Она говорила с таким воодушевлением, что у Эндрю против воли выступили слезы. Она увидела их, вспыхнула и отвернулась.
– Не жалейте нас, Говорящий Эндрю. У нас куда больше радости, чем страдания.
– Вы не поняли, – сказал Эндер, – это не слезы печали, это слезы умиления.
– Нет, – произнес Цейфейро. – Даже холостые священники считают наше целомудренное супружество, по крайней мере, эксцентричным.
– Я так не думаю, – произнес Эндер. Ему вдруг захотелось рассказать о своей давней дружбе с Валентиной, такой близкой и любимой, как жена, и невинной как сестра. Но горькое воспоминание сковало язык. Он сел на кровать Цейфейро и закрыл лицо руками.
– Что-нибудь случилось? – спросила Арадора. В этот момент рука Цейфейро нежно опустилась ему на голову.
Эндер поднял голову, стараясь стряхнуть внезапно нахлынувшую любовь и тоску по Валентине.
– Я боюсь, что этот вояж обойдется мне дороже всех остальных. Я оставил там свою сестру, многие годы мы путешествовали вместе. Она вышла замуж в Рейкьявике. Я покинул ее чуть больше недели, но мне кажется, что прошла вечность. Я не предполагал. Вы оба…
– Напомнили вам, что вы тоже холостяк-сирота? – спросил Цейфейро.
– К тому же внезапно овдовевший, – прошептала Арадора.
Эндеру не показалось нелепостью объяснение своей утраты в подобных терминах.
Джейн зашелестела в ушах:
– Если это часть мастерски спланированного спектакля, то я признаю, что это слишком тонко и профессионально.
Безусловно, это совсем не было частью спектакля. Эндер испугался, что потерял контроль над собой. Прошлой ночью в доме Рибейра он мастерски владел ситуацией, теперь он чувствовал себя полностью побежденным этими двумя женатыми монахами, он капитулировал так же безоговорочно и дико, как Грего и Квора.
– Я думаю, – сказал Цейфейро, – вы пришли сюда отыскать ответы на гораздо больше вопросов, чем знаете.
– Не думаю, – ответил Эндер, – боюсь, что я слишком тронут вашим гостеприимством. Неординарные монахи не ожидали услышать исповедь.
Арадора громко рассмеялась.
– О, каждый католик желает услышать исповедь неверного.
Цейфейро не смеялся.
– Говорящий Эндрю, вы явно оказали нам больше доверия, чем предполагали. Но я уверен, мы заслужили ваше доверие. В ходе нашего знакомства, мой друг, я удостоверился, что могу доверять вам. Епископ опасается вас, но я предпочитаю полагаться только на собственное мнение. Я помогу вам, если смогу. Я уверен, что ваше расследование не принесет вреда нашей маленькой деревушке.
– Ах, – прошептала Джейн, – теперь я вижу. Очень умная тактика с твоей стороны, Эндер. Ты хороший актер, я даже не предполагала.
Ее бормотание делало Эндера циничным, заставляло чувствовать себя примитивным, и он сделал то, что никогда не позволял себе раньше. Он дотронулся до камешков, нащупал головку включения, затем ногтями потянул ее на себя и повернул в сторону и вниз. Камешки умерли. Джейн не могла больше щебетать в его ушах, не могла больше видеть и слышать со своего стратегического пункта.
– Давайте выйдем, – предложил Эндер.
Они ясно поняли, что он сделал, так как функции подобных имплантов были хорошо известны; они увидели в этом доказательство его желания вести честный и откровенный разговор, поэтому с воодушевлением откликнулись на его предложение. Эндер рассматривал отключение камушков лишь как временную кару за чрезмерную назойливость Джейн, он рассчитывал включить компьютер через несколько минут. Но увидев, что Арадора и Цейфейро облегченно вздохнули и расслабились, передумал, он решил, что невозможно обмануть их, поэтому не стал включать его, по крайней мере, на время беседы.
Ночью на холме, разговаривая с Арадорой и Цейфейро, он забыл, что Джейн не слышит их. Они рассказали ему о детском затворничестве Новинхи, и как им удалось вернуть ее к жизни, поручив заботам Пайпо, о дружбе с Лайбо.
– Но с той самой ночи смерти Пайпо, она умерла для всех нас.
Новинха не знала о слухах, окружающих ее имя. Невзгоды и горести детей почти никогда не становились предметом внимания епископа, объектом споров учителей монастыря, наконец, обсуждения в офисе мэра. Хотя большинство детей не были отпрысками Ос Венерадос, и не избирали своей планидой зенобиологию.
– Она стала очень деловой и циничной. Она писала работы об адаптации местных растений для нужд населения, и культивации земных растений на землях Луситании. На все вопросы она всегда отвечала приветливо и легко.
Но она умерла для нас. У нее не было друзей. Мы часто спрашивали об этом Лайбо, Господи упокой его душу, и он всегда отвечал одно и то же, что он раньше считался ее другом, а теперь она не проявляет и толики того дружелюбия, с которым разговаривает с другими людьми. Вместо былой дружбы она злилась на него и запрещала задавать ей любые вопросы. – Цейфейро очистил побег дикорастущей травы и слизнул капельку нектара с внутренней пленки растения. – Попробуй, Говорящий Эндрю – очень интересный привкус, это абсолютно безвредно, твой организм не сможет включить это в свой обменный процесс.
– Супруг, тебе следовало предупредить его, что края листка могут порезать губы и язык как бритва.
– Я как раз хотел.
Эндер рассмеялся, очистил побег и попробовал. Кислота корицы, чуть-чуть цитруса, слабый привкус стали – вкус состоял из множества ароматов и привкусов, но он был крепок.
– К нему нужно привыкнуть.
– Мой муж любит аллегории, Говорящий Эндрю, так что берегись.
Цейфейро застенчиво улыбнулся.
– Разве Сан Анджело не говорил, что Христос учил познавать новое через сопоставление со старым?
– Вкус травы, – сказал Эндер, – какое отношение он имеет к Новинхе?
– Очень косвенное. Я думаю, Новинха имеет не слишком приятный вкус, но крепкий. Эта крепость захватила ее целиком и она боится и не хочет распространения своего привкуса.
– Привкуса чего?
– В терминах теологии? Гордость всеобщей виной. Это своеобразная форма тщеславия и эгомании. Она возложила на себя ответственность за вещи, не являющиеся ее огрехами. Как будто она властвует над чем-то, как-будто страдания других людей – это наказание за ее грехи!
– Она ненавидит себя за смерть Пайпо, – произнесла Арадора.
– Но она не глупая, – сказал Эндер. – Она знает, что убили свиноподобные, и что Пайпо пошел туда один. В чем же здесь ее вина?
Когда я впервые задумался над этим, я тоже удивился. Затем я просмотрел все сводки и отчеты, все записи по событиям последней ночи перед смертью Пайпо. Так был один намек – замечание, сделанное Лайбо, он просил Новинху показать, над чем они работали с Пайпо перед самой встречей со свиноподобными. Она сказала, сказала нет. И это все – кто-то перебил его, и он больше никогда не возвращался к этому замечанию ни на Станции Зенадоров, ни где-либо еще, – нигде, где бы это запротоколировалось в отчетах.
– Мы долго думали, что могло произойти перед гибелью Пайпо, – сказала Арадора. – Почему Пайпо бросился в лес так скоропалительно? Они поссорились? Был ли он зол и разгневан? Когда кто-нибудь умирает, близкий тебе, а в последний момент ты был груб и несправедлив к нему, как правило, в последствии, начинаешь ненавидеть себя. Если бы я не говорил того, если бы не говорил этого.
– Мы пытались воссоздать, что могло произойти в ту ночь. Мы запросили режим глобального протоколирования, тот, что автоматически фиксирует все рабочие заметки, ведет запись всего, что делал человек. Все, что касалось ее, было лишено доступа. Нет, не файлы ее непосредственной работы. Мы не смогли просмотреть даже то, что было наработано в ближайшее до гибели время. Мы даже не смогли обнаружить, что это были за файлы, которые она решила скрыть от нее. Мы просто не имели доступа к информации. Не помог даже сверхприоритет мэра.
Арадора кивнула. – Мы впервые столкнулись с подобным сокрытием информации от общества – сокрытие рабочих файлов, части труда всей колонии.
– Для нее это было равно нарушению закона. Конечно, мэр могла воспользоваться крайними полномочиями на непредвиденный случай, но что это означало? Мы были обязаны устроить публичное слушание и вряд ли бы получили юридическое разрешение. Что касается ее, у закона нет оправдания людям, посягающим на достояние других. Возможно, однажды мы увидим, что скрыто в этих файлах, если в них связь со смертью Пайпо. Она не сможет уничтожить их, так как это достояние общества.
Эндеру не пришло в голову, что Джейн не слышит их, он забыл, что отключил ее. Он надеялся, что как только она услышит это, она снимет защиту и ознакомиться с информацией.
– А ее замужество с Махросом, – добавила Арадора. – Все понимали, что это безрассудство. Лайбо хотел жениться на ней и не скрывал этого. Но она отказала, снова сказала нет.
– Как будто вынесла приговор: я не заслужила брака с человеком, способным осчастливить меня. Я выйду замуж за человека грубого и порочного, который станет мне заслуженным наказанием. – Цейфейро встрепенулся. – Ее стремление к самобичеванию навсегда разъединило их. Он потянул руку и взял жену за руку.
Эндер ожидал услышать саркастическое замечание Джейн, что шестеро детей – это лучшее доказательство их полной разделенности. Не услышав привычного юмора, он внезапно вспомнил, что отключил компьютеры-камушки.
Но теперь, когда Цейфейро и Арадора постоянно смотрели ему в глаза, он не мог включить их.
Так как он знал, что Новинха и Лайбо долгие годы были любовниками, он так же знал, что Цейфейро и Арадора не правы. Да, Новинха могла чувствовать вину – это объясняло, почему она выбрала Махроса и почему сторонилась людей. Но она не поэтому отвергла Лайбо; какую бы вину она не несла в себе, она не отказалась от удовольствий постели Лайбо.
Она отвергла брак с Лайбо, но не самого Лайбо. Не просто было решиться на подобный шаг в такой маленькой колонии, особенно католической.
Что же еще обеспечивает брак, кроме узаконивания близких отношений? Чего она боялась и избегала?