Как только разговор снова зашел о нашем путешествии, я сослался на усталость и пересел к столам, куда опять поставили еду. Я поискал Артура и Гвенвифар, не увидел их среди комброгов, зато заметил нескольких монахов и кое-кого из Дивного Народа. Мирддина тоже не было. Отсутствие трех главных действующих лиц показалось мне еще одним недобрым предзнаменованием.
На меня чуть было опять не навалилась меланхолия, но потом аромат жареного мяса и теплого хлеба вытеснил неприятные мысли. Когда я, наконец, ощутил себя сытым, я осмотрелся, чтобы понять, кто сидит за столами. Увидел Таллахта, Передура и многих других знакомых; люди ели, разговаривали, и, кажется, никакие проблемы их не волновали. Мне хотелось ощутить себя таким же беззаботным.
Не получилось. Из головы не шла Моргана, как будто она не привиделась мне, а была тут, в зале, и в любой момент могла напомнить о себе.
Аппетит пропал. Я отодвинул от себя миску, встал, извинился и направился к выходу. Я успел пройти только половину расстояния до дверей, когда в зал вошли Артур и Гвенвифар. Шедший сзади Мирддин увидел меня и поманил к себе.
При моем приближении король улыбнулся и раскрыл руки для объятия.
— Галахад! — воскликнул он. — Рад видеть тебя с нами!
— Господь да пребудет с тобой, мой король, — ответил я.
— Мирддин сказал нам, что ты благополучно вернулся.
— Так, господин.
— Добро пожаловать, Галахад, — произнесла Гвенвифар низким голосом. — Я надеялась застать тебя здесь. Лленллеуг с тобой? — Она быстро оглядела зал в поисках своего родича.
— Нет, миледи, но я не сомневаюсь, что он присоединится к нам, как только отдохнет.
— Ну же, Галахад, — радостно сказал Артур, — садись со мной. Пока вас не было, тут многое случилось. Сейчас расскажу.
— Я весь внимание, господин.
Король начал рассказывать о том великом замысле, который, судя по всему, полностью владел им. Уже через несколько минут я почти забыл о сложностях нашего путешествия и странном сне наяву.
Одна из главных отличительных черт Пендрагона Британии — его неистощимое жизнелюбие. Его природного богатства и благородства хватало на всех, и все, на кого падал его взгляд, возвышались душой. Воистину, он — Великий Король, несущий бремя власти так легко и с таким изяществом, что люди рады преклонить колени перед ним.
Знайте, я прожил рядом с Артуром много лет, я служил ему, я следовал за ним в бой чаще, чем могу вспомнить теперь, так что поверьте мне, когда я говорю: редко видел я Артура в таком добром настроении. Словно вся боль прошлых беспокойных лет стерлась, а его дух вернулся к своему истинному и естественному состоянию — прекрасному и незапятнанному суровыми потерями войны. В ту ночь он был больше самим собой, чем даже в день свадьбы, а это о чем-то говорит.
Мы разговаривали и смеялись вместе, и я чувствовал, как мое сердце трепещет от тепла его дружеского расположения. Когда, наконец, мы расстались, стояла глухая ночь, но у меня в сердце горело видение Летнего Королевства, хотя я и не помню, чтобы Артур называл его так. Да и необходимости не было, и так все ясно!
Он, словно костер на Белтэйн, разбрасывал во все стороны искры и зажигал ночь. Любой, кто заговаривал с ним, уже довольно быстро оказывался заворожен прекрасными перспективами, а мне и вовсе посчастливилось сидеть по правую руку от него и слушать о его планах строительства Храма Грааля. В его мечтах была совсем не грубая постройка, смахивающая на хижину, а настоящий храм, вечный маяк добра для всех, кто бродит во тьме, всеобщее благословение для тех, кто жаждал правды, бесконечный пир для всех, кто стремился к справедливости. Завершение строительства Храма Грааля должно было положить начало сезону мира и изобилия, растянутому на тысячу поколений.
Пока никто в деталях не представлял, как это будет. Никто не мог сказать, каким образом Артур завладеет Святой Чашей. Но одно Пендрагон знал твердо: дела, которые мы совершаем сейчас, станут песней, и песня эта будет звучать до тех пор, пока у людей есть языки, чтобы говорить, и уши, чтобы слышать.
Да, когда мы наконец встали из-за стола, ночь почти прошла, и красно-золотая заря обозначилась на горизонте. Она представлялась не только началом нового дня — нет, это было начало великолепного Золотого века.
Глава 15
Тремя днями позже явилась первая бригада каменщиков — восемь человек с повозками, запряженными волами, с инструментами и провизией. Они даже не пошли к Тору, а сразу отправились на место и занялись разбивкой лагеря в долине у подножия холма, где надлежало родиться новому святилищу.
Артур хотел посмотреть на начало работ. Он с несколькими кимброгами приехал поприветствовать каменщиков. Мы наблюдали, как они устраивались на новом месте. К концу дня уже стояли пять больших кожаных шатров, подобных тем, которые ставили римляне; еще пять поднялись на следующий день. Они предназначались для семей, прибывших еще через четыре дня. Всего на площадке разместилось около сорока человек, включая детей, которые, казалось, оказывались везде, причем одновременно.
В те первые несколько дней я не раз наблюдал, как каменщики работают по хозяйству в лагере. Это были странные люди: небольшого роста, с широкой спиной, крепкими жилистыми руками и короткими мускулистыми ногами. Этакая суровая команда шумных упрямцев — когда они не кричали друг на друга, они пели, да так, что долина звенела — чем-то они напоминали моряков. Я бы очень удивился, увидев кого-нибудь из них на лошади и с копьем.
Дни ушли на обстоятельную дискуссию о том, как надо готовить площадку. Каменщики ворчали, что земля плохо расчищена, место не удачное, и вообще подходящего камня нет поблизости. Им очень трудно было угодить, и они бесконечно жаловались королю и всем, кто оказывался поблизости.
— Ей-богу, Артур, — пробормотал Кай, быстро уставший от их угрюмых претензий, — если бы жалобы были камнями, святилище давно бы стояло …
— И еще на храм хватило бы, — язвительно добавил Бедивер.
— Отправьте их обратно в Лондиниум и покончим с этим, — вставил Рис. — Мы и сами неплохо справлялись до них.
Но Артур спокойно относился к придиркам и жалобам.
— Это стая гончих без егеря, — сказал он. — Вот прибудет главный, он с ними справится.
Главный оказался кривоногим, лысым человеком с бородой, похожей на медвежью шкуру. Его дубленая годами тяжелого труда под солнцем, дождем и ветром кожа мало отличалась от стенок шатра даже по цвету. Звали его Галл, ходил он, прихрамывая, и постоянно жевал веточку орешника; таких веточек у него было припасено немало в кожаном мешочке на боку. Крепкий, как старый пень, старший говорил мало, но слушались его беспрекословно. Артуру он сразу понравился.
Как только прибыли Галл со своей маленькой смуглой женой, жалоб стало неизмеримо меньше и началась настоящая работа. Теперь оказалось, что и земля вполне годится, и камень не так уж плох. Мы работали наравне с ними: кимброги рубили деревья, строительство нуждалось в древесине. Вот уж не думал, что каменщикам требуется столько дерева для их ремесла.
— Если вы хотите построить что-то из камня, — назидательно говорил Галл, подняв корявый палец, — надо сначала построить то же самое из дерева.
Я часто видел Мирддина рядом с Галлом, волшебник много спрашивал и внимательно выслушивал ответы. Не думал, что его так заинтересует мастерство каменщика.
Если мы не возили бревна, то возили воду для лагеря. Засуха продолжалась, но долгая сухая зима медленно шла к концу, а весна в окрестностях Тора оставалась такой же сладкой, прохладной и обильной, как всегда. Отсутствие дождей на нее не влияло. Мы наполняли пустые бочки из-под эля и возили их в лагерь каменщиков на их же волах и телегах. Думаете, нас хоть раз поблагодарили за эту работу? Ха!
В самый разгар суматохи случилось странное и тревожное событие. Нам бы надо было насторожиться… Субботним днем, когда монахи исполняют свои священные обязанности, многие христиане в королевстве приходят в часовню, чтобы принять участие в службе вместе со священнослужителями. Каменщики в каждый седьмой день не работали, так что и им ничто не мешало присоединиться к богослужению. Они так и делали, энергично распевая гимны и псалмы.
Артуру так понравилось их религиозное рвение, что он тоже посетил вечерню, а затем пригласил всех — монахов и каменщиков — в Тор, чтобы поужинать с ним в зале Аваллаха. Мы тоже были там и радовались царившему в зале праздничному веселью, когда я ощутил странное дуновение, пронесшееся под сводами. Более того, я его увидел! Оно было подобно туману, струившемуся сквозь толпу из одного конца зала в другой. Мой желудок немедленно отозвался на это позывами тошноты. Потом пришло странное онемение, как бывает зимой в сильные холода, когда мерзнут щеки и пальцы.
Зал погрузился в тишину, словно переменился ветер, и все почувствовали приближение грозы. Свет факелов пригас, даже огонь в очаге припал к углям. Люди замерли, многие с открытыми ртами, как будто собирались что-то сказать, но забыли, что именно. Некоторые так и сидели, не донеся ложку до рта или с кубком возле губ. Я увидел Артура и Гвенвифар, они полуобернулись к дверям с улыбками на лицах, да так и замерли. Улыбки быстро тускнели и выцветали на лицах королевской четы.
А в дверях стояла молодая женщина; высокая и стройная, с длинными огненными кудрями, блестящей волной спадавшими на стройные плечи. На ней было темно-зеленое одеяние поверх сияющей золотой мантии с капюшоном. Поза удивительно властная — ни дать, ни взять, монарх, ожидающий почестей от подданных.
В зале воцарилась тишина; никто не двигался и не говорил. В этой тишине отчетливо прозвучали шаги за дверями. Должно быть, женщина тоже удивилась, потому что повернула голову на звук, и в это мгновение зал снова ожил, словно по команде, а позади незнакомки появился Мирддин.
Для него встреча, кажется, тоже стала неожиданной. Он остановился, пораженно разглядывая гостью. Я видел, как заготовленная улыбка замерла у него на лице.