Голос мисс Медуэй был нежным и негромким:
– Мэри…
Дорогой папа, он всегда делал людей счастливыми, потому что сам любил счастье. «Он не создан для печали», – сказала мама.
Мама пришла позже и, стоя у ее постели, заговорила сердито:
– Флоренс, не можешь ли ты по-иному проявлять чувства к бабушке, кроме как позволять ей пичкать тебя сладостями? Вот ты и поплатилась за это! Ни о чем не думай, я попрошу папу зайти к тебе на минутку, пока ты не спишь.
– Он был здесь, – сказала Флоренс сонным голосом, – с мисс Медуэй.
– О, – сказала мама после паузы, и, как показалось, довольно длительной. – Почему мисс Медуэй не осталась с тобой?
– Папа не позволил ей. Я думаю, он хотел, чтобы она танцевала.
Затем у Флоренс веки стали тяжелыми, глаза закрылись, и в темноте ей представились две фигуры – папы и мисс Медуэй, кружащихся вокруг, вокруг, потом они становились все меньше, удалялись и исчезли из поля зрения.
«Я хочу поговорить с ней завтра утром, – подумала Беатрис. – Если один из детей болен, она обязана оставаться с ними. Но, если Уильям приказал ей не делать этого, по явной доброте, конечно, полагаю, она должна повиноваться. Но он мог бы больше беспокоиться о здоровье дочери, чем о мисс Медуэй».
Между прочим, теперь нет зеркальной комнаты, и мисс Медуэй слишком незначительная фигура и не такого сорта, чтобы привлечь внимание Уильяма. Кроме того, этот вечер прошел с таким успехом, и он был так польщен, что нет ничего удивительного, если он захотел поделиться своим счастьем и триумфом с любым человеком.
Теперь Уильям доказал, что он не бездельник. Теперь он величина, авторитет в области искусства и уже получил приглашение выступить в различных обществах. К тому же, после того как ушли гости и они остались одни в музыкальной комнате, он сказал Беатрис, что думает пополнить коллекцию картин и предметов искусства, начиная с их прародителей. Китайская комната плачевно мала для раннего английского фарфора, и английская живопись находится в позорном пренебрежении в собственной стране.
Кажется, у мисс Медуэй значительные познания в области фарфора восемнадцатого века.
– Мы были в китайской комнате, если ты удивилась, где мы пропадали, – сказал он с очаровательным простодушием. – Надеюсь, ты не подумала, что я пренебрег гостями?
– Я только подумала, что мисс Медуэй должна была остаться с Флоренс, – холодно ответила Беатрис. – Это большое несчастье, что у ребенка больной желудок. А мама упорствует и думает, что детей надо напичкать едой. Но вечер очень удался, не правда ли?
– Превосходный, Беа! Совершенно превосходный! Он так и не сказал, как она выглядит в новом платье.
Казалось, он просто не заметил, что ее плечи были очень хороши. И в самом деле, они лучшее, что есть в се фигуре, рассеянно думал он сейчас, дотронувшись до них.
Его глаза сияли. Казалось, он прямо переполнен мыслями о счастье.
– Они все думают, что книга получит хорошую прессу. Прекрасно, нам остается только терпеливо ждать.
– О, я уверена, что отклики будут хорошими! – сказала Беатрис с энтузиазмом. – В самом деле, я долго разговаривала с мистером Аберканвей. Нет ли у него среди издателей хороших людей?!
– Я не одержим идеей напоминать о книге профессионалам, но уверен, что кое-кто среди издателей – грабители. Однако предполагаю, что Аберканвей заплатит кругленькую сумму. Ты разговаривала с ним об этом?
– Я предложила выставить твою книгу на витрине «Боннингтона». Думаю, мы могли бы раскрыть ее на страницах, где есть репродукции некоторых картин, которые ты обсуждаешь. Рембрандта, Фрагонара, Тициана. Можно устроить великолепную выставку.
Неожиданно для нее лицо Уильяма приняло замкнутое выражение.
– Я не знал, что в «Боннингтоне» есть книжный отдел.
– Его нет, но…
– Тогда как ты можешь продать книги?! Я ненавижу репродукции с картин великих мастеров.
– Но, дорогой…
– Твои сотрудники так же мало знают об искусстве, как и, прости меня, их хозяйка. Это недопустимо. Я говорю только правду. Музеи и картинные галереи для тебя мертворожденные.
Беатрис была глубоко задета. Он никогда не говорил ей прежде ничего подобного, словно она невероятно раздражала его. Возможно, она была глупа, сделав это бестактное предложение. Но он должен понять, что она пыталась смягчить его осуждение. Во всей этой правде был один недостаток: он задел ее чувство собственного достоинства.
– Извини, Уильям. Забудь об этом предложении.
– Тебе – твой драгоценный магазин, – сказал он более дружелюбно, – а мне – мои скромные усилия. И давай не будем ступать на священную землю друг друга.
– Сейчас ты говоришь абсурд. Между прочим, мистер Аберканвей не думает, что моя идея плоха, просто такое никогда не приходило ему в голову. Ты сейчас пойдешь спать?
Он зевал.
– Пожалуй, пора. Попробую, но у меня бессонница. Прости, я, кажется, был неблагодарным и не достоин твоей доброты.
Он поцеловал ее нежно, но коротким поцелуем, едва прикоснувшись к ней губами.
– Поднимайся наверх, не жди меня.
Она колебалась и хотела сказать ему, что останется с ним, пока он не захочет спать. Было почти утро. Они могли бы пойти в сад и встретить рассвет.
Но в конце концов она пожелала ему спокойной ночи и даже не сказала, что любит его. Беатрис действовала по интуиции, как всегда, но сейчас она утратила уверенность, что интуиция подсказывает ей правильное решение.
Она знала, что он не придет к ней в комнату и не соединится с ней этой ночью.
Недавно Беатрис установила еженедельные собрания продавцов в офисе отца.
Продавцы были обескуражены этой внезапной идеей. Но кто же знал желание покупателей лучше людей, которые постоянно имели с ними дело? Все идеи обсуждались за столом, что-то принимали, что-то отвергали. Не бросающиеся в глаза, но эффективные новшества совершались таким образом. Наиболее важным было, что продавцы начинали шевелить мозгами и проявляли сильный интерес к тому, как улучшить магазин. Беатрис всегда была щедрой на похвалы, но и язвительной, когда ее время занимали высокопарными речами или откровенно глупыми предложениями. После таких язвительных замечаний некоторые были смущены, что высказали свое мнение, а Беатрис удивлялась, почему же не ответил хоть кто-нибудь ей так же язвительно, когда она выдвинула новую идею сегодня утром.
Она могла предвидеть, что это будет Адам Коуп. Только он один среди всех сотрудников не боялся ее и был единственным, кто убедился, что кое-какие изменения желательны. Старый ветхозаветный Адам, но безукоризненно честный, способный и всегда находящийся на месте. Преданный. Такая характеристика была скорее серьезная, чем блестящая.
– Я полагаю, вы знаете о прибыли от книг, миссис Беатрис? Нам будет необходимо продавать широкий ассортимент, чтобы сделать предприятие прибыльным, но для этого потребуется больше пространства. К тому же книги не являются частью нашего общего профиля.
– Мы можем изменить его, – ответила Беатрис. – Перенести на верхний этаж галантерею. Обложки книг придадут отделу приятную цветовую гамму. И потом, – сказала она с мягкой иронией, – мы получим покупателей, которые читают.
– Популярные романы, мисс Беатрис?
– Конечно. Покупатели, которым нравится наш магазин, обычно леди, имеющие свободное время. Скучающие леди. Они будут покупать романы, самые последние новинки. Но я имею в виду и более серьезные книги. Словари, книги о путешествиях, атласы, книги по искусству, детские книги с цветными иллюстрациями. И конечно, отдельно книги религиозные, которые, несомненно, будут проданы. Вы знаете, каким успехом пользовался наш отдел мемуаров. Я верю, религиозные книги и Библия разойдутся в момент.
– Для этого вида торговли необходимо найти специалиста, – сказала мисс Браун.
– О, такие имеются в изобилии. Я поговорю с издателем моего мужа. Он может посоветовать подходящего человека. Я совершенно уверена.
Она отлично отдавала себе отчет в сказанном, и не без задней мысли придала своему лицу приятное выражение. Не была ли себе на уме миссис Беатрис в деловых вещах, упомянув как бы между прочим об издателе, желая доставить удовольствие своему мужу? И почему в «Боннингтоне» не может быть книжного отдела? Она думала о магазине как о большом торговом доме, а в каждом фешенебельном доме бывает библиотека.
– Итак, я планирую передвинуть дамские сумочки и зонтики в другое место, освободить один-два ярда от галантереи – вы сможете обойтись маленьким пространством, мисс Перкинс, или нет?
– Мои девушки… – начала мисс Перкинс, а затем решила лучше не соглашаться с хозяйкой и сказать с неприязненной прямотой все на этом собрании, ведь ясно, что никто не согласится с Беатрис. Конечно, у Беатрис были самые лучшие побуждения и она стремилась проверить их на людях. Но мисс Перкинс хотела возразить решительно. Она фыркнула и засмеялась.
– Действительно, моя толстая девушка, мисс Оутс, вскоре собирается выйти замуж, тогда, возможно, мы сделаем принципом найма на работу более худых, чем уволенная мисс Оутс. Вообще-то эта девушка довольно неуклюжее создание, насколько я знаю…
Адам Коуп, у которого с чувством юмора дела обстояли неважно и он все воспринял всерьез, высказался в своей дотошной манере:
– Я уверен, что у нас не так много толстых продавщиц, чтобы мы обсуждали их как товар.
– Товар в галантерее мы продаем себе в убыток, – сказала Беатрис, – возможно, мы компенсируем это за счет продажи книг. Я убеждена в этом. Как бы то ни было, мы должны подождать и посмотреть.
Месяц спустя с необычайной быстротой книжный отдел с блестящими разноцветными обложками был открыт на маленьком пространстве.
– Это только зародыш того, что, возможно, будет, – сказала Беатрис, – но пока это только начало.
Уильям был разочарован, ему не хватало энтузиазма, и он очень вежливо отказался прийти на открытие. Кроме того, его книга торчала на самом виду, и он очень неохотно согласился передать в магазин несколько экземпляров.