415. Кроме того, комендант, охранявший музейное собрание, – некий капитан Гутман из штаба дивизии, что занимала один из флигелей, – был сущий цербер. Поэтому срочной необходимости в действиях по защите в Павловском дворце художественных ценностей не было. Все рапорты полны похвал этому капитану, который считался человеком, сведущим в искусстве, защищавшим обстановку дворца от посягательств офицеров и солдат. Взятая во временное пользование мебель «даже вышестоящим инстанциям (генералам) передавалась только под расписку и с точным указанием местонахождения»416. Карл-Хайнц Эссер докладывал, что во дворце все еще находилось несколько крупноформатных картин, ряд «не представляющих особой значимости икон» и «прежде всего довольно большое количество хороших стульев и кресел, коллекция бронзовых и мраморных копий античных скульптур, которые были закопаны в парке и извлечены под наблюдением капитана Гутмана»417.
Согласно рапорту библиотековеда Герхарда Вундера, поданному в конце 1941 года, художественные ценности из Павловска вывезла зондеркоманда СС Кюнсберга при участии других, не названных подразделений СС418. «Гамбургская группа» зондеркоманды конфисковала 12 000 томов библиотеки Росси (собрания ценных книг на западных языках XVIII и начала XIX века), а также некоторые редкие издания XVI века, богато иллюстрированные альбомы, ценные первые издания, энциклопедии и атласы, рисунки, гравюры, офорты и рукописи. Под командованием Юргена фон Хена конфискованные предметы – в том числе карты, страноведческие материалы, научные журналы и пропагандистские тексты – доставили сначала в штаб-квартиру зондеркоманды в Сиверском, оттуда в Ригу или Таллин419, и, наконец, летом 1942 года весь груз прибыл в Берлин, на склад по адресу Харденбергштрассе, 29а.
В Берлине вскоре разгорелись жаркие споры о том, кто должен иметь право распоряжаться конфискованными книгами; в них принимали участие, в частности, Министерство иностранных дел, Министерство по делам оккупированных восточных территорий, Имперская канцлерия и Хозяйственный штаб «Восток». Верх взяло ведомство Розенберга, которому досталась бóльшая часть добычи, в том числе 11 500 томов из павловской библиотеки и 16 000 из Гатчины420. Часть книг, прежде чем передать, раздарили. Например, около ста томов получил в подарок граф Фридрих-Вернер фон дер Шуленбург421. Возможно, в Министерстве иностранных дел сочли это компенсацией за библиотеку, которую Шуленбург, бывший посол Германии в СССР до 1941 года, вынужден был оставить в Москве. Пересылая ему книги в ноябре 1942 года, Кюнсберг намекнул, что это не последний подарок такого рода: «Восточная кампания даст нам возможность изъять обширный новый материал, о поступлении которого я сообщу Вам в свое время»422. Шуленбург откликнулся немедленно. Присланными книгами, писал он, Кюнсберг «заполнил значительную брешь» в его «рядах книг, среди которых, к сожалению, зияют лакуны. Буду счастлив, если Вы вновь вспомните обо мне, когда получите новые книги и сможете какие-то из них передать»423. Но этого не произошло. 11 500 томов, доставшиеся Министерству восточных территорий, в 1946 году вернулись в Советский Союз424. А в 1942 году они были отправлены из Берлина в замок Танценберг в Каринтии, служивший хранилищем для книг, награбленных со всей Европы для центральной библиотеки «Высшей школы НСДАП», детища Розенберга. В Танценберге их и обнаружили солдаты британской армии, занявшие Австрию в мае 1945 года. Часть книг, однако, исчезла. Согласно каталогу потерь, в Павловске и сегодня не хватает 248 томов.
Вернемся в ноябрь 1941 года, к рапорту Герхарда Вундера о его первом посещении Павловска. Среди прочего его занимала судьба коллекции камей, которую конфисковали другие подразделения СС, предположительно айнзацгруппа А и СД, хотя, по его мнению, они не имели на это права. В своем отчете о поездке Вундер писал: «То, что вывезено СД (например, коллекция камей в Павловске), оказывается вне сферы нашей деятельности»425. Это единственное, больше нигде в источниках не встречающееся указание на причастность СС (причем вне всяких договоренностей) к хищению произведений искусства в районе группы армий «Север». Так как эсэсовская айнзацгруппа A прибывала во все рассматриваемые нами населенные пункты на самой ранней стадии, отвечала за изъятие и сохранение произведений искусства и обладала большими полномочиями, то она имела и наилучшие возможности прибирать к рукам те художественные ценности, которые обнаруживала в городах в первые дни и недели после вступления туда немецких войск. Хотя эта айнзацгруппа сотрудничала с вермахтом, практически никакого контроля над ее деятельностью не было. Это дает основания подозревать ее членов в личном обогащении, но источники по истории айнзацгруппы A настолько скудны, что подкрепить наше подозрение документально нет возможности.
В декабре 1941 и в начале 1942 года ситуация в Павловском дворце, который до тех пор оставался относительно нетронутым, радикально изменилась. 14 декабря в крыле, занятом штабом дивизии, вспыхнул пожар, его удалось потушить только на следующий день426. Весной 1942 года вследствие переброски войск во дворце расположилась другая часть. Очевидно, теперь никто не чувствовал себя ответственным за сохранность зданий и их интерьера. Офицер связи МИДа при 18‐й армии Райнхольд фон Унгерн-Штернберг в рапорте от апреля 1942 года докладывал, что большинство окон дворца разбито, а от внутреннего убранства осталась лишь незначительная часть427. За этот ущерб, очевидно, ответственны немецкие воинские части, находившиеся там в то время. Это были подразделения 5‐й горнострелковой дивизии, которые подчинялись поочередно 1-му и 50-му армейским корпусам и действовали в районе Ленинграда с марта по июнь 1942 года. В феврале 1942 года эта дивизия была заново сформирована в XVIII военном округе, в который входили, в частности, города Грац, Инсбрук и Зальцбург. В Граце в последние десятилетия и обнаружились вещи из Павловска, что позволяет предположить: они действительно были унесены военнослужащими этой горнострелковой дивизии428. В июле 1942 года в Павловск вернулась 121-я пехотная дивизия, которая брала его в сентябре 1941-го, а в августе прибыла испанская Голубая дивизия, оставшаяся в городе на год.
В течение 1942 года группа «офицеров-сборщиков», подчиненная командованию группы армий «Север», перевозила предметы из Павловска в Псков. Об этом известно только из письма Вернера Кёрте его жене Элизабет, написанного 31 июля, в котором он сообщал, что под конец короткой командировки он вместе с Сольмсом посетит дворец в Павловске:
На следующей неделе новостей от меня ты получишь меньше: граф Сольмс везет меня обратно к моей батарее окольными путями, и эти окольные пути ведут к различным полуразрушенным царским дворцам, в которых я, кроме всего прочего, должен осматривать античные мраморные скульптуры и давать по ним экспертные заключения. Сольмс не считает себя для этого достаточно компетентным; это и понятно – школа Хамана. И хотя это, как и следовало ожидать, всего лишь римские копии, я с особым нетерпением жду именно этой части работы, которая станет моим последним вкладом в нее429.
Свидетельств о том, что же Кёрте и Сольмс в Павловске нашли и увезли в Псков, не сохранилось. Однако есть данные, подтверждающие, что на выставке, которую Сольмс организовал в Поганкиных палатах, были представлены и экспонаты из Павловска430. С весны 1943 года, когда постепенно стало очевидно, что немецким войскам предстоит отступление, все усилия спасти Павловский дворец от разрушения были оставлены. К этому времени ценные предметы убранства уже вывезли; оставшуюся мебель, возможно, разобрали по своим квартирам военнослужащие Голубой дивизии, а в дневнике Осиповой рассказывается об оживленной торговле иконами431.
24 января 1944 года Красная армия отбила у врага город Павловск. Дворец, хотя и сильно поврежденный, конструктивно все же хорошо сохранился, но, как и в Пушкине, через три дня после освобождения в нем вспыхнул пожар. В данном случае все указывает на то, что возгорание произошло из‐за взрыва мин. В городе не было ни водоснабжения, ни работников, поэтому дворец за три дня полностью выгорел.
Прибыв в Ленинград из Павловска осенью 1941 года, А. И. Зеленова обеспечивала сохранность эвакуированных коллекций. 31 января 1944 года она приняла участие в упомянутой нами инспекционной поездке по пригородным дворцам. Из радиорепортажа Ольги Берггольц она знала, что Павловский дворец после освобождения сгорел, но масштабов бедствия не представляла. Накануне поездки она со сдержанным оптимизмом писала Анатолию Кучумову, еще находившемуся с эвакуированной коллекцией музея в Новосибирске, что о Павловске никто ничего не знает кроме того, что на второй день после изгнания немцев вспыхнул пожар во дворце, который три дня горел (и в огне пожара раздавались мощные взрывы). Мосты на пути к дворцу были разрушены, но Зеленова была исполнена решимости пробраться к дворцу. Зная, что парк заминирован, она тем не менее понимала, что не устоит перед желанием весь его обойти, равно как и осмотреть все подвалы, сараи и прочие постройки. На опасность она смотрела фаталистически: так и ленинградцы во время блокады не боялись ходить по Невскому проспекту, а ведь в период ежедневных бомбежек это было не менее опасно, чем ходить по минному полю