кого содержания, книг о нордическом духе. Гитлер читал в переводах Софокла, Гомера, Аристофана, Горация и Овидия. Особенно он любил старые немецкие сказания и наизусть помнил 25 тысяч строк «Парсифаля». Его живейший интерес, судя по пометкам на полях, вызывали Лютер, Савонарола, Цвингли, Кальвин, Конфуций и Будда.
Итак, после окончания школы Гитлер не получал системного образования. Его окружение вспоминало, что Гитлер говорил много и охотно, часто перескакивая с темы на тему, изображая из себя знатока всех наук и искусств, но как раз это выдавало в нем дилетанта, толком не разбирающегося ни в одном вопросе.
Безусловным кумиром юного Гитлера стал композитор Рихард Вагнер. Влияние его музыки и опер на немецкое общество было велико. Как справедливо пишет Август Кубичек, «в то время не было ни радио, ни телевидения, ни кино или записывающего оборудования, а были только театры, и то, что показывали в них, было чрезвычайно важным». Но именно Вагнер по своим убеждениям – утопист-революционер, мистик и ярый антисемит. Искреннее желание Гитлера подражать этому композитору многое говорит о будущем фюрере.
Тщательное изучение биографии и творчества Рихарда Вагнера привело юного Адольфа к расистским и палеофантастическим мифам, которые и легли первыми камнями в основу его мировоззрения. Кубичек вспоминал:
Адольф отождествлял себя с великими людьми… ушедшей эпохи. Казалось, не было ничего более достойного борьбы, чем жизнь, похожая на их жизнь, полная грандиозных подвигов, самая героическая жизнь, какая только возможна, чтобы из нее войти в Валгаллу и стать мифическим бессмертным, присоединившись к уже находящимся там, кого он так почитал. Этот необычный, романтический ракурс мышления Гитлера не следует игнорировать. В мире суровой политической реальности появится тенденция отвергать эти юношеские размышления как фантазии, но факт остается фактом: несмотря на все события своей жизни в этот период, личность Адольфа Гитлера пребывала лишь в поистине праведных верованиях, в которые его ввели саги о немецких героях. В конфликте с буржуазным миром, который со своим обманом и ложной нравственностью ничего не мог ему предложить, он инстинктивно искал свой собственный мир и нашел его в истоках и древней истории своих соотечественников. Он считал, что это был их золотой век, и эта давно ушедшая эпоха, известная лишь по обрывочным историческим документам, стала для пылкого юного Гитлера полнокровным настоящим. Энергия, с которой он проживал тот век, который канул в Лету 1500 лет назад, была такова, что у меня, жившего в начале XX века, часто голова шла кругом. Действительно ли он жил среди героев этого неясного, темного века, о которых говорил так, будто они стояли лагерем в лесах, через которые мы совершали наши ночные прогулки? Был ли для него зарождающийся век, в котором мы с ним оказались, не более чем сон наяву? Этот временной сдвиг часто настолько беспокоил меня, что я боялся за его рассудок: может быть, однажды он обнаружит, что не может спастись от искажения времени, которое он для себя создал…
Как видите, еще в юности Гитлер пришел к тому, к чему пришли Гвидо фон Лист и Адольф Ланц в зрелом возрасте. Поэтому нет ничего удивительного в том, что позднее он впитывал труды австрийских ариософов как губка и в его речах можно отыскать цитаты из них.
В октябре 1907 года восемнадцатилетний Адольф отправился в Вену, чтобы попытать счастья в Академии художеств. Однако там он потерпел полное фиаско. Его аккуратные безжизненные рисунки произвели на экзаменаторов столь дурное впечатление, что они посоветовали Адольфу вообще отказаться от мысли стать художником.
В декабре 1908 года у Адольфа от рака умерла мать. Для него это было тяжелым ударом. С 1909 по 1913 годы Адольф жил в Вене. Отсутствие каких-либо значительных средств вынудило его оставить меблированную комнату и порвать отношения с Августом Кубичеком: тот блистал в консерватории, а гордый Адольф не хотел испытывать «унижение» при общении с ним. Гитлер стал самым настоящим бродягой, живя в ночлежках и довольствуясь благотворительной похлебкой.
Однако в отличие от других бродяг Адольф не пил и не курил. Большую часть своего времени он проводил в публичных библиотеках. Он так никогда и не понял, что его бессистемное образование, без надзора и указки со стороны опытного учителя, не дает ему права судить хоть о чем-то, что выходит за пределы его весьма ограниченных знаний. Он верил, что выбор тех книг и теорий (по большей части случайный), которые он усваивал в юности, позволил ему прикоснуться к истине, узнать о мире больше остальных. Но на самом деле хорошо известно, что ловкий демагог способен извратить любую мораль, представив черное белым и наоборот. Больше того, отсутствие учительского контроля позволяло юному Адольфу выносить произвольные суждения по поводу прочитанного. В итоге существенным Гитлер считал только то, что соответствовало его собственным глубинным представлениям об устройстве мира, сформировавшимся еще в австрийской провинции. От Артура Шопенгауэра Гитлер позаимствовал фатализм и волюнтаризм, отбросив все буддистские элементы. От Фридриха Ницше взял концепции эволюции и сверхчеловека, позабыв, что философ настаивал на тезисе, согласно которому сверхчеловек на пути самосовершенствования должен бороться с самим собой, а не с окружающими. Гитлер принял от Рихарда Вагнера расизм и язычество, но отклонил его христианские идеи. Точно так же он поступал с теориями Елены Блаватской, Жозефа де Гобино, Хьюстона Чемберлена, Гвидо фон Листа и Адольфа Ланца.
Когда современные исследователи начинают рассуждать о религиозности Адольфа Гитлера, они редко приходят к единому мнению. Спектр выводов широк: от варианта Гитлера-атеиста до варианта Гитлера-католика. Поэтому нет и общего для исторической науки отношения к религиозной политике Третьего рейха. Путаницу в обсуждение проблематики вносит и то, что среди руководителей нацистского государства также не было какого-то единства по вопросу отношения к традиционным церковным институтам и перспективам их реформирования. И все же с известной долей уверенности можно говорить, что Адольф Гитлер и его верные соратники собирались после окончательной победы над внешними врагами приступить к широкой модернизации в сфере религии, в корне заменив одну систему верований другой, подчиненной идеологическим интересам национал-социалистической империи.
При этом вряд ли Адольф Гитлер имел совершенно ясное представление о том, как будет выглядеть религия, которой уготовано прийти на смену христианству в Третьем рейхе. Но это фюреру было и не нужно – для конкретного конструирования у него под началом находились верные и идеологически подкованные соратники.
Уже в Вене Гитлер становится ярым антисемитом. Его антисемитизм имел глубокие корни, подпитываемые культурным стереотипом, сложившимся к началу ХХ века в Европе. Став зрелым политиком, Гитлер неоднократно подчеркивал принципиальность своих позиций по данному вопросу.
Важно, что Гитлер, опять же в силу плохой образованности и зависимости от первого впечатления, не сумел разобраться в национальной ситуации своего времени. Он стал сторонником теории «всемирного еврейского заговора», что весьма распространено среди людей с неокрепшим разумом, которые пытаются упростить многообразный и часто хаотичный исторический процесс, придав ему некий смысл и определенность через признание гипотезы о тайных силах, управляющих историей. В результате доведенный до предельной крайности антисемитизм стал основой расового мифа, культивируемого в Третьем рейхе.
В 1912 году Гитлер переселился из Вены в Мюнхен. В мемуарах он называл несколько причин переезда. В частности, заявил, что его просто бесило засилье евреев в австрийской столице и с определенного момента он уже не мог их выносить. Скорее всего, эта причина надуманная: для молодого человека куда важнее было попробовать найти применение своим навыкам художника в городе, который считался культурной столицей Германии.
Несмотря на то, что доходы после переезда не повысились, Гитлер всегда вспоминал два первых года жизни в Мюнхене как счастливейшее время. Там Адольф сошелся с поэтом-символистом Стефаном Георге. Современники называли Георге «воплощением римской культуры на рейнской почве». Ницшеанское по своим истокам и антидемократическое по сути мировоззрение привело поэта к националистическим идеям. Однажды он предсказал, что вскоре в Германии появится герой, который приведет к возрождению страну, Европу и весь мир, посеяв семена нового рейха.
Накануне Первой мировой войны литературные последователи, единомышленники и поклонники творчества поэта образовали «кружок Стефана Георге» – нечто среднее между богемным литературным салоном и духовно-эстетическим орденом. Называя себя космистами, члены кружка широко пропагандировали собственные эстетические концепции, придерживались определенного ритуала поведения и даже, в подражание своему лидеру, облачались в черные балахоны. Немало членов этого кружка стали провозвестниками германского национал-социализма. А один из космистов, Альфред Шулер, едва ли не первым в Германии начал применять свастику в качестве символа.
Когда Гитлер приехал в Мюнхен, он не раз посещал кафе и таверны, где собирались члены кружка Стефана Георге. Атмосфера, царившая там, пришлась ему по вкусу. Он присутствовал на выступлениях Альфреда Шулера и был очарован их антисемитской направленностью и эзотерической насыщенностью. Весьма вероятно, что именно тогда Гитлеру пришла мысль использовать свастику как логотип националистического движения. Подобно другим эйдетикам, он был очень зависим от первого впечатления.
Известно, что свастика (санскритское suastika) – один из самых древних символов, встречающийся в орнаменте многих народов в разных частях света. Изображается он в виде креста с загнутыми (под углом или овально) концами. Древнейшие свастики обнаружены на Урале. Они появляются в начале II тысячелетия до нашей эры в орнаменте сосудов андроновской культуры (бронзовый век) как упрощенный рисунок перекрещивающихся «уточек». Эти свастики наносились на дно сосудов и символизировали солнце как обиталище духа покровителей водоплавающих птиц у первобытных рыболовов. Позже смысл, связанный с рыболовством, был утрачен – свастика стала солярным символом.