересно слушать, о чем бы они ни говорили.
Я верю также в таинственный и не всегда заметный с первого взгляда потенциал спонтанности и креативности обычного человека. Вот этого отутюженного менеджера в том числе.
Я вижу в качестве своей задачи осторожное, «гомеопатическое» пробуждение этого потенциала и создание на тренинге таких условий, в которых его будить не слишком страшно, совсем не трудно и, конечно же, не стыдно.
Да, за два дня мы можем отработать и автоматизировать очень мало навыков, но за это небольшое время можно успеть сделать кое-то поважнее: дать человеку возможность публично, при свидетелях неожиданно для себя самого оказаться интереснее, богаче и свободнее, чем ему казалось.
Если этот процесс организован правильно – с соблюдением личных границ, а также с учетом «экологических» факторов, – то он сопровождается отчетливым ощущением удовольствия. Даже, я бы сказала, чувственного удовольствия, со всеми физиологическими компонентами: глаз должен заблестеть, румянец заиграть, воображение заработать.
Ради этой маленькой крупинки драгоценного металла, этой искорки стоит и попыхтеть над подготовкой, и поволноваться, и поэкспериментировать с собственной речью. Работа есть работа, и на нашем тренинге какое-то количество скучной работы тоже обязательно будет.
Но, согласитесь, усилия, муки, сомнения и усталость человека, который что-то создает – хоть пироги, хоть интерьер, хоть текст, – качественно отличаются от усилий и усталости заключенного, катающего тачку по кругу. Вот такие пироги.
Перевожу на менее лирический язык: доступ к ресурсу речевой креативности сопровождается субъективным переживанием удовольствия, становящимся позитивным подкреплением интерактивного обучения. Впечатляет? То-то же. А можно и так сказать: чтобы выступать хорошо, нужно хоть что-нибудь в этом деле полюбить.
Разные люди могут полюбить разное: кто кураж борьбы с воображаемым условным противником, кто возможность наблюдать за аудиторией, кто кайф от безнаказанного и даже не очень-то кому заметного нарушения норм, кто, наоборот, изящное и неглупое соблюдение этих норм. Был когда-то такой советский фильм (боюсь, что про разведчиков) – «Найти и обезвредить». Так вот: найти и полюбить.