В ее глазах вдруг появилась настороженность. Он почти увидел, как зрачки затянула тонкая пленка. Клер повернула голову и выдохнула клуб дыма.
— А что, нельзя? — спросила она.
— Похоже, наша беседа будет двигаться по колее «почему — почему нет», — сказал Клинг.
— И это намного лучше колеи «почему — потому», ведь правда?
В ее голосе появилось раздражение. Клинг не понимал, почему первоначальное дружелюбие так внезапно ее покинуло. Взвесив реакцию Клер, он решил продолжать:
— Не слишком молоды для вас парни из клуба?
— Вы начинаете лезть в мою личную жизнь, вам не кажется?
— Да, — согласился Клинг. — Начинаю.
— Мы знакомы слишком недолго, чтобы обмениваться информацией о личной жизни, — ледяным тоном парировала Клер.
— Хаду, наверное, не более восемнадцати…
— Слушайте…
— А сколько лет Томми? Девятнадцать? На двоих у них не более унции мозгов. Почему вы вступили в клуб «Темп»?
Клер раздавила сигарету в пепельнице.
— Может, вам лучше уйти, мистер Клинг? — предложила она.
— Я только пришел, — ответил Берт.
Клер отвернулась:
— Давайте расставим все точки над «i». Насколько мне известно, я не обязана отвечать ни на какие вопросы о моих личных делах, если меня не подозревают в каком-либо гадком преступлении. Чтобы свести дело к формальному моменту, замечу, что я не обязана отвечать ни на какие вопросы, которые задает мне патрульный, если он не действует как должностное лицо, в чем вы мне признались. Мне нравилась Джинни Пейдж, и я хочу помочь. Но если вы собираетесь вести себя так же нагло, то это по-прежнему, мой дом, а мой дом — моя крепость, и можете убираться ко всем чертям.
— О'кей, — пошел на попятную сконфуженный Клинг. — Простите меня, мисс Таунсенд.
— О'кей, — сказала Клер.
В комнате повисло молчание. Клер смотрела на Клинга, Клинг смотрел на нее.
— Простите и вы меня, — сказала наконец Клер. — Мне не следовало быть такой чертовски раздражительной.
— Нет, вы абсолютно правы. Это не мое дело, что вы…
— Все-таки я не должна была…
— Нет, правда, ведь…
Клер расхохоталась, и Клинг к ней присоединился. Она села, продолжая смеяться, и предложила:
— Хотите выпить, мистер Клинг?
Берт посмотрел на часы.
— Нет, спасибо, — ответил он.
— Для вас слишком рано?
— Ну…
— Для коньяка никогда не бывает слишком рано, — заявила Клер.
— Никогда не пробовал коньяк, — признался он.
— Правда? — Ее брови приподнялись. — Ах, месье, вы лишаете себя одного из удовольствий этой жизни. Одну капельку, oui? Non?
— Капельку, — согласился он.
Клер прошла к бару, открыла дверцы и достала бутылку с янтарной жидкостью.
— Коньяк, — важно объявила она, — король всех бренди. Его можно пить с содовой и льдом, в коктейлях, пуншах или в кофе, чае, горячем шоколаде и молоке.
— В молоке? — переспросил пораженный Клинг.
— Именно в молоке. Но лучший способ наслаждаться коньяком — это прихлебывать его в чистом виде.
— Вы настоящий эксперт, — заметил Клинг.
Снова довольно неожиданно ее глаза затуманились.
— Меня научили его пить, — ровным голосом произнесла Клер и разлила жидкость в два средних размеров бокала в форме тюльпана. Когда она повернулась к Клингу, взгляд уже был прежний. — Заметьте, что бокалы наполнены лишь наполовину, — сказала она, — поэтому вы можете вращать их, не проливая ни капли. — Она протянула бокал Клингу. — При этом коньячные пары смешиваются с воздухом и извлекается букет. Покатайте бокал в ладонях, мистер Клинг. Вы согреете коньяк и почувствуете его аромат.
— Вы это нюхаете или пьете? — поинтересовался Клинг, пока его большие руки катали бокал.
— И то и другое, — ответила Клер. — Так вы его прочувствуете наилучшим образом. Теперь попробуйте. Давайте.
Клинг сделал большой глоток, но Клер предостерегающе вытянула руку и воскликнула: «Стоп!»
— Господи боже мой, — сказала она, — не пейте его такими глотками! Это просто непристойно — так пить коньяк. Отхлебните немного, покатайте на языке.
— Простите, — извинился Клинг, прихлебнул коньяк и покатал его на языке. — Вкусно, — сказал он.
— Мужской напиток, — заметила Клер.
— Бархатистый, — добавил он.
— Само совершенство.
Они посидели молча, прихлебывая коньяк. Клинг чувствовал себя очень уютно, очень тепло и очень удобно. Клер Таунсенд была приятная особа, на которую приятно смотреть, с которой приятно говорить. За окнами квартиры темная мгла осенних сумерек постепенно заливала небо.
— О чем вы думаете? — спросила наконец Клер.
— О Джинни, — признался он, не чувствуя, что заводит речь об умершей.
— Да?
— Насколько хорошо вы ее знали?
— Мне кажется, лучше остальных. Не думаю, что у нее было много друзей.
— Что заставляет вас так считать?
— Вам должно быть понятно. Этот взгляд потерянного человека. Прекрасная девочка, но потерянная. Господи, что бы я ни отдала за такую внешность, как у нее.
— Вы вовсе не дурны собой, — сказал, улыбаясь, Клинг и прихлебнул еще коньяка.
— Это все теплый, янтарный отсвет коньяка, — объяснила ему Клер. — Средь бела дня я уродина.
— Могу поспорить, — возразил Клинг. — Где вы встретились в первый раз?
— В «Темпе». Она пришла однажды вечером. Думаю, дружок ее прислал. Во всяком случае, название клуба и адрес были записаны на маленькой белой карточке. Она показала ее мне, словно входной билет, села в углу и отказывалась танцевать. Она выглядела… Трудно объяснить. Она была там, но ее там не было. Вы видели таких людей?
— Да, — сказал Клинг.
— Иногда я сама бываю такой, — призналась Клер. — Возможно, поэтому я обратила на нее внимание. Во всяком случае, я подошла, назвала свое имя, и мы стали разговаривать. Мы очень хорошо поладили. В конце вечера мы обменялись телефонными номерами.
— Она вам когда-нибудь звонила?
— Нет. Я видела ее только в клубе.
— Как давно произошла первая встреча?
— О, уже давно.
— Когда?
— Дайте сообразить. — Клер прихлебнула коньяка и задумалась. — Черт побери, почти год назад. — Она кивнула: — Да, именно так.
— Ясно. Продолжайте.
— Совсем нетрудно было понять, что ее беспокоило. Малышка была влюблена.
Клинг наклонился вперед:
— Как вы узнали?
Клер не отвела глаз.
— Я тоже была влюблена, — устало сказала она.
— Кто был ее друг? — спросил Клинг.
— Не знаю.
— Она вам не говорила?
— Нет.
— Даже не упоминала его имя в разговоре?
— Нет.
— Дьявол, — разозлился Клинг.
— Поймите, мистер Клинг, новая птица вставала на крыло. Джинни покидала гнездо и пробовала оперение.
— Понятно.
— Ее первая любовь, мистер Клинг, и сияние ее глаз, румянец на лице, пропадание в этом мире грез, за пределами которого только мрак. — Клер покачала головой. — Господи, видела я зеленых, но Джинни… — Она замолчала и снова покачала головой. — Она просто ничего не знала, понимаете? Это тело женщины… Вы сами-то ее видели?
— Видел.
— Тогда вы понимаете, о чем я. Это была настоящая женщина. Но в душе — маленькая девочка.
— Как вы это представляете? — спросил Клинг, думая о результатах вскрытия.
— Об этом говорило все. Как она одевается, как говорит, какие задает вопросы, даже ее почерк. Все как у маленькой девочки. Поверьте, мистер Клинг, я никогда…
— Ее почерк?
— Да, да. Погодите, надо посмотреть, сохранилось ли это у меня.
Она пересекла комнату и схватила сумочку со стула.
— Я самая ленивая девчонка в мире. Никогда не переписываю адреса в записную книжку. Просто засовываю их между страницами, пока… — Она пролистывала черную книжку. — А, вот. — Клер протянула Клингу белую карточку. — Она написала это для меня в тот вечер, когда мы встретились. Джинни Пейдж и телефонный номер. Вот, смотрите, как она писала.
Клинг озадаченно посмотрел на карточку.
— Здесь написано «Клуб „Темп“», — сказал он. — Клаузнер-стрит, дом 1812.
— Что? — Клер нахмурилась. — Ах да. Это же карточка, с которой она пришла ко мне в тот вечер. Она ей воспользовалась, чтобы записать номер. Переверните ее.
Клинг так и сделал.
— Видите детские каракули? Это Джинни Пейдж год назад.
Клинг перевернул карточку обратно.
— Меня больше интересует эта сторона, — признался он. — Вы решили, будто это написал ее друг. Почему вы так подумали?
— Не знаю. Просто я предположила, что он был тем человеком, который направил ее туда, вот и все. Это мужской почерк.
— Мужской, — согласился Клинг. — Можно ее взять?
Клер кивнула:
— Если хотите. — Она помолчала. — Наверное, мне больше не понадобится номер Джинни.
— Не понадобится, — сказал Клинг. Он спрятал карточку в бумажник. — Вы сказали, она задавала вопросы. Какого рода вопросы?
— Ну, во-первых, она спрашивала, как нужно целоваться.
— Что?
— Да. Она спрашивала, что делать губами, нужно ли открывать рот, пользоваться языком. И все это произносилось с широко раскрытыми глазами и детским взглядом. Это кажется невероятным, я знаю. Но помните, она была юной пташкой, которая не знала, насколько сильны ее крылья.
— Она это узнала, — сказал Клинг.
— Что?
— Когда Джинни Пейдж погибла, она была беременна.
— Нет! — воскликнула Клер. Она поставила бокал с коньяком. — Нет, вы шутите!
— Я серьезно.
Несколько мгновений Клер молчала, затем сказала:
— Первый раз попала на вечеринку и так наказана. Черт побери! Черт меня побери!
— Так вы не знаете, кто был ее друг?
— Нет.
— Она продолжала с ним встречаться? Вы сказали, что это было год назад. Я имею в виду…
— Я знаю, что вы имеете в виду. Да, тот же самый. Она встречалась с ним регулярно. На самом деле для этого она использовала клуб.
— Он приходил в клуб! — воскликнул Клинг, выпрямившись в кресле.
— Нет-нет. — Клер нетерпеливо покачала головой. — Мне кажется, ее сестра и зять возражали против ее встреч с этим парнем. Поэтому она говорила им, что ходит в «Темп». Она оставалась там какое-то время, на тот случай, если кто-нибудь проверит, а потом уходила.