Воображаемые шеренги мух и куда более реальные зарисовки позволяют придать информации или оценке осязаемый, достоверный характер. Вместо утверждения используется образ – странный, знакомый по опыту или эмоционально окрашенный – и нужные выводы возникают сами.
Конечно, речь не идет об образцах продукции – если это посвященная им презентация, то они уже не совсем «поддержка», это центральная тема, главный предмет разговора. Но вот красивая старенькая баночка из-под того же продукта, появляющаяся ненадолго и только для того, чтобы вспомнить об истории компании – это да, это может быть поддержкой. Добывать ли ее, тащить ли с собой – вопрос. Ответ, как и обычно, зависит от целей и состава аудитории. Важно ли для этих людей прошлое, возникнут ли у них нужные ассоциации, будет ли эта баночка для них музейной штучкой (ценностью, стильным и красивым предметом) или они увидят в ней дрянь, никому не нужное старье, – это презентатору виднее.
Использование предмета как минимум дает резкое (но короткое) «освежение» внимания – а знак возникающих эмоций, смысл ассоциаций и связь с содержанием надо продумывать отдельно.
Реальный предмет – довольно сильная штука: его можно разглядывать, порой даже трогать, подойти в перерыве посмотреть поближе… Поддержит это содержание или отвлечет от него, вот в чем вопрос.
Скажем, в примере с мешком игрушек они должны были стать инструментом работы, а частной и быстро решаемой задачей коллеги было познакомить с ними, приучить, снять возможную негативную реакцию. Здесь поддержкой была история про полководцев, которые планируют сражение – и история работала на облегчение знакомства с мешком. Я уверена, что дальнейшие действия с игрушками требовали некоторого к ним привыкания, поэтому содержимое мешка должно было какое-то время побыть в поле зрения – иначе непосредственное любопытство перевесит, забьет сознательный интерес к тому, что в это время говорится или делается.
Предмет, к которому зритель еще не привык, конкурирует с говорящим, а уж если это «особый» предмет, вызывающий любопытство и желание потрогать… Не стоит доставать из кармана живую лягушку или действующую модель первого аэроплана – слушатели могут запомнить только это, оно нам надо? «Ну, тот, как его, который самолетик приносил» – не лучший результат использования поддержек.
А вот простые действующие модельки объектов или процессов из подручных средств – другое дело. Из листа формата А4 чего только не свернешь, но сам он нейтрален, знаком всем и «оживает» только в руках выступающего – и тогда, когда ему нужно. Чапаев с картофелинами в «нашем старом кино» – это тоже спонтанное использование объектов.
Лучше дать предмету «поработать» не один раз, а два – а то и три. Скажем, состояние вопроса – и что мы можем с этим делать. Возможно, еще и нужный нам результат.
В общем, предмет капризен, коварен и требует от выступающего уверенности в своих силах. Возможно, потому, что он – предмет – совершенно реален и сам по себе убедителен, а с этим тягаться непросто.
Слыхали ль вы, как рассказывают о самой пустяковой ситуации те самые «хорошо говорящие»? Или же – как пересказывают дети понравившееся кино? «А этот ему – бах, бах! А тот, такой, говорит: еще не вечер! И тут эта, с лазером, ка-ак жахнет – и все!»
Действие и диалог – даже убогие, даже из боевичка класса «С» – увлекательнее описания. «Экшн» притягивает.
У взрослых, и порой у весьма утонченных, элементы диалога и действия вплетены в хороший рассказ: тонко, без прямого «чтения по ролям», они все же слегка обозначают голоса участников ситуации.
И мы можем представить себе все: и того, и этого, и что между ними произошло.
Ничего искусственного, чуждого обычной речи здесь не появляется. Просто в хорошем выступлении эти «микропоказы» позволяют заглянуть туда, где рассказчик был, а слушатели – нет. Он не изображает действующих лиц, а только слегка «обозначает» парой деталей, голосом, позой – чтоб было ясно, кто, кому и что. При этом говорящий может не давать никаких оценок и сказать все, что захочет, – выбором персонажей для примера и теми репликами, которые они получат. В пьесах обычно не дается оценок действиям персонажей, мы и сами можем разобраться, кто злодей, идиот или невинная жертва. Короткий диалог больше сосредоточен на характере, а не поступках, – но и тут слушатель сам разберется.
…Недавно заходит в наш офис на Покровке курьер из дружественной организации. Принес, отдал. Посмотрел вверх – высокий потолок, старинные люстры. Огляделся и – почтительным шепотом: «А здесь раньше что… жили?!»
…Стоим в перерыве с котренером, курим.
Слушатели – начинающие бизнес-тренеры – спрашивают:
«А когда появляется полная уверенность – ну, что все делаешь правильно, что все пойдет как надо?» Мы с Борей смотрим друг на друга, на них и – хором: «Ни-ког-да».
Это «гибриды» байки с микропоказом: все-таки есть сюжет, обозначено место действия. Но можно и без фона – или почти.
«Есть люди, которых по телефону нелегко понять сразу: „Ой, здравствуйте, я не знаю, правильно ли я звоню, мне вот девушка на рецепции дала этот номер, вообще-то она два дала, но я решила позвонить по этому, еле дозвонилась к вам, вообще ужас как сеть загружена, надо вам как-то решать этот вопрос, вы же клиентов так теряете, мне вот сказали, уже не помню где, что у вас есть тренинг „Переговоры“!“ – Утомительно, не по существу? Возможно. Но это клиент. Какие же потребности могут стоять за такой речью, кто нам позвонил на этот раз?» (Это из моей же мини-лекции времен работы с саll-центрами или нашими новыми администраторами.)
«„В настоящий момент данный вопрос нуждается в ответственной и серьезной проработке в связи с целым рядом факторов, имеющих системный характер“, – что мы можем сказать о речевой роли и намерениях говорящего?» (Ох, много – к сожалению…)
Микропоказ дает возможность утрировать, не описывая, – и выражать свое отношение к чему-то, не называя его словами. Степень пародийности, стеба – на усмотрение выступающего, по ситуации. Но какая-то правда жизни тут быть должна, иначе это не работает. Что для наших аудиторий узнаваемо, а что нет – всегда вопрос, речь-то идет о правде их жизни и работы.
И еще: иногда микропоказ позволяет дистанцироваться от той роли или той стилистики, в «связи» с которой не хочется быть замеченным. К примеру, вы – бизнес-тренер, и вам уже не в радость слышать собственный солнечный голос, полный пионерского позитива. И аудитория у вас умная, все понимает. Иногда очень помогает «закавычить» опошленные, слишком типичные интонации: «Как часто говорят бизнес-тренеры, „Хороший вопрос!“». Дальше вы отвечаете на вопрос как считаете нужным, человеческим голосом: затертая речевая роль становится чем-то вроде куклы, надетой на вашу руку. Ваше послание – знаю, как принято, но сознательно делаю по-другому – будет услышано хотя бы частью аудитории. Она оценит, уверяю вас.
Чтобы уверенно пользоваться микропоказом, полезно передразнивать – при случае, просто для тренировки. У каждого в памяти собран небольшой «музей речевых масок» – и часто мы и наши аудитории одинаково к ним относимся (собственные речевые маски – не исключение).
Пародия не должна быть грубой, а микропоказ этого рода – долгим. Так, легкая тень, рисуночек на полях рукописи, ироничная улыбка. Особенно это сближает, если вы и аудитория имеете похожие личные счеты в отношении «типичных представителей».
Что ни говори, а это «штатная» принадлежность выступления с элементами интерактива. Об этом знают все, и вряд ли я смогу сообщить вам что-то новое, хотя…
Случалось ли вам сидеть в зале и наблюдать, как презентатор вызывает своими вопросами совсем не ту реакцию, которой добивался? Бывало ли, что некоторые слишком элементарные вопросы, подразумевающие бесспорное «да», раздражали?
Ну коли так, давайте на эту привычную «полочку» тоже заглянем. Есть вопросы, служащие установлению позитивного контакта, и только. И все. Они даже не обязательно относятся к содержанию. Видишь выключатель, но вместо самостоятельных действий спрашиваешь: «Можем прибавить света?» Ответят словами, кивками, указующими жестами, а то и подойдет добрый человек и нажмет-покрутит. Тут ему большое человеческое «спасибо». Особенно теплое, если вы женщина и гостья в этом зале. Если выключатель не работает, это не ваша ошибка. Это повод предложить пересесть поближе, или пошутить, или мужественно заверить собравшихся в том, что все преодолимо.
Сюда же относятся все вопросы, связанные с содержанием и предполагающие однозначный положительный ответ. Это чистой воды подкуп, о чем все знают: после трех «да» сказать «нет» труднее. Ну и ладно, иногда и этим ходом не побрезгуем. Только если аудитория уж очень сердитая или усталая, эти «утю-тю» могут срикошетить – увеличить запас невнятного раздражения. Так что пользоваться этими старыми штучками стоит тогда, когда усталость или раздражение несильные или их следов мы не видим. И все-таки лучше не спрашивать совсем уж по-детсадовски: «Все пообедали?» – особенно если ваше выступление поставлено первым после обеденного перерыва.
Если же зал мечтал о встрече с вами и жадно ждет вашей версии «самой сокровенной истины», вопросы на «три да» – просто лишнее.
Следующий номер нашей программы – это вопросы, подразумевающие и «да» и «нет». Кто-то читал (был, видел, заметил, любит, завершил проект), а кто-то нет.
Здесь лучше поостеречься и не вынуждать людей признаваться в том, что они не видели, не завершили и не были. Коли уж хочется посмотреть на реакцию зала и запустить его активность, лучше спросить: «Много ли сегодня здесь тех, кто (успел побывать, поменял резину, скептически относится к тому-сему)». Отвечают обычно лицами – кто кивает, кто плечами пожимает, кто сидит с непроницаемым лицом. И ладно, им ведь друг друга не видно. Выбирайте тот ответ, за который, как за ниточку, можно потянуть, – и вперед. Смысл – все тот же контакт плюс кое-что о самой аудитории. Иногда ведь и правда бывает важно понять, многие ли из присутствующих видели, были, завершили проект или «скептически относятся к…»