моя иерархия». И прораб серьезно так за ней повторил: «Да, это ваша иерархия. Вы ведь шеф-повар!»
Смешно получилось. Спутала госпожа шеф-повар иерархию с епархией. Вот если бы она сказала, что кастрюльки-сковородки и прочая кухонная утварь – ее епархия, никто бы не удивился.
У слова епархия есть прямое значение: «церковно-административная территориальная единица, управляемая архиереем». Например, остров Сахалин во времена А.П. Чехова был, как указывал писатель, частью епархии епископа Камчатского, Курильского и Благовещенского. А в «Дуэли» А.П. Чехова мы найдем прелестное описание местного «преосвященного», который объезжал свою епархию не в карете, а верхом на лошади: «Вид его, сидящего на лошадке, до чрезвычайности трогателен. Простота и скромность его преисполнены библейского величия». В новом «Толковом словаре русского языка» под редакцией Н.Ю. Шведовой есть сведения о происхождении этого слова: греческое eparchia образовалось от предлога epi («над, поверх») и существительного archē («власть»).
Отсюда и переносное значение: владения, область подчинения. Скажешь: «Это моя епархия» – и все поймут: ты здесь главный, в этой области ты чувствуешь себя уверенно, все держишь под контролем. А можно сказать: «Это не моя епархия» (или «Это уже по другой епархии»), и собеседнику придется обратиться к кому-то другому. Вот пример употребления этого выражения современным чешским писателем Иржи Грошеком: «Мне конкретно все равно ― чем предосудительным занималось “древо хомо сапиенсов”. Осуждать людей разумных не моя епархия».
Иерархия – совсем другое слово. Это прежде всего порядок подчинения низших (чинов, должностей, членов какого-то коллектива) высшим. Например, в России при Николае I местное дворянское управление было включено в общую чиновную иерархию и, по свидетельству В.О. Ключевского, превратилось в «простой канцелярский запас». А Д.И. Писарев говорит о другом российском установлении: «Семейная иерархия во всей своей строгости поддерживается общественным мнением; это общественное мнение карает как тех, кто снизу возмущается против этой иерархии, так и тех, кто сверху ослабляет оковы семейного деспотизма. Первых оно называет непочтительными детьми, вторых – слабыми родителями». Но иерархией называют и расположение частей целого в порядке от низшего к высшему – хорошая книга имеет строгую иерархию глав.
Произошло слово от греческого hierarchia, от hieros – «священный», и уже знакомого нам слова archē – «власть». Того, кто занимает высшую ступеньку, можно назвать иерархом, в буквальном переводе «священным властителем».
Иерархи управляют епархиями. И в прямом, и в переносном смыслах. В иерархии поваров шеф-повар, безусловно, иерарх. А кухня – его епархия. А вот если говорить о современной семейной иерархии, то у каждой семьи она своя: у кого авторитет родителей непреложен и роль иерарха отводится отцу семейства (или матери, если в семье установился матриархат), а у кого-то «священными властителями» оказываются дети, и ставятся они превыше всего, семья – их епархия.
Конечно, слова иерархия и епархия звучат очень похоже. И образовались от одного греческого корня. Но, если вдуматься в их смысл, перепутать их будет трудно. Как, впрочем, и другие слова.
Лепта к лепте – будет лепота!
«Душе Святый, Животворящий, Един сый от Троицы, Ты – жизнь и лепота, красота всех тварей живых и неодушевленных, Ты – цвет и благоухание растений, Ты – разнообразие и сладость всяких плодов земных…» – в этом фрагменте из «Живого слова мудрости духовной» Иоанна Кронштадтского обращает на себя внимание слово, которое сегодня уже не в ходу и если употребляется, то иронически: лепота. А раньше к нему прибегали довольно часто: в XVIII–XIX веках многие писатели говорили о «лепоте женской», но лепотой называли и «благообразие, великолепие», именно это значение и отмечается у слова в приведенной цитате. Нужно заметить, что оно придает речи возвышенность. Это имел в виду О.М. Сомов, учивший льстить даме: хочешь, чтобы она не устояла, говори о своем преклонении «пред ученейшею и разумнейшею из жен благорожденных! пред оною, что превосходит лепотою Юдифь и Вирсавию, целомудрием Сусанну и дщерей Лотовых, мудростию же Эсфирь и царицу Савскую!»
Произошла лепота от прилагательного лепый. Как указывает В.И. Даль, это церковнославянское прилагательное уже в XIX веке устарело, хотя и сохранилось в некоторых говорах (а по сей день и в западнославянских языках). Лепый значило «хороший, красивый, благовидный». Было что-то лепое, было и нелепое: вот оно – «неуклюжее, несуразное, бессмысленное» – до сих пор известно всем, кто говорит по-русски. В словаре В.И. Даля наречию лепо приписываются и значения «пристойно, прилично». Они и были первыми, из которых развились другие. Лепый человек был тем, кто умел себя вести прилично обстоятельствам, знал, что пристало в данном случае. Нелепый вести себя не умел, все время что-то делал невпопад. В знаменитом «не лепо ли ны бяшеть, братие, начати старыми словесы трудных повестий о плъку Игореви» лепо значит не «красиво, хорошо», а «пристало».
В этом «пристало или не пристало» и просвечивают исторические корни лепоты. Одного корня с этим существительным глаголы лепить и липнуть. Ученые полагают, что первоначально прилагательное лепый значило «липнущий, прилегающий», а затем уже «подходящий, хороший, красивый» (в древнерусском языке было и слово лéпок – название «прилепляющегося» цветка, скорее всего, репья, который красотой похвастаться не может). Правда, академик О.Н. Трубачев замечает, что, по его мнению, лепый связано скорее не с глаголом лепить, а с латинским прилагательным lepidus – «красивый, изящный».
А когда вносят свою лепту в общее дело, тоже что-то лепят? В переносном смысле – конечно (усилие – к усилию, вклад – к вкладу, не случайно сегодня «Лептой» называют и литературные сборники, и банки), а вот в буквальном…
Источник оборота – евангельская притча о бедной вдове, которая во время сбора пожертвований в храме отдала все, что у нее было: две последние лепты. Лептой (от греч. λεπτόν) называлась мелкая медная монета в Древней Греции (как уточняет портал «Грамота. ру», и сейчас греки – и только они – называют монету достоинством 1/100 евро словом лепта, вместо общепринятого евроцент).
Лепта у каждого разная, что видно в стихотворении А.Н. Апухтина, где речь идет о слагаемых «родника любви» к России:
И хату бедняка, и царские палаты
Одним святым узлом связала эта нить:
И труженика дань, и креза дар богатый,
И тихий звук стиха, и музыки раскаты,
И лепту юношей, едва начавших жить.
Каждый внесет свою лепту – и будет лепота!
Здóрово то, что здорóво…
Периодически у меня возникает желание «начать новую жизнь». Даешь фитнес, долой плюшки, ватрушки, поздние ужины и бесконечные перекусы чем-то «вкусненьким», буду руководствоваться каким-нибудь разумным принципом питания. И, конечно, обсуждаю все это с подругами.
Подружки в основном предлагают чудодейственные рецепты быстрого обретения формы, но есть и такие, которые считают, что диеты хуже беспорядочного обжорства. Например, одна из моих подруг диетам предпочла принцип раздельного питания. Результатов она достигла более чем впечатляющих, поэтому имеет право говорить: это здóрово. Главное, это не только здóрово, но и здорóво, – именно так я, расставив акценты, на ее совет отреагировала. А подруга моя удивилась: разве это не одно и то же?
Нет, конечно, не одно и то же, хотя оба наречия и образованы от одного корня. Здóрово мы говорим тогда, когда имеем в виду что-то очень хорошее, здорóво относится ко всему, что полезно для здоровья.
«Рецепты здоровья» можно найти в русской классической литературе. А.П. Чехов здоровым считал физический труд. Герой его рассказа «Именины» признается: «Когда я кошу, то чувствую себя, знаете ли, здоровее и нормальнее. Если бы меня заставили довольствоваться одною только умственной жизнью, то я бы, кажется, с ума сошел. Чувствую, что я не родился культурным человеком! Мне бы косить, пахать, сеять, лошадей выезжать…» А вот цитата из чеховской «Моей жизни»: «Малярной работы не было, я опять жил впроголодь, добывая себе по десять-двадцать копеек в день, где придется, тяжелою, неприятною работой… но все же, едва я ложился в постель, голодный и мокрый, <…> засыпал крепко и здорóво, чувствуя, что от этой каторжной жизни мое тело становится только сильнее и моложе». Один из героев «Гранатового браслета» А.И. Куприна высказывается в пользу семьи: «Во-первых, усталость от холостой жизни, от беспорядка в комнатах, от трактирных обедов, от грязи, окурков, разорванного и разрозненного белья, от долгов, от бесцеремонных товарищей, и прочее и прочее. Во-вторых, чувствуешь, что семьей жить выгоднее, здоровее и экономнее. В-третьих, думаешь: вот пойдут детишки, – я-то умру, а часть меня все-таки останется на свете… нечто вроде иллюзии бессмертия. В-четвертых, соблазн невинности, как в моем случае. Кроме того, бывают иногда и мысли о приданом». Печорин, герой знаменитого романа М.Ю. Лермонтова, для здоровья «принимал» после обеда… музыку, так объясняя свое пристрастие: «…музыка после обеда усыпляет, а спать после обеда здорóво». А в «Барышне-крестьянке» А.С. Пушкина Лиза приходит к завтраку, успев побыть в лесу Акулиной: «Отец похвалил ее за раннюю прогулку. “Нет ничего здоровее”, сказал он, “как просыпаться на заре”. Тут он привел несколько примеров человеческого долголетия, почерпнутых из английских журналов, замечая, что все люди, жившие более ста лет, не употребляли водки и вставали на заре зимой и летом». В «Плотничьей артели» А.Ф. Писемского же мужики, напротив, высказываются в пользу спиртного: «Вот кабы этим лекарством почаще во рту полоскать, словно