– Но я же видел тебя… усопшего. Твой шрам на левой руке. По нему я тебя и опознал.
– Это был не я. Другой человек. Уже умерший…
– Поэтому тело и не могли так долго найти? Все было подстроено?
Отец кивнул.
– Шрам специально сделали, чтобы ты и мог по нему опознать. Так надо было…
Отец замолчал, а потом продолжил:
– Я все обдумал, Игорек… – и это «Игорек» резануло по сердцу, а потом растеклось, заныло в груди. Он опустил глаза и уставился на скатерть.
– Наша мама, царствие ей небесное, умерла! Люся была замужем, ты уже стоял на ногах. Во всяком случае, определился. А я… – отец закашлялся. – Я должен был исчезнуть вместе со всеми документами. Чтобы сохранить их. Постепенно в рядах разведчиков тоже назревал своего рода переворот. Старые, еще сталинские кадры отстраняли от власти. Несмотря на их заслуги. А ты знаешь, что такое агентура? Как трудно вырастить настоящего разведчика-нелегала! К власти постепенно приходили не то чтобы дилетанты, но… – отец замолчал, покачал головой. – Непосвященному человеку это понять трудно. Но мы, костяк группы, работавшей по Кеннеди, приняли решение о моем исчезновении. Так было нужно. И об этом знал очень ограниченный круг лиц…
– Корин знал.
– Да, а о большем тебе знать не следует.
– Я работал над материалами по «Кеннеди». Над теми, что остались, что были в пользовании… – Он внезапно похолодел. – Но ведь были и… другие?
– Были, но потом исчезли. Мы решили оставить их себе, чтобы манипуляторы от политики не могли ими воспользоваться.
– Но почему?
Отец откинулся в кресле. Разговор давался ему с трудом. Дыхание участилось.
– Пап! Тебе нужно отдохнуть!
– Да, маленькая передышка не повредит. Поехали в сад. Будь добр, отвези меня…
Сад был небольшим. Цвели розы разных оттенков – бледно-желтого, розового, багряного, белого.
– Это Соня насажала. Старалась… – кивнул отец. – Я тут частенько отдыхаю. Вспоминаю прошлое. Думаю о тебе, о Люсе… о Наташе… Моей дорогой Наташе, такой хорошей жене, матери моих детей… Жизнь пролетела как одно мгновение. Как это ни банально звучит.
Отец прикрыл глаза, приложил руку к груди. Казалось, он задремал, но вдруг заговорил:
– Ты спросил – были и другие материалы? Я тебе отвечу – были. У меня – самый полный комплект материалов по этому делу. Все, что нам удалось нарыть…
– Пап! Я же работал над этими, общался с Кориным. Я увлекся этим делом. Кто такой «Алекс»?
Отец усмехнулся:
– Алекс был одним из лучших разведчиков – прирожденных. Быть разведчиком ведь тоже талант. Он знал несколько языков, прекрасно мог вживаться в любую обстановку, мог разговорить и обаять любого собеседника… – отец замолчал, отпустил голову. – Мне пора отдохнуть. Сплю по расписанию. Пока отдыхаю, дам тебе материалы, посмотришь то, что касается Алекса. Может быть, найдешь ответы на свои вопросы… А если что не поймешь – задашь вопросы потом. Договорились? Отвези меня в спальню.
– Конечно, пап!
В спальне было прохладно, царил полумрак, на окнах полуспущенные шторы бледно-голубого цвета. Он помог отцу лечь в кровать. А потом поцеловал его в лоб.
– Спи, пап!
– Материалы в тумбочке. Я приготовил их для тебя. Если что понадобится – зови Соню. Она поможет.
Он взял кувшин с прохладной водой с лимоном, стакан и вышел в садик. Бумаги в папке были под мышкой.
Солнце приятно грело, около куста роз деловито басил шмель.
Из-за стеклянной двери, выходившей в садик, выглянула Соня – узнать, не нужно ли ему что-либо.
Он поблагодарил и ответил, что нет. Соня скрылась.
Он взял в руки знакомые листы бумаги и стал читать:
Тайный дневник Освальда Ли.
Запись ведет Алекс.
«Сегодня – знаменательный день. 22 ноября 1963 года.
Я знаю, что мне поручена важная миссия, и я ее выполню. Несмотря ни на что. И Марина будет мной гордиться. Марина – моя жена, мое сокровище, и сколько же ей досталось за это время, что мы перебрались в Америку! Я был с ней несдержан и груб, но это все нервы, неустроенность и поиски своего места… Но скоро все будет позади. Я спокоен как никогда и даже не знаю, откуда взялось это спокойствие. Марина и наша вторая малышка. Дочка, родившаяся недавно… Я все сделаю для их благополучия.
Утром я собрался, взял винтовку, положил ее в продолговатый коричневый пакет. Я был спокоен, бодр и преисполнен сил. Если бы кто видел меня со стороны, то ни за что бы не догадался, что мне предстоит.
Я поехал на работу – на склад школьных учебников, как это делал обычно, но сегодня – день особенный. И дело не только в том, что в наш город, в Даллас, сегодня приезжает президент Кеннеди. Если быть точным, то он уже здесь. Сегодняшний день войдет в историю, потому что Америка и весь мир будут спасены. И в этом будет и моя заслуга.
Вот я на шестом этаже, здесь так тихо, только справа раздается какой-то шорох, но я даже не буду поворачивать головы. Самое главное там, за окном. Там раздаются шум и возгласы… Это жители города приветствуют кортеж президента. Что ж, мой час настал!
Нужно только покрепче сжать винтовку! Да поможет мне Бог!»
Он увлекся и не заметил, как рядом появился отец.
– Ну как? – раздался скрипучий голос.
– Пап! – Он поднял глаза от бумаг. – Я не понимаю… Как Алекс мог писать от лица Освальда? Вести за него дневник? Что это такое?
Отец молчал и какое-то время смотрел на него. От такого пристального взгляда становилось не по себе.
– Ты же изучал в рамках исследования по «Кеннеди» программу «МК-Ультра». Такие же программы, позволяющие проникать в сознание человека, были и у нас. Алекс, который был рядом с Освальдом, пусть и на расстоянии, а временами и общался с ним, снял его мысли в последние минуты перед выстрелами в Кеннеди и записал то, что ему удалось восстановить… Неужели ты этого не понял? – спросил отец почти сердито.
– А… – он запнулся. – Понятно! А что стало потом с Алексом?
– С Алексом… – отец задумался. – Все было сложно… Он залег на дно, сменил внешность, а потом вернулся в Россию. Ему помогли, он стал, как это сказать, «управляющим капиталами» разведки. Есть же такое выражение, как «золото партии». У нас, у разведки, тоже есть свои каналы, капиталы… Он еще жив, проживает в настоящее время в одном из российских городов. И сейчас разворачивает предвыборную кампанию для своего сына. И мне кажется, ты его хорошо знаешь…
У него перехватило дыхание.
– А почему Корин попросил меня наблюдать за ним?
– Мой мальчик, – голос отца звучал мягко. – Ты ничего не понял, это я попросил Эдуарда Николаевича, то есть Алекса, наблюдать за тобой. Я хотел, чтобы ты уехал из Москвы и был ближе к нему. Корин терял влияние, меня рядом не было, и он единственный, кто может о тебе позаботиться…
Глава десятаяСоль и мед вересковых пустошей
Послушайте повесть
Минувших времен
О доблестном принце
По имени Джон.
Судил он и правил
С дубового трона,
Не ведая правил,
Не зная закона…
За окном пейзаж изменился. Почти неуловимо, но все-таки стал другим. Вместо мягких пасторальных лугов и полей Англии – более четкие, более суровые краски. И временами, насколько хватало глаз, лилово-фиолетовые поля цветущего шотландского вереска.
– Кажется, будет гроза, – проговорила Маруся.
Сине-лиловое небо на горизонте стало почти черным.
– Может быть… – отозвался Марк. – Ты не замерзла?
– Ничуть! Интересно, что нас там ждет?
– Если она все еще в университете. Столько воды утекло с тех пор…
– Будем надеяться на лучшее…
Маруся обхватила себя обеими руками. Они ехали в поезде и через три часа уже должны были прибыть в Шотландию. В Эдинбург…
– Когда приедем, сразу зайдем в кафе.
– Уже проголодалась? – улыбнулся Марк. – А кто съел перед самым поездом баранью ногу, картофельное пюре, шоколадный пудинг и еще выпил большую чашку кофе?
– Когда я сильно нервничаю, у меня всегда такой аппетит, – вздохнула Маруся.
– Нервничать не надо, – серьезно сказал Марк. – Ни к чему. Я звонил Дэвиду, это мой бывший одноклассник. Он нас встретит.
Выглянуло солнце, и луч осветил Марусино лицо. Она прищурилась и тряхнула головой. Прядь волос упала на глаза, и Марк отвел ее за ухо.
– Так-то лучше…
Эдинбург был полной противоположностью Лондону. Более величественный и вместе с тем уютный. Меньше транспорта, меньше людей, город прорезают холмы, воздух очень свежий. И дома древние, про такие говорят – дышат историей.
Они приехали в Эдинбургский университет.
– С каждый шагом мне все страшнее и страшнее, – призналась Маруся.
Марк ничего не ответил.
Бывший одноклассник Дэвид оказался приятным приветливым парнем. Сухощавый блондин в мягком джемпере и серых брюках. Он пожал руку Марку и с улыбкой кивнул Марусе.
– Я коллега Марка, – представилась она. – Мария.
Дэвид улыбнулся еще шире.
– Добрый день, Мария!
– Добрый.
– Хелен Макгроу я не нашел. Но есть Элизабет Макгроу. По-видимому, родственница. Вам лучше поговорить с ней самим. Я провожу.
Дэвид шел быстрым размашистым шагом, и Маруся едва поспевала за ним. Они миновали зеленую лужайку и вошли в старинное здание.
– Сейчас занятий нет, как вы догадываетесь. Лето. Но вам повезло. У Элизабет – дела, она занимается отбором на подготовительное отделение. Она не очень поняла вашу просьбу, так что объясняйтесь сами. Я лишь посредник, а быть испорченным телефоном не хочу.
Дэвид распахнул дверь и пригласил их в помещение, которое было конференц-залом.
– Подождите здесь. Сейчас она придет.
– Твой одноклассник здесь давно? – спросила Маруся, усаживаясь на стул.