л: ему повезло, что удалось сбежать.
Но если я позволила ему ускользнуть в тот раз, это не значит, что так будет и дальше. Он посвятил жизнь возвышению тупоумного Артура. Ну, значит, меня ждет двойное удовольствие: я уничтожу обоих. Так даже лучше. С удовольствием посмотрю, как они будут корчиться в предсмертной агонии — таким зрелищем можно наслаждаться вечно.
Да, они умрут позорно, с проклятиями на губах; это решено. Они умрут в отчаянии, но не раньше, чем увидят, как рушится все, что они ценили и ради чего жили. Так я обещала себе. Так и будет.
Моргауза теперь на месте. Она сумела задурить голову всему двору, выбрала себе помощника, будущего предателя. Сначала я подумала, что для этой цели нам вполне подойдет Рис, мы пытались его соблазнить, а он уперся. Но мешать не будет. О нем можно не беспокоиться. Очень соблазнительной кандидатурой я долго считала Гвальхвавада, или как он теперь зовется, Галахада, но потом поняла, что работать с ним будет трудно. Попыток я не оставила, но успех тут не гарантирован, впрочем, особой разницы нет. Другие уже достаточно испорчены и только ждут команды, чтобы нанести удар. И скоро я дам эту команду. Еще немного, одна-две детали, и начнется разрушение.
День мести Морганы близок. Смотрите, все вы, людишки, ваша гибель приближается! И да поразит вас черное отчаяние, ибо выхода для вас нет.
Прошло лето. Долгое засушливое лето, оно сделало свое дело. Урожай — сплошные слезы! Посмотрим, какую весну принесут зимние дожди. Мы с надеждой смотрели на каждое облачко в небе, но дождей как не было, так и нет.
Зато работы на строительстве продолжались без простоев. Люди стали смотреть на завершение Храма как на спасение земли. «Когда храм Грааля будет возведен» — с этих слов начинался каждый разговор, люди верили в светлое будущее. Каждый день Пендрагон и кимброги выходили на работу и каждую ночь возвращались в изнеможении. Погода благоприятствовала, рвение строителей не иссякало, и нет ничего удивительного, что день завершения строительства настал гораздо раньше, чем ожидалось.
Сам я мало что делал, но часто выезжал смотреть, как строители, охваченные пылом созидания, соперничали, чтобы превзойти друг друга в качестве работы. Если отбросить мою необъяснимую нелюбовь ко всей затее, надо сказать, что храм получился на загляденье: очень красивый, шестиугольный, с ровными прямыми гранями, увенчанный остроконечной крышей из дерева, а сверху крытого еще красной римской черепицей, — бог знает, где они ее раздобыли! Он был невелик, но Артур говорил, что это только начало; со временем святилище можно будет расширить или присоединить к гораздо большей конструкции. «А пока достаточно и этого», — заявил он, очень довольный результатом.
С приближением нового года Артур начал строить планы освящения Храма Грааля. Он отправил гонцов за всеми, кого он хотел видеть на этом событии. Я вызвался сам, так как это поручение позволяло мне вырваться из почти полубредового состояния, в котором пребывали здесь все.
Я говорю «почти», потому что были и другие, относившиеся к эйфории, охватившей людей, с растущим подозрением. Мирддин, как всегда, с удовольствием изучал приемы строителей, но ни слова не сказал о грядущем тысячелетнем царстве мира и благоденствия. Он держался в стороне от любых разговоров о чудесах и тому подобном. В Бедивере я тоже не наблюдал особого энтузиазма. Он частенько отсутствовал на строительстве, отговариваясь разными делами. Я знаю, что он часто ловил рыбу с Аваллахом. Лленллеуг вообще ни разу не был возле будущего храма; поговаривали, что его не отпускает от себя леди Моргауза. Кадор появлялся время от времени, когда хотел, а вот Кай не вылезал со стройки.
Таким образом, Бедивер, Кадор и я, вместе с десятком кимброгов, одним прохладным солнечным утром отправились в путь в разные места по всему королевству и даже за его пределы. Мне выпало ехать в Лондиниум за Харитой, работавшей там в одном из чумных госпиталей. Перед отъездом я спросил Лленллеуга, не составит ли он мне компанию — на мой взгляд, выглядел он неважно, и поездка ему не повредила бы, главное — подальше от лихорадочной атмосферы строительства, но он отказался.
— Нет, — хмуро ответил он, — мое место здесь, с Артуром.
— Конечно, — легко ответил я, — кто бы сомневался! Но, видишь ли, сам Артур приказал мне разыскать Хариту и проводить домой.
— Тогда иди. Меня это не касается.
Я смотрел, как он уходит, и не мог отделаться от мысли, что он уже не тот человек, которого я знал. Когда вернусь, надо будет обязательно поговорить с Мерлином, в том числе и о Лленллеуге. Как бы то ни было, Тор я покинул с чувством облегчения — больше не надо было притворяться, делая вид, что и я радуюсь бессмысленному на мой взгляд предприятию.
Взяв запасную лошадь, я уехал. Задержался в аббатстве, чтобы узнать, где искать Паулюса. Некоторые из братьев только что вернулись из долгого пребывания на юге, недалеко от Каэр Лундейна; они сказали, что лагерь Паулюса у старой римской дороги. Харита тоже была там, и с ней много монахов из соседних монастырей. Они, как могли, боролись с Желтой Смертью.
— Лондиниум ужасно опустошен, — сказал мне один из братьев. — Там гораздо хуже, чем где-либо еще. Паулина найти легко, вам даже не придется входить в город.
— Не будете возражать, — спросил Элфодд, — если я попрошу вас захватить с собой кое-какие припасы? Они там нуждаются, и это меньшее из того, чем мы можем помочь.
Конечно, я согласился. От урожая уже сейчас остались крохи, лучше о нем не вспоминать. Вся надежда на зимние дожди, и на весну, что придет за ними.
Я смотрел, как добрые братья грузят на лошадь тюки с одеждой, травами для снадобий, вяленое мясо и мед. Пусть тем, кто оказался далеко от дома, будет чем отметить Рождество. Когда погрузка закончилась, я попрощался и направился в Лондиниум. В последний раз я ехал по этой дороге на коронацию и свадьбу Артура. С тех пор, казалось, прошла целая жизнь. Возможно, как говорит Мирддин: время — это не бесконечная череда мгновений, а расстояние между событиями. Помню, эта мысль меня поразила. Теперь, оглядываясь назад, я начинал понимать, что имел в виду наш Бард.
Самый быстрый путь к Лондиниуму лежит через лес по старой тропе, проложенной в незапамятные времена. Лес стал еще старше, в нем много деревьев-патриархов: вязы, на которых мох разросся так густо, что от старости стволы кажутся серо-зелеными, и неохватные дубы. На опушке, там где солнце кое-как пробивается через кроны, не так мрачно, но вот под самими сводами леса жутковато. Обычно люди стремятся миновать его как можно быстрее. Только не всем удается…
Я ехал, не торопясь, и вспоминал одну из молитв Мудрого Эмриса. Как это там…
Михаил Архистратиг, укрой меня своим плащом,
Плащом Христовым, непроницаемым.
Господи, упаси меня от бед
Плащом Твоей благодати и силы огради меня!
Охрани и спереди, и сзади,
От головы до пят огради!
Плащ Короля Небес да будет между мной
И всеми напастями,
Между всем, что возжелает мне зла.
Да обратится зло на возжелавшего!
С этой молитвой я миновал самую темную часть лесной чащи. Вскоре впереди забрезжил свет, и я понял, что приближаюсь к выходу. Я невольно пришпорил коня и вылетел из леса. Остановился, оглянулся на окутанные голубым туманом очертания Тора вдали, а потом ехал до наступления темноты. Разбил лагерь и провел первую из нескольких предстоящих мне ночей под звездами.
Путешествие завершилось без происшествий, и четыре дня спустя сквозь мутноватую дымку — словно чума облаком висела над городом, — я увидел за высокими стенами Лондиниум. Стены воздвигли задолго до того, как Константин стал императором, в нескольких местах они уже обвалились. Вот там, среди руин и располагался лагерь брата Паулюса.
Я не стал искать гостеприимства в этом пораженном чумой городе, особенно если учесть, что городские ворота все равно закрывали на ночь, а разбил лагерь у дороги, дождался следующего утра и продолжил путь.
На рассвете ворота открылись, люди понесли чумных больных: кто-то был еще жив, а кто-то уже нет. До меня долетел страшный запах этого места — отвратительный смрад болезни, гниения и смерти, от которого у меня к горлу подступила тошнота. Тяжело сглотнув, я перекрестился и поехал дальше.
Дым поднимался над огромной кучей мусора и висел над лагерем, словно грязная тряпка. Вокруг сотнями лежали какие-то тюки. Приблизившись, я понял, что это тела людей. Я привязал лошадей неподалеку и дальше шел пешком, осторожно пробираясь среди жертв Желтой Смерти.
Их было так много! Куда бы я ни посмотрел, везде лежали тела. Число их потрясло меня больше, чем запах. А через ворота несли все новые тела мужчин, женщин и детей. Многих просто бросали у обочины, как мусор. Те, кто отказался от борьбы, лежали молча; но те, в ком жизнь еще теплилась, кричали и стонали, дергались и корчились.
От этих звуков сам воздух, казалось, визжал и плакал. Кругом я видел искаженные лица в страшных язвах, люди истекали кровью, лежа в собственных нечистотах. Раньше мне не приходилось видеть вплотную результаты работы Желтой Смерти, теперь я признавал, что имя, данное болезни, вполне заслуженно: все, кого я видел вокруг, были одинакового желтого цвета, кожа опухла, мерзкая слизь вытекала из глаз и носов, они потели и тяжело дышали, словно изнутри их пожирало пламя. Многие тянули ко мне руки, взывая о помощи, об освобождении, но я ничего не мог для них сделать.
Я знал, что чума на юге свирепствует сильнее всего, но я понятия не имел, что все настолько плохо. Если чума не закончится в ближайшее время, в Лондиниуме некому будет хоронить мертвых, не говоря уже о том, чтобы заботиться о них. На множестве костров жгли одежду больных. Дым от них усиливал ощущения страданий настолько, что я, казалось, мог видеть саму Смерть, распростершую над лагерем черные крыла.