– Ошибаетесь, уважаемый классик, – перебил его Гиппократ. – Ещё год назад на гастролях в Тегеране она покорила своим темпераментом одного персидского нефтемагната, по-моему, его звали Бендер-Шахпур, или Бендер-Шахрай, или Бендер-Шахназар, неважно. Он готов был дать за неё один миллиард и две тысячи долларов – больше не мог – нефтяной бизнес только начинался…
– Не перебивайте меня! – возмутился писатель. – Вам важно моё мнение? В Тегеране меня не было. Прошу, не перебивайте! Я могу потерять мысль…
– Но Писюкастый был на гастролях! – отчаянно выкрикнул Гиппократ. – И она, наша великая примадонна, отказалась от предложенной суммы в обмен на его…
– … Тренированные и очень упругие мышцы, – вмешался в разговор олигарх. – Он нарыл хорошие «бабки» на таланте перевоплощения примадонны. Кто пожалеет свою супернакачанность в обмен на признание, постоянные живые деньги, поразительный успех!
– Более того, его мясистое жёсткое яйцо, которое он подарил примадонне, стало приносить успех. Сначала в кордебалете, а потом и во всём мире.
– Каким образом? – удивился Лев Николаевич.
– Мне тоже непонятно, – развёл руками олигарх.
– Самым обыкновенным… Но пока вы не нальёте мне кружку английского виски, я лучше помолчу и понаблюдаю за вашими удивлёнными харями, а потом – любая тайна когда-нибудь становится явью, и люди теряют к ней интерес.
Олигарх тупо смотрел в глаза Гиппократу и начинал понимать, что он, Мардахай Абрамович, первобытный и неотёсанный рядом с врачом и писателем, слабо разбирается в диалектике души простого человека.
Гиппократ властными, испытующими глазами смотрел на владельцев подземельного оазиса и наслаждался тайной, которую он знал.
– Ну что, богачи, виски на стол! Больной должен вместе с врачом бороться с болезнью.
Олигарх чувствовал, что Гиппократ намного мудрее, щепетильнее в вопросах эстетики, честности и порядочности. «Наука без нравственности идёт более назад, чем вперёд». «Удивительно, но просто, – размышлял олигарх. – А Толстой оказался по-русски более категоричным. А как же удовольствия, благородные забавы в парных покоях? Прежде всего эротические, – возмутился миллиардер. – Они, по-моему, необходимы. Они украшают наши слёзы, наш постоянный поиск радостной сексуальной жизни, и если мумия прекрасна, как её не утешить?! Как не почесать её воздушную сладостную спинку, головку, нежную грудь и всё остальное. Как не проникнуться её чутким, леденящим душу голосом. И не доставить самое близкое, самое первое наслаждение! Может, оно скоропостижное, может, мы торопимся, но с нами Создатель, с нами Бог! И чем скорее, тем лучше!
– Ну что, хозяин подземелья?! «Платон мой друг, но истина дороже». Виски на стол! Последний раз говорю, иначе тайна навсегда останется тайной. А когда всё-таки откроется, будет поздно!
Щемящее чувство недосказанности, неопределённости в словах сильно захмелевшего врача настораживало конкретно мыслящего современного миллиардера. Если б не чувственная привязанность к Сволочковой, он бы особо не церемонился с шибко рассудительным, античным врачишкой, а живо бы поставил на место, притом его же словами: «Не мудрствуй перед невеждами, умнее тебя в тюрьме сидят».
– Может, Вы, баловень природы, страшных поисков истины, уже догадались, откуда появились человеческие яйца на бархатном бильярдном столе? – тяжело подбирая слова, с грустью и какой-то дикой разочарованностью спросил античный врач у русского классика. – Если догадались, то извольте высказаться, поделиться словообразующими мыслями…
Гиппократ в который раз оглядел бильярдную. Его утомлённый взгляд остановился на немецкой хельге, в «бардачке» которой стояли пять литровых бутылок виски.
– Если не догадались, то прошу вас поднять пятую точку, сходить за бутылкой и налить античному врачу полную кружку крепкого пойла. То есть литровую кружку белорусского производства.
Писатель и олигарх переглянулись.
– Ты не умрёшь, доктор? – сказал неожиданно хозяин. – Не хорохорься и не думай, что ты серебряный, античный. Твоя плоть полностью состоит из человеческих молекул, образующих тело, и вернуть её, вновь оживить, я не смогу…
– Не надо оживлять меня! Не надо! – вдруг заорал Гиппократ, словно в истерике размахивая руками. – Умоляю, мастер, не надо!!! Слишком глубоко и доподлинно я вник и познал суть Вашей, якобы новой, а по сути дела, старой рабовладельческой жизни. Ничего не изменилось с тех пор, более того, стало хуже, чем было до нас. – Гиппократ подумал и ещё раз оглядел спальню. – Я хочу плотью и духом остаться там, в Греции, с любимой Афродитой у подножья горы Олимп. Дай мне полную кружку виски, и, если я умру, не возрождай меня! Пусть мои слёзы и мои мучения о бренности земной жизни останутся там, на берегу Эллады.
Горячие слёзы упали на паркет бильярдной комнаты. Гиппократ плакал и молился одновременно. И в его тщедушном уставшем теле с помятыми серебряными боками и пробоинами не было ни капли показухи, позёрства. Он был прост и неуязвим, как сократовская истина, несущая свет и радость честным земным людям, не имеющим выгоды и зла между людьми.
Глава седьмаяОкаянный бизнес или доходные яйца
– Дай ему выпить, хозяин, – тихо и с какой-то щемящей душу жалостью сказал Лев Николаевич. – Он в Чистилище самый древний, говорящий, как Сократ, мыслящий, как Аристотель.
– Не трогай Сократа, – возмутился врач. – У Сократа истина дороже жизни. Он был целен и чист, как самый мудрый создатель. В его сознании не было противоречий между разумом человека и его поведением, его поступками. А вы всё перевернули, переврали. Говорите одно, а делаете другое. Вы всё искорёжили, запутали. Порой трудно понять, где истина, а где нажива, где стремление к познанию мира, а где удовольствия, яростное увлечение богатством, сексом и прочей дрянью, – глаза его вдруг налились густой кровью, и лютая злоба беспощадной мести, перемешанная с отчаянным состраданием, вспыхнула на его лице. – Мардахай (можно без отчества?), тебе известно, что каждая твоя мумия прячет под подушкой свой ваучер? Кричит по ночам: «Где мой дом? Где моё государство? Где справедливость? Где разум?! Одни деньги на уме!» А ты ей про свои удовольствия, волосатый леший, заменивший любовь сексом, ненасытным оргазмом, политику олимпиадой, – вдруг зло сказал Гиппократ. – Ты спишь с кем захочешь. И послушные мумии для тебя как дети тех женщин, которые строили Саяно-Шушенскую ГЭС, ЛЭП 500 и многое другое…
– Откуда такая чёрная информация? – строго спросил Лев Николаевич.
– Виски на стол! – вдруг, как подраненный кабан, взвизгнул, а потом опять заорал Гиппократ. – Больше ни слова об истине! Мумии кордебалета не простят моего словоблудия! Кружка коричневого виски, много карельских рябчиков, замоченных в оливковом масле, а потом лучшие песни Высоцкого. Немедленно! Ты слышишь меня, перевёртыш истории?!
Миллиардер аж подпрыгнул от выкриков античного философа. Руки его задрожали, лицо сморщилось, словно после тяжёлой операции. Какая-то страшная космическая сила буквально вынесла его к хельге, к бутылкам с виски. Он схватил самую большую кружку, потом бутылку и, подбежав к бильярдному столу, зашептал, как в молитве:
– Сейчас всё будет, всё будет, господин хозяин.
– Какой я тебе хозяин этой подземельной гадости!!! Олигархик, шут гороховый, повернувший человеческую историю назад, к рабству, к унижению! На три тысячи лет назад, – врач неожиданно поднялся с бамбуковой табуретки, выпрямился, как петух на току, и заорал во весь греческий олимпийский голос: – Я античный странник! Я ищу Сократовскую истину, которую вы потеряли, наслаждаясь барокко, Ренессансом, а теперь сексом!
– Чуточку подождите, – пытался успокоить его хозяин. – Роза Галимовна, шеф-повар Самоед-Бекасов, рябчиков из Архары в оливковом масле как можно скорее на стол бильярдной! Греческий философ требует! Иначе я без любимой женщины останусь! – он мигом оказался на кухне, и чашки, миски, кастрюли, сковородки, как символы никогда не меркнувшего производства, застучали в поварском салоне.
– Ты молодец, парень. У тебя железные нервы, стальное сердце, хотя ты весь серебряный, – оставшись наедине с врачом, сказал Лев Николаевич Толстой. – Если позволишь, я тоже выпью с тобой.
– Как хотите… я в «штопоре»… мне теперь всё равно, памятник я или человек. Живой я или мёртвый. Моя стихия – берег Эллады, священный Олимп, Афродита…
Гиппократ вдруг опять заплакал, и его античные слёзы, наполненные той энергией, о существовании которой можно было только догадываться, не шли ни в какое сравнение со слезами современных олигархов.
Вернувшись с кухни, хозяин взял в руки кружку, долго вертел в руках литровый сосуд, потом достал кружку на пол-литра поменьше и вдруг услышал голос русского писателя:
– Мне тоже прихвати пивной жбан. Я нынче тоже в «штопоре» и никакие новые законы мне не указ. Я полностью согласен с античным врачом, и берега Эллады стали ближе сердцу, дороже.
Олигарх взял пять литровых бутылок, две кружки и пивной жбан. Он принёс их в бильярдную и, сбегав на кухню, приказал как можно скорее готовить рябчиков в оливковом масле.
«Любая тайна в нашем подземелье должна быть обрамлена праздником, – шептал он себе под нос, подбадривая самого себя. – Появление новой мумии любого пола – даже среднего, даже суррогатного, тоже примечательная дата и тоже праздник. Я бы пригласил наш оркестр, но пока тайна, которую огласит грек, только для нас, управляющих безумным миром Вселенной и его отбросами. Про избыточных людей пока говорить не будем. Это тема будущего. В России не должно быть избыточного народа. Каждый строит Россию, каждый богатеет за счёт редкого, сильно облагаемого бизнеса, каждый – строитель личного счастья. Но мои философы, по-моему, говорят о другом счастье. Трудно их понять. Но счастье есть, и это неоспоримо».
– Ну что, динозавры нового, точнее, старого африканского сексомоторного строя, где каждая рабыня – подстилка, изворотливая чемпионка олимпийского оргазма, ненасытного сладострастия! – опять почти взвизгнул Гиппократ. – Будем искренними, непредвзятыми, как учили нас Сократ и Галилео Галилей! Только со смертью догмы начинается не только наука, но и сознательная жизнь человека. Вы сейчас, дорогие мои, находитесь не в поиске пьянящей душу, Богом обещанной любви, а ищете обычного секса, обычной страсти для удовлетворения своей личной потребности. И это мерзко! Это страшно! Это по-звериному! Вы думаете только о себе, точнее, о своей мошонке, о её волнении, о её капризах, о её радости! А как же дама, господа?! Как же дама?! Она что, по вашим соображениям, передвижной сладострастный товар, увенчанный золотыми побрякушками?! И чем больше побрякушек на ней за ваш счёт, тем расточительнее и вольготнее вы пользуетесь её женскими услугами?! Фиг вам! Смертельный удар в промежье! У вас рабовладельческие привычки, и вы покупаете всё, чтобы быть счастливыми, уверенными в силе денег, купленных вещей, надеясь сохранить свою больную плоть, а чужую отдать на растерзание времени, бичующих безденежных обстоятельств, инфляции. Вы подминаете других себе подобных, приобретаете с богатством и постепенно взращиваете в себе алчность не только к деньгам и вещам, но и к дорогому сладострастию! Вы ведёте человечество обратно к угнетению малоимущих, порой чистых, прекрасных людей. Ваш прогресс равен хорошо упакованному и красивому регрессу! О нравах говорить не буду. Я уже сказал. Где виски?! Где моя кружка?! Где рябчики в оливковом масле?! Может, вы забыли слова этого виртуального, бунтарски мыслящего поэта-раскольника, правдиста, отрицавшего всё капиталистическое.