Если ты модель, проблем с «Мартами» у тебя больше не будет. Все они теперь хотят быть Новыми Лучшими Подругами Хезер. При этом пойти с ней на съемки в купальнике она просит меня. Похоже, боится облажаться прямо у них на глазах. Нас везет мама Хезер. Спрашивает, хочу ли я быть моделью. Хезер говорит – я стеснительная. Я смотрю, как мама ее оглядывает меня в зеркало заднего вида, загораживаю рот пальцами. В маленьком треугольном зеркале обкусанные губы выглядят особенно мерзко.
Конечно, я хочу быть моделью. Красить веки в золотой цвет. Видела на одной журнальной обложке – обалденно красиво: модель превратилась в сексуальную инопланетянку – все хотят смотреть, никто не рискнет дотронуться.
Не выйдет из меня модели – я слишком люблю чизбургеры. Хезер вообще перестала есть и жалуется на задержку жидкости. Лучше бы переживала за задержку умственного развития – на такой диете весь мозг скукожится. На последней репетиции она влезала в первый размер с половиной и обязательно хочет похудеть до первого.
Съемки проходят в здании, где холод как в морозилке. Хезер в голубом бикини похожа на ту нашу несчастную праздничную индейку. Мурашки на коже больше титек. Я тоже дрожу, а на мне лыжная куртка и шерстяной свитер. Фотограф включает радио и начинает командовать девчонками. Хезер старается вовсю. Запрокидывает голову, таращится в объектив, сверкает зубами. Фотограф все повторяет: «Сексуально, сексуально, славно. Сюда смотри. Сексуально, думай про пляж, про мальчиков». Хрень полная. Когда позируют группой, Хезер чихает, мама бежит к ней с салфетками. Похоже, мы тут все простудились. Горло болит – жуть. И поспать хочется.
Золотые тени я не купила, но прихватила флакончик лака «Черная смерть». Он мрачный, внутри змеятся красные линии. Ногти у меня обкусаны до крови, так что выглядит вполне естественно. Нужно подобрать подходящую рубашку. Туберкулезно-серого цвета.
Алгебраическая смерть
Мистер Стетман не сдается. Решил доказать раз и навсегда, что алгебра будет нужна нам до конца наших дней. Если получится – заслужит титул «Учитель столетия» и двухнедельный отпуск на Гавайях с оплатой всех расходов.
Каждый день он приходит в класс с новой идеей Практического Применения. Славно, что он так любит и алгебру, и своих учеников, что постоянно пытается их познакомить. Этакий дедушка, который старательно сводит парня с девчонкой, потому что знает, что из них выйдет классная пара. Только парень с девчонкой совсем разные и друг дружку терпеть не могут.
Сегодняшнее Применение как-то там связано с покупкой гуппи в зоомагазине – нужно высчитать, сколько гуппи вам нужно завести, если вы хотите открыть свой гуппи-бизнес. Когда гуппи превращаются в иксы и игреки, у меня запотевают линзы. Урок заканчивается скандалом между защитниками прав животных, которые заявляют, что разводить рыб безнравственно, и кровожадными капиталистами, которые знают куда более эффективные способы заработать, чем вложения в рыб, пожирающих собственных мальков. Я смотрю, как за окном падает снег.
Словесная деятельность
Волосатая замучила нас сочинениями. Что ли, училки английского все каникулы тратят на то, чтобы придумывать такие штуки?
Первое сочинение в этом семестре было туши свет: «Почему Америка – великая страна», на пятьсот слов. Волосатая дала нам три недели. Вовремя сдала только Тиффани Уилсон. Впрочем, задание провалилось не до конца: Волосатая у нас руководит театральным кружком и завербовала нескольких новых членов по итогам спектакля «почему мне было нужно больше времени».
У нее не только свихнутый косметолог, но еще и извращенное чувство юмора. Следующее сочинение было как бы на умение выдумывать: «Как я оправдывался за несделанное домашнее задание» в пятистах словах. Дали на это один вечер. Все сдали в срок.
А дальше Волосатую понесло. «Как бы я изменил школьные порядки», «Выдавать водительские права в 14 лет», «Где я хочу работать». Темы-то занятные, но она их выстреливает одну за другой. Сперва она сломила наше сопротивление, завалив нас работами, на которые мы, в принципе, не жаловались, потому что темы были из тех, про которые мы и так без конца рассуждаем. В последнее время она стала протаскивать в класс (во ужас) грамматику. Один урок мы проходили времена: «Я сижу в интернете, я сидел в интернете, я буду сидеть в интернете». Потом – выразительные прилагательные. Как лучше сказать: «Николь огрела меня по голове старой клюшкой» или «Николь огрела меня по голове грязно-желтой облезлой окровавленной клюшкой»? Она даже попыталась рассказать нам про страдательный залог: «Я жевал вафли», а в страдательном – «вафли были изжеваны мной».
Словесная деятельность – штука тяжелая. Вот бы Волосатую услали на какую конференцию. Я даже готова оплатить ей замену.
Наименование чудовища
Я две недели корячилась с плакатами для Хезер. Пыталась рисовать их в классе, но там все смотрят под руку. Зато в кладовке у меня тихо, и маркеры вкусно пахнут. Тут можно сидеть часами. «БАНКА КОНСЕРВОВ СПАСЕТ ЧЬЮ-ТО ЖИЗНЬ». Хезер велела мне говорить простыми словами. Иначе они своего не добьются. Рисую баскетболистов, которые бросают консервные банки в корзину. Они просто в отличной форме.
Хезер еще раз позвали на съемки. Кажется, одежда для тенниса. Она попросила повесить плакаты вместо нее. Я, в принципе, не против. Приятно, когда другие видят, что ты делаешь доброе дело. Может, это поправит мою репутацию. Я как раз вешаю плакат возле кабинета труда, и тут вползает ОНО. Металлические чешуйки впиваются мне в вены. ОНО шепчет мне.
«Свеженькое мясцо» – вот что ОНО мне шепчет.
ОНО снова меня отыскало. ОНО такое – от него не отделаешься. В школе четыреста девятиклассников, из них двести девятиклассниц. Плюс другие классы. Но он шепчет именно мне.
Я ощущаю его запах сквозь шум из кабинета труда, роняю плакат и липкую ленту, меня тошнит, я ощущаю его запах, бегу, а он помнит, он знает. Шепчет мне в ухо.
Хезер я про липкую ленту наврала – мол, положила ее на место.
Выволочка № 3
Тьюторша звонит Маман в магазин, готовит ее к восприятию моей ведомости с оценками. Не забыть бы написать тьюторше благодарственную записку. Когда мы садимся ужинать, Битва уже в разгаре. Оценки бла-бла-бла, лень бла-бла-бла, помогать по дому бла-бла-бла, ты уже не маленькая бла-бла-бла.
Слежу за Извержениями. Вулкан Папан, долго дремавший, вооружен и очень опасен. Вулкан Сент-Маман извергает лаву, плюется пламенем. Жителям деревни пора драпать к морю. Я, прикрыв глаза, спрягаю испанские неправильные глаголы.
Снаружи – небольшая вьюга. Тетенька из прогноза погоды сказала, что она навеяна озерами: ветер из Канады всосал воду из озера Онтарио, поместил ее в заморозку и выплюнул на Сиракузы. Чувствую, как ветер пытается прорваться к нам сквозь ставни. Хочется, чтобы дом занесло снегом.
На меня сыплются вопросы: «Да что с тобой такое?», «Тебе кажется, это смешно?» Как на это ответить? Да и не надо. Они не хотят слышать, что я думаю. Никаких прогулок до Второго Пришествия. С уроков прямо домой, если только Маман не организует мне встречу с кем-то из учителей. К Хезер не ходить. Кабельное телевидение отключат (сомневаюсь, что тут они долго продержатся).
Делаю домашку и показываю родакам – такая я хорошая девочка. Когда меня отправляют спать, я пишу записку, что сбежала из дома, и оставляю на своем письменном столе. Маман обнаруживает, что я сплю в шкафу у себя в спальне. Выдает мне подушку и снова закрывает дверь. Это уже не бла-бла-бла.
Расправляю скрепку, царапаю левое запястье изнутри. Так, глупость. Если попытка самоубийства – крик о помощи, то это что такое? Писк, всхлип? Выдавливаю немножко крови, рисую полоски, пока боль не проходит. Можно подумать, я дралась с розовым кустом.
Мама замечает мою руку за завтраком.
Мама:
– Мелинда, у меня нет на это времени.
Я:
Она говорит: самоубийство – для трусов. А это – мерзкоуродское мамоубийство. Она про это книжку купила. Суровая любовь. Кислый сахар. Колючий бархат. Беззвучная речь. Книгу она оставляет на бачке унитаза, чтобы я просветилась. Она типа заметила, что я мало разговариваю. Ее это бесит.
Консервы
Обед с Хезер начинается прохладно. После зимних каникул она повадилась садиться на краешке «мартовского» стола, а я ем по другую сторону от нее. Вхожу и сразу вижу: что-то не так. На всех «Мартах» одинаковые наряды: темно-синие мини-юбки, полосатые футболки, в руках прозрачные полиэтиленовые сумочки. Наверняка вместе ходили по магазинам. Хезер одета иначе. Ее не пригласили.
Хезер у нас не паникерша, не нервничает. Зато я нервничаю за нее. Откусываю огромный кусок булки с арахисовым маслом, пытаюсь не поперхнуться. «Марты» дожидаются, когда Хезер положит в рот ложку творога. Шиван ставит на стол банку консервированной свеклы.
Шиван:
– Это что?
Хезер [глотая]:
– Банка свеклы.
Шиван:
– Да ну? А мы тут нашли целый мешок свеклы у себя на складе. Тоже наверняка твоя.
Хезер:
– Мне соседка отдала. Ну свекла. Ее едят. Чего такого?
Остальные «Марты» дружно вздыхают. Видимо, свекла Недостаточно Хороша. Настоящие «Марты» приносят только те продукты, которые любят сами: клюквенный соус, натурального тунца, мелкий горошек. Я вижу, как Хезер под столом впивается ногтями в ладони. Арахисовое масло накрепко прилипает мне к нёбу.
Шиван:
– Это не все. У тебя результат провальный.
Хезер:
– Какой результат?
Шиван:
– По банкам. Ты не выполняешь норму. Не вносишь свой вклад.
Хезер:
– Мы только неделя как начали. Я еще принесу.
Эмили:
– Дело не только в банках. Плакаты у тебя идиотские – мой младший брат и тот бы лучше нарисовал. Понятно, что никто не хочет нам помогать. Ты выставила наш проект на посмешище.
Эмили подталкивает свой поднос поближе к Хезер. Та без единого слова встает и уносит его. Предательница. Не вступилась за мои плакаты. Арахисовое масло во рту все густеет.