– Мы не сомневаемся в вашей искренности, – сказал епископ. – Но вы должны простить нам некоторую подозрительность в отношении человека, который появился здесь так… недавно.
Эндер кивнул. Епископ не мог сказать большего, пока не услышит больше.
– Позвольте мне сначала рассказать вам, что мне известно. Сегодня, после полудня, я отправился в лес вместе с Миро и Квандой.
– Вы? Вы тоже нарушили закон?! – Епископ чуть не катапультировался из кресла.
Босквинья потянулась к нему, быстро заговорила, пытаясь потушить его гнев:
– Они влезли в наши файлы задолго до полудня. Нет, постановление Конгресса никак не может быть связано с этим нарушением.
– Я нарушил закон, – сказал Эндер, – потому что свинксы попросили меня об этом. Они просто требовали свидания со мной. Они видели, как садился челнок. Они знали, что я здесь. И – не знаю уж, на счастье или на беду, – они читали «Королеву Улья» и «Гегемона».
– Они дали свинксам эти книги! – Епископ побагровел.
– Они также принесли свинксам Новый Завет, – добавил Эндер. – Но вас, конечно, не удивит, что свинксы нашли много общего между Королевой Улья и своим народом. И позвольте мне передать вам то, что свинксы сказали мне. Они буквально умоляли меня убедить Сто Миров покончить с законами, приковывающими их к Лузитании, к изоляции. Видите ли, свинксы думают об ограде совсем не то, что мы. Мы считаем ее лучшим способом охранить их культуру от нашего вмешательства, защитить их. А они убеждены, что вот так мы пытаемся помешать им узнать все восхитительные секреты, которыми владеем. Им снятся наши корабли, летящие от звезды к звезде, засевающие Вселенную. И через пять или десять тысяч лет, когда они сами доберутся до того, в чем мы им отказываем, и выйдут в космос, они увидят, что все занято. Что для них нет места. Для них наша ограда – форма ксеноцида. Мы держим их на Лузитании, словно животных в зоопарке, а сами тем временем покоряем Вселенную.
– Это чушь! – возмутился Дом Кристан. – Это вовсе не входит в наши намерения!
– Неужели? – ядовито поинтересовался Эндер. – Так почему мы стремимся полностью оградить их от всякого влияния нашей культуры? Это делается вовсе не в интересах науки. Наоборот, это мешает ксенологам. Вспомните, пожалуйста: мы открыли ансибль, привод для звездных кораблей, научились частично контролировать гравитацию и сконструировали оружие, которым уничтожили жукеров в результате прямого контакта с ними. Мы взяли бо́льшую часть технологий из их багажа – из того, что они оставили, отступая, после Первого Нашествия в Солнечную систему, к Земле. Мы использовали их машины, даже не понимая, как они работают. Кое-что, например филотическая связь, до сих пор выше нашего понимания. Мы вышли в большой космос именно потому, что на нас влияла цивилизация, превосходящая нас во всем. И за несколько поколений мы освоили их машины, превзошли жукеров и уничтожили их. Вот отсюда и ограда – мы боимся, что свинксы поступят с нами так же. И они понимают, что это значит. Они понимают и ненавидят.
– Мы не боимся их, – возразил епископ. – Ради бога, они всего лишь дикари…
– Наверное, для жукеров мы тоже выглядели дикарями, – ответил Эндер. – Но Пипо, Либо, Кванда и Миро никогда не считали свинксов дикарями. Они отличаются от нас. Да, куда больше, чем фрамлинги. Но все же они люди. Рамен, а не варелез. А потому, когда Либо узнал, что свинксам грозит голод, что они собираются начать войну, чтобы сократить население, он повел себя не как ученый. Он не остался безразличным наблюдателем и не написал доклада о методах войны среди свинксов. Он поступил как христианин: добыл экспериментальную разновидность амаранта, которую люди не могли использовать из-за переизбытка лузитанских белков, и научил свинксов выращивать амарант, собирать урожай и готовить пищу. У меня нет сомнений, что спутники обнаружили именно поля амаранта. Не за нарушение закона, а за проявление христианского милосердия они собираются нас наказывать.
– Как вы можете называть такое вопиющее непослушание поступком христианина? – спросил епископ.
– Кто из вас, увидев, что сын его просит хлеба, даст ему камень?
– Дьявол способен в своих целях цитировать даже Священное Писание, – буркнул епископ.
– Я не дьявол, – ответил Эндер. – И свинксы, кстати, тоже. Их дети умирали от голода, а Либо дал им пищу и спас сотни жизней.
– И поглядите, что они сделали с ним!
– Да, давайте поглядим, что они сделали с ним. Они убили его. Точно таким же способом, каким убивают самых уважаемых своих соплеменников. Это ни о чем не говорит вам?
– Да, это говорит мне, что они опасны и вовсе лишены совести, – отрезал епископ.
– Это говорит нам, что для свинксов смерть наполнена совершенно иным смыслом. Ну, если вы всерьез убеждены, что кто-то настолько добр и мудр, настолько совершенен, что каждый прожитый день может только нарушить эту гармонию, разве не будет добрым делом убить такого человека и отправить его прямиком на небо?
– Вы издеваетесь! Вы же не верите в рай.
– Но вы-то верите! Как насчет мучеников, епископ Перегрино? Разве они не возносятся прямо на небо?
– Конечно, это так. Но те, кто убивает их, не люди, а звери, животные. Убийство святых не освящает убийц, а навеки обрекает их души аду.
– Но что, если мертвые отправляются не на небеса? Что, если они обретают новую жизнь прямо здесь, на ваших глазах? Что, если умирающий свинкс (конечно, если правильно расположить органы его тела), укореняется и превращается в нечто совсем другое? Что, если он становится деревом и после этого живет еще пятьдесят, сто, пятьсот лет?
– О чем вы говорите?
– Вы хотите сказать, что свинксы каким-то образом умудряются превращаться из животных в растения? – удивился Дом Кристан. – С точки зрения биологии это маловероятно.
– Это практически невозможно, – согласился Эндер. – Вот поэтому на Лузитании так мало видов, переживших десколаду. Только очень немногие освоили превращение. Когда свинксы убивают кого-то из своих, он превращается в дерево. И это дерево сохраняет какую-то часть прежнего разума. Это точно. Сегодня я своими глазами видел, как свинксы пели дереву и – без каких бы то ни было никаких инструментов, без видимого вмешательства – дерево само выкорчевало себя, упало и раскололось, образуя именно те предметы обихода, в которых нуждались свинксы. Мне не мерещилось. Миро, Кванда и я видели одно и то же. Мы слышали песню, и трогали древесину, и помолились Господу за душу усопшего.
– А какое отношение это имеет к нашему решению? – рявкнул епископ. – Ну, значит, леса состоят из мертвых свинксов. Это вопрос для ученых.
– Я объясняю вам: когда свинксы убили Пипо и Либо, они считали, что помогают им перейти на новую стадию существования. Они поступили не как звери, а как рамен – воздали наивысшую честь людям, которые были к ним добры.
– Еще один психологический выверт, не так ли? – фыркнул епископ. – Это как сегодня во время Речи, когда вы заставляли нас каждый раз смотреть на Маркоса Рибейру в новом свете. Теперь вы пытаетесь убедить нас в благородстве свинксов. Хорошо. Готов с вами согласиться. Но я не объявлю войну Конгрессу, не обреку свою паству на страдания, чтобы свинксы могли научиться делать холодильники.
– Простите… – перебила его Новинья.
Все посмотрели на нее.
– Вы сказали, что они стерли наши файлы. Они что, прочли их? Все?
– Да, – ответила Босквинья.
– Значит, они уже знают все, что есть в моих файлах. О десколаде.
– Да, – повторила Босквинья.
Новинья положила руки на колени:
– Эвакуации не будет.
– Я подозревал что-то подобное, – сказал Эндер. – Именно поэтому и попросил Элу привести вас сюда.
– Почему не будет эвакуации? – спросила мэр.
– Из-за десколады.
– Чепуха! – отрезал епископ Перегрино. – Ваши родители нашли лекарство.
– Они не покончили с болезнью, – пояснила Новинья. – Они научились контролировать ее так, что болезнь просто не переходит в активную фазу.
– Правильно, – подтвердила Босквинья. – Поэтому мы добавляем кое-что в воду. Коладор.
– И каждый человек на Лузитании, за исключением, пожалуй, Голоса, который, возможно, не успел еще ее подхватить, является носителем вируса десколады.
– Добавки не так уж дороги, – заметил епископ. – Но, возможно, им придется изолировать нас. Да, они могут поступить именно так.
– Тут никакая изоляция не поможет, – покачала головой Новинья. – Десколада, знаете ли, адаптируется очень быстро. Она атакует любую генетическую среду. Можно давать добавки людям. Но есть еще трава. Нельзя скармливать добавки каждой птице. Каждой рыбе. Каждому рачку в полях планктона.
– И все они могут подхватить десколаду? – удивилась Босквинья. – Я и понятия не имела.
– Так я же никому не рассказывала, – ответила Новинья. – Но я встроила защиту в каждое разработанное мною растение. Амарант, картошка, да все на свете. Главной проблемой была вовсе не совместимость белков – это минутное дело, – мне нужно было заставить растения вырабатывать свою защиту против десколады.
Босквинья не верила своим ушам:
– И куда бы мы ни прилетели…
– Мы можем вызвать полное уничтожение всей биосферы.
– И вы держали это в секрете? – спросил Дом Кристан.
– Не было нужды объясняться. – Новинья смотрела на свои руки. – Что-то из этого блока информации заставило свинксов убить Пипо. Мне просто пришлось соблюдать секретность, чтобы кто-то еще не умер. Но сегодня… Эла многое обнаружила за эти годы, и то, что рассказал Голос, прекрасно вписывается в схему. Я уже могу сказать, что обнаружил Пипо. Десколада не просто раскалывает молекулу гена, не позволяя ей восстановиться или продублировать себя. Она также заставляет ген смешиваться, сливаться с другими, полностью чуждыми ему генетическими молекулами. Эла работала над этим без моего ведома. Все живые существа Лузитании существуют парами. Растение – животное. Кабра и капим. Водяные змеи и грама. Ксингадора и мердона. Свинксы и деревья.