Другие оппоненты Рана утверждают, что Эшенбах, выбирая такое название — Мунсальвеш, — просто-напросто думал о собственной крепости Вильденберг. «Берг»/гора по-французски mont, а «вильд»/«дикий» — sauvage. Эта теория была известна и Рану. Вот только он считал, что Эшенбах придал своему Мунсальвешу более глубокий смысл. Потому что Мунсальвеш мог бы означать также и гору святости, а гора святости уже связана с Mont segur.
Противники теории Рана дают понять, что Монсегюр далеко не всегда был крепостью катаров. До начала XIII столетия Монсегюру вообще не придавали никакого стратегического значения, несмотря на его представительное положение на высоте в 12 сотен метров. Только в 1204 году была предпринята реставрация крепости в военных целях.
Сторонники теории Рана возражали своим оппонентам не менее рьяно. Возможно, Монсегюр и не считался военной крепостью потому, что был… храмом. В 1204 году на катаров еще не была объявлена повсеместная охота — так к чему им крепости? Те, кто поддерживал Рана, обращали внимание на странную форму Монсегюра — крепость напоминала неравномерный пятиугольник — и указывали на значение пентаграммы и пентагона в магии.
Ссылались и на то, что перестроен Монсегюр был как раз в момент создания «Парсифаля», а именно, где-то между 1200 и 1210 годами. За немыслимо короткий промежуток времени, надо сказать. Строительные работы были завершены в 1209 году, что невероятно для той эпохи, особенно если вспомнить, какие сложности должны были сопровождать доставку материалов и их транспортировку на вершину горы.
И вот еще что примечательно. Когда в конце февраля 1244 года после десятимесячной осады Монсегюр сдался, осаждавшие далеко не сразу вошли с видом триумфаторов в крепость. Нет, катары попросили их об отсрочке в 14 дней, и эта отсрочка — вот что самое удивительное — была им дана. Что, естественно, породило множество самых разных толков. Почему катары настаивали на этом обстоятельстве? Ран считал, что в это время они праздновали некое торжество, выпадавшее на 16 марта, день весеннего равноденствия.
А после 16 марта катары отдали крепость своим врагам. Защитникам крепости и катарам, отказавшимся от своей веры, сохраняли жизнь, а для «упрямых еретиков» был подготовлен гигантский костер. Ни один из катаров не дрогнул. Наоборот, в последний момент к ним примкнули многие из наемных солдат, защищавших крепость. Свыше двухсот человек были сожжены на костре. По сей день место у подножия Монсегюра называется Camp dels Cremats (Поле сожженных).
В протоколах инквизиции значится, что где-то под Рождество 1243 года двум катарам удалось бежать из осажденной крепости. Они надежно укрыли сокровища своих единоверцев — золото, серебро и огромную сумму денег. Укрыли в одном из гротов Сабарты.
Эти показания дополняются другими сообщениями, независимыми друг от друга: не все катары покинули крепость в день ее сдачи. Как минимум два человека, а то и четыре, укрылись в подземных гротах, а ночью тайно бежали. Назывались имена Амиэля Экарта, Пуэви и Хьюго. Один из свидетелей подтвердил, что эти люди знали, где скрыты сокровища катаров. Именно поэтому для катаров было так важно, чтобы их бегство удалось.
Вроде бы бессмыслица. Эту тайну знали многие. Кроме того, все говорит о том, что катары во время осады не были полностью изолированы от внешнего мира. Что лучше всего доказывает успешное бегство на Рождество 1243 года.
Так почему же четыре заговорщика ждали до 16 марта? Может, им необходимо было забрать некий объект культового поклонения, который до последнего момента находился в Монсегюре?
Более того, это был ничем не заменяемый, так сказать, неповторимый культовый предмет.
И этот таинственный объект идентифицировался со святым Граалем. Территориальная близость Монсегюра и Сан-Жуан де Ла Пена может указывать на то, что Santo Caliz в Сан-Жуан де Ла Пена идентичен Граалю Монсегюра, что еще больше подогревает фантазию исследователей.
Противники теории Рана ссылаются на то, что катары презирали все материальное. Так какое им было дело до спасения некой вещицы? Даже если эта вещица была чашей последней вечери: катары же отвергали евхаристию.
Я лично исхожу из того, что легенда о связи между сокровищем катаров и чашей последней вечери имеет крупицу правды, но более поздние домыслы и заблуждения уже сделали свое черное дело. По моему мнению, в ночь сдачи крепости катары действительно укрыли нечто, что до последнего момента находилось в Монсегюре и не должно было попасть в руки инквизиторов. Но идет ли речь лишь о чаше? Может, прятали еще и книгу? Название ее я уже упоминал: это так называемое Interrogatio Iohannis. Указанный текст, первоначально появившийся в Болгарии, был передан итальянскими катарами своим братьям на юге Франции. Известно, что эта передача состоялась в 1190 году, то есть в тот самый момент, когда возник и миф о Граале. Истории святого Грааля не идентифицируют Грааль ни как чашу последней вечери, ни как-то иначе. Interrogatio повествует о беседе Иисуса Христа и Иоанна, где речь идет о мятеже Люцифера, создании человечества и конце света. Автор книги говорит о том, что разговор этот состоялся именно в последнюю, Тайную вечерю.
Цикл Вульгаты допускает, что святой Грааль может принимать облик книги. Так что за символом Грааля для катаров вполне могло стоять и Interrogatio.
Доказательств подобной теории — никаких. Как, впрочем, и доказательств любой другой теории, касающейся Грааля.
Еще одна «расовая теория»: был ли Парсифаль парсом?
Эту теорию тоже сложно доказать. Мы привыкли искать следы происхождения истории Грааля в кельтском пространстве. Наверное, так проще. С одной стороны, важнейшие компоненты легенды Грааля напоминают о четырех предметах из ирландской мифологии: копье бога Луга, мече бога Науада, камне из короны Лиа Файл и котле бога Дагды, «производящем» еду и способном даже мертвых пробуждать к жизни. С другой стороны, отрубленную голову Брана можно сравнить с «Граалем» из истории «Передур», да и о сходстве имен Брана с шурином Иосифа Аримафейского Броном тоже поневоле приходится задуматься.
Но далеко не все с этим согласны. Некоторые авторы ищут источники истории святого Грааля на Востоке. Вернее, у мусульман-шиитов. По их мнению, описание крепости Грааля у Альбрехта Шарфенберга напоминает Аламут, крепость «Горного старца», предводителя асассинов. Асассины были мусульманским «ответом» рыцарским орденам. Их вождь велел воздвигнуть недоступную крепость с великолепными садами. «Горный старец» постарался, чтобы эти сады соответствовали описанию рая из Корана. Побывавшие в «раю» асассины были готовы на все, чтобы вновь туда вернуться. И чем опаснее было их задание, тем больше была надежда на возвращение в эдем «Горного старца».
Представители этой теории, разыскивающие следы Грааля на Востоке, кроме всего прочего ссылаются на значение, которое приобрел в некоторых историях святого потира город Саррас. Хотя некоторые искали его все-таки на юге Франции.
Опирались представители этой теории на Вольфрама фон Эшенбаха. Как же без него-то!
Например, они сравнивали его камень Грааль с «черным камнем» Каабы, важнейшим святилищем ислама в Мекке. В конце концов, согласно обеим легендам, и тот и другой камни «доставлены» на землю ангелами. К этому добавим, что изображенный Вольфрамом фон Эшенбахом Гамурет, отец Парсифаля, борется за калифа Багдадского. Помимо всего прочего, Эшенбах использует целый ряд арабских понятий, например, при ссылках на планеты. Название платка, на котором выносится Грааль, также происходило от арабского слова.
Другие исследователи ищут следы Грааля не просто на Востоке, а на доисламском и даже дохристианском Востоке. Например, в сирийских вегетативных обрядах или даже в египетском культе Осириса.
Есть еще одна версия, по которой родина Грааля находится в Древней Персии. В связи с катарами мы уже говорили о том, что эта ересь напоминает манихейскую, создателем которой был Мани, в свою очередь опиравшийся на учение Заратустры (ок. 628–551 годов до н. э.). В данном учении друг другу противостоят два принципа: принцип Света, представляемый Ормуздом, также называемым Ахурамаздой, и принцип Тьмы, воплощенный в Ахримане.
Ученый по имени Фридрих Зухчек обнаружил связь персидского рассказа под названием «Персифаль-наме» с манихейской «Историей жемчужины» и «Парсифалем» Вольфрама фон Эшенбаха. В манихейской «Истории жемчужины» юноша-сирота отправляется на Восток, чтобы найти волшебную жемчужину. Она находится в крепости на горе Шальвадеа (по-французски это звучало бы как Mont Schalwadea). Это из нее Эшенбах «создал» свой Мунсальвеш.
В этой теории есть еще один интересный момент: описание огня, в котором кузнец Трибоет ремонтирует меч Парсифаля. Это не совсем обычный огонь, а голубое пламя, равного которому нет. Огонь сей не потушить. Все это напоминает о храмах парсов, возводимых рядом с источниками природного газа: их религия одновременно была и культом огня.
Отто Ран прекрасно знал теорию Зухчека. Он видел эту странную общность между северными, кельтскими божествами и Ахурамаздой с Ахриманом. Ран исходил из того, что первые катары на юге Франции были друидами, обращенными манихейскими миссионерами в свою веру.
Правда, согласно Рану, Мани не только имя персидского религиозного деятеля, но и название драгоценного камня, о чем говорится в известнейшей буддистской молитве «Ом мани падме хум». Переводится она как «драгоценность в цветке лотоса». Морис Мэгре, ознакомившись с теорией Рана, даже скажет, что катары были обращены миссионером с Тибета в… буддизм.
Так далеко не заходил даже Ран. Для него Мани был камнем Грааля у парсов и Эшенбаха, символом любви.
Так был ли Парсифаль парсом? «Парс» переводится как «чистый», точно так же, как и «катар». Так, может быть, слово «парс» — это корень имени Парсифаль? Именно поэтому Отто Ран цитирует катарскую легенду, согласно которой следы Грааля следует искать на Востоке.