Говори — страница 24 из 27

Она будто и не помнит, что меня туда вовсе не звали, что она меня бросила, чтобы на меня не упал даже отсвет «мартовской» славы. Я прямо так и жду, что сейчас к нам влетит тип в сиреневом костюме да с микрофоном и заорет: «Перед вами очередная альтернативная реальность подросткового возраста!»

Понять бы еще, чего она притащилась. Слизывает крошку с печенья и переходит к делу. Ей и другим Младшим «Мартам» поручили украсить к выпускному бальную залу гостиницы «Холидей-инн» на 11-м шоссе. Мег-Эмили-Шиван, естественно, не при делах – им нужно красить ногти и отбеливать зубы. А немногочисленные удостоившиеся Младшие «Марты» все слегли от мононуклеоза – осталась одна Хезер. И она в отчаянии.

Я:

– Тебе всю эту фиговину нужно украсить? К вечеру субботы?

Хезер:

– Хуже: начать можно будет только в субботу в три часа дня – там какая-то дурацкая встреча продавцов «Крайслера». Но я уверена, что мы справимся. Я других тоже позову. Не знаешь, кто нам может помочь?

Если честно – нет, не знаю, и все же я шлепаю губами и делаю вид, что думаю. Хезер принимает это за положительный ответ, что я, мол, с радостью ей помогу. Вскакивает со стула.

Хезер:

– Я знала, что ты согласишься. Ты просто чудо. Ну вот что. Я перед тобой в долгу, знаю. Давай приду на следующей неделе и помогу тебе все тут поменять!

Я:

Хезер:

– Ты ж говорила мне как-то, что терпеть не можешь свою комнату. Ну теперь мне понятно почему. Просыпаться тут каждое утро – такая депрессуха. Вытащим весь этот хлам. – Пинает ворсистого зайчика, который спал на полу на моем халате. – Снимем эти занавески. Хочешь, сходим вместе в магазин – мама ведь даст тебе свою кредитку? – Отдергивает занавеску. – И окна заодно вымоем. А цвет нужен полынный или морская зелень: то есть женственная классика.

Я:

– Нет.

Хезер:

– Хочешь что побогаче, типа кобальта или баклажана?

Я:

– Нет, с цветами я пока не определилась. Я не об этом, я в смысле – нет, я не буду тебе помогать.

Она плюхается обратно на стул.

– Ты должна.

Я:

– Нет, не должна.

Хезер:

– Но почему-у-у-у-у?

Я кусаю губу. Нужно ли ей знать правду – что она бессердечная эгоистка? Я терпеть не могу морскую зелень, а кроме того, какое ее дело, грязные у меня окна или нет? Чувствую, как носики-пуговки тычутся мне в спину. Зайчики говорят: не обижай ты ее. Наври.

Я:

– У меня другие планы. Нам придут дуб подпилить перед домом, мне нужно в саду навести порядок, а кроме того, я уже решила, как переделаю свою комнату, – и это не предполагает баклажана.

По большей части это полуправды-полупланы. Хезер скалится. Я открываю грязное окно, впускаю в комнату свежий воздух. Порыв ветра откидывает волосы с лица. Я говорю Хезер, чтобы она уходила. Мне нужно навести здесь порядок. Она запихивает печенье в рот и забывает проститься с мамой. Вот невежа.

Простыми словами

У меня подъем. Меня несет. Как так вышло – не знаю: я послала Хезер, посадила маргаритки, оценила мамино выражение лица после моего вопроса, можно ли мне все поменять в своей комнате. Настало время схватиться с демонами врукопашную. Избыток солнца после сиракузской зимы странно действует на голову, заставляет чувствовать силы, даже если их у тебя нет.

Я должна поговорить с Рейчел. На алгебре не получится, а после английского за ней припрется Гад. Но есть еще самостоятельная работа. Ага. Нахожу ее в библиотеке – сидит, сощурившись, над книжкой с мелким шрифтом. Очки ей носить западло. Приказываю своему сердцу: не смей никуда удирать – и сажусь с ней рядом. Никакого ядерного взрыва. Хорошее начало.

Она смотрит на меня без всякого выражения. Примеряю улыбку, размер «медиум».

– Приветик, – говорю.

– Гм-м, – отзывается она.

Никакой поджатой губы, никаких грубых жестов. Нормальное продолжение. Смотрю на книгу, из которой она что-то выписывает (слово в слово). Книга про Францию.

Я:

– Домашку делаешь?

Рейчел:

– Типа того. – Стучит карандашом по столу. – Я летом еду во Францию с Международным клубом. Нам велели сделать доклад, чтобы доказать серьезность своих намерений.

Я:

– Вот здорово. В смысле ты всегда говорила, что хочешь путешествовать, даже когда мы совсем маленькими были. Помнишь, мы в четвертом классе читали «Хайди» и попытались растопить сыр у тебя в камине?

Смеемся мы слишком громко. На самом деле ничего особенно смешного, просто мы обе слегка нервничаем. Библиотекарша указывает на нас пальцем. Невоспитанные ученицы, просто никуда не годные ученицы. Смеяться не положено. Заглядываю Рейчел в тетрадь. Заметки дурацкие – несколько фактов о Париже, тут же кривовато нарисованная Эйфелева башня, сердечки и инициалы Р. Б. и Э. Э. Фу.

Я:

– То есть ты действительно с ним встречаешься. С Энди. Я слышала про выпускной.

Рейчел расплывается в медленной медовой улыбке. Потягивается, как будто от одного упоминания его имени у нее просыпаются мышцы и подпрыгивает желудок.

– Он просто чудо, – говорит она. – Такой классный, красивый, просто объедение.

Умолкает. Она ж говорит с прокаженной.

Я:

– А что будет, когда он уедет в колледж?

Р‐р-р, прямо стрела ей в мягкое место. Туча затмила солнце.

– Вообще об этом думать не могу. Больно – сил нет. Он сказал – попросит родителей разрешить ему перевестись в какой-нибудь здешний университет. Например, в Ласаль или в Сиракузский. Буду его ждать.

Чтоб я провалилась.

Я:

– А вы сколько встречаетесь, типа две недели? Три?

По библиотеке пролетает холодный ветер. Рейчел выпрямляет спину и захлопывает тетрадь.

Рейчел:

– А тебе вообще чего надо?

Ответить я не успеваю – на нас налетает библиотекарша. Милости прошу продолжить беседу в кабинете у директора, а хотите сидеть здесь – прекратите орать. Выбор за вами. Я достаю тетрадку и пишу.

Здорово снова с тобой поговорить. Мне очень жаль, что мы в этом году не дружим. Передаю ей тетрадку. Она слегка подтаивает и пишет в ответ.

Да, знаю. А тебе кто нравится?

Да, в общем, никто. Партнер по лабораторным типа ничего, но он просто друг-друг, а не бойфренд, ничего такого.

Рейчел умудренно кивает. Она встречается со старшеклассником. Она настолько выше этих детских «друг-другов». Понятно, кто из нас двоих круче. И мне пора это понять.

Ты на меня все злишься? – пишу я.

Она быстро рисует молнию.

Да вроде нет. Это же давно было. Делает паузу, рисует спираль. Я стою на краешке обрыва и гадаю, упаду или нет. Вечеринка была угарная, – продолжает она. – Но копов ты зря вызвала. Можно было просто уйти. Пододвигает ко мне тетрадку.

Я рисую спираль, завивающуюся в противоположную сторону. Можно все так и оставить, бросить на полдороге. Она опять со мной разговаривает. Теперь только и надо, что не ворошить грязь и уйти с ней за ручку в сторону заходящего солнца. Она поднимает руку, поправить заколку в волосах. На внутренней стороне запястья написано красным: «Р. Б. + Э. Э.». Вдох, раз-два-три. Выдох, раз-два-три. И чтоб рука не дрожала.

Я вызвала копов не чтобы они нас разогнали, – пишу я. – Вызвала… – Кладу карандаш. Беру снова. – …потому что меня изнасиловали. Под деревьями. Я не знала, что делать. Она смотрит, как я вывожу слова. Придвигается ближе. Я продолжаю: — Я была дура, пьяная, сперва не понимала, что происходит, а потом он меня заставил… – Вычеркиваю последнее слово. – …изнасиловал. Когда приехала полиция, все стали орать, я испугалась, сбежала через задворки и пешком пошла домой.

Передвигаю к ней тетрадку. Она вглядывается. Переносит свой стул на мою сторону стола.

Господи, какой ужас, – пишет она. – А почему ты мне не сказала?

Я никому не могла сказать.

А мама твоя знает?

Я качаю головой. Из какого-то скрытого источника просачиваются слезы. Блин. Шмыгаю носом, вытираю глаза кулаком.

Ты забеременела? Он тебя заразил? Жуть какая! Ты в порядке?????

Нет. Не очень. Да, в порядке. Ну типа того.

Рейчел пишет – стремительно, резко. КТО ЭТО БЫЛ???

Я переворачиваю страницу.

Энди Эванс.

– Врешь! – Она неуклюже вскакивает со стула, хватает книги. – Ни за что не поверю. Ты мне завидуешь. Ты больная на голову, ты мне завидуешь, что меня все любят, и я пойду на выпускной, и поэтому ты мне врешь. И это ты мне прислала ту записку, да? Ненормальная.

Она разворачивается к библиотекарше.

– Я иду в медкабинет, – объявляет она. – Потому что меня сейчас вырвет.

Переписка

Я стою в вестибюле и смотрю на автобусы. Домой не хочется. Здесь оставаться не хочется. До середины разговора с Рейчел я еще на что-то надеялась – и в этом была моя ошибка. Как будто тебе дали понюхать, как пахнет отличный рождественский ужин, а потом захлопнули дверь прямо в лицо, оставив тебя на холоде.

– Мелинда. – Я слышу свое имя. Отлично. Галлюцинации начались. Наверное, нужно попросить у тьютора, чтобы меня послали к психиатру или какому-нибудь козлотерапевту. Я не отвечаю, при этом чувствую себя просто ужасно. Расскажешь кому – вляпаешься хуже прежнего. Всегда у меня проблемы с золотой серединой.

Кто-то осторожно дотрагивается до моего плеча.

– Мелинда? – Это Айви. – Можешь поехать на следующем автобусе? Хочу тебе одну штуку показать.

Идем вместе. Она заводит меня в туалет – в тот, где она стирала мою футболку, на которой, кстати сказать, даже после отбеливания остались следы маркеров. Указывает в кабинку.

– Вот, смотри.

ПАРНИ, К КОТОРЫМ ЛУЧШЕ НЕ ПОДХОДИТЬ

Энди Эванс

Полный козел.

Сволочь.

Да, не подходить!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Ему место в тюряге.

Думает о себе невесть что.

Сразу зови копов.

Какой там препарат дают извращенцам, чтобы у них не вставал?