— Проигравший, — крикнула она, — ставит пони в конюшню.
В проход между холмами пони вошли вместе, их копыта стучали в унисон. Я скакал со стороны дома, Мэри должна была пройти спереди или сзади.
Тропа сворачивала влево, потом выпрямилась, потом свернула вправо. Я уже видел разрыв в живой изгороди. Мэри скакала рядом, губы серые от пыли. И вдруг она исчезла.
Я мог кинуть лишь беглый взгляд. Она сдержала пони и скользнула назад вплотную ко мне, я почувствовал толчок. И вот она уже сошла с тропы на пустоши.
Моя лошадка сбавила темп перед проходом, Мэри ускорила свою и направилась прямо в изгородь.
Я миновал въезд. А впереди справа пони Мэри, как Пегас, взлетел над кустами изгороди. Мэри сидела на нем грациозно, как ангел. Казалось, она на мгновение зависла над кустарником. Но вот задние ноги пони прорвались сквозь кусты, срывая пожухлые листья. Пони тяжело осел, почти коснувшись коленями земли, затем выпрямился и остановился. Мэри выиграла у меня дюжину ярдов.
Она засмеялась:
— Ты знаешь, где конюшня. Если увидишь дядю Саймона, скажи ему, что на ужин приготовлен приятный сюрприз. Я сделала его сегодня утром.
Лошадки потрусили к конюшне, к своему дому, я зашагал за ними и услышал голос Саймона Могана, настолько громкий от гнева, что казалось, он орет мне прямо в ухо.
— Лопни мои глаза! — гаркнул он. — Говорил я тебе следить за парнем? Куда они запропастились?
Ответа не было. Неужто он говорил сам с собой?
— Покажи! — заорал он.
Один из пони ткнулся в дверь. Внутри что-то загрохотало, Моган прорычал:
— Кто там?
Я распахнул дверь. В конюшне пахло сеном. В лучах света плавала пыль от овса и ячменя. Сквозь золотую дымку я увидел Могана, в тени, стоящего с кнутом в поднятой руке. Перед ним на полу кто-то лежал. Я мог видеть лишь башмаки лежащего.
Пони напирали на меня сзади.
Моган опустил кнут и хлопнул им по своему колену.
— Где ты был?
— Мы прогулялись верхом.
— Где?
— По пустоши.
— Еще раз спрашиваю: где ты был? — Он сделал шаг ко мне. Пони протопали через конюшню, направляясь в свое стойло.
— У Надгробных Камней.
— У Надгробных Камней. — Кнут нервно хлопал по его ноге. — Я ничего не говорил тебе о том, что можно шляться где вздумается.
— Я не думал, что я здесь на положении пленника.
Возможно, его удивила моя смелость. Более вероятно, он увидел сквозь нее мой страх. Он раскатисто рассмеялся:
— Пленник? Нет, парень. Я просто беспокоился о тебе, вот и все. Полагаю, это была идея Мэри? Конечно, Мэри. Своенравная девица, ничего не скажешь.— Затем, не оборачиваясь, он сказал лежащему: — Вставай, помоги парню с пони.
Это был Эли, старик без языка. Он осторожно подошел поближе. Всмотревшись в него, я понял, что кнут не успел пройтись по нему.
— Вы совсем загнали бедных пони, — сказал Моган. — Накрой их одеялами, Джон, потом иди в дом. — И Саймон Моган удалился.
Эли притащил одеяла и гребень, все время оглядываясь на дверь. Я взял одеяла для пони. Моган был прав, они начинали дрожать от холодного пота. Внезапно Эли схватил меня за руку.
В его волосах и на одежде застряла солома. Лицо сморщенное и потрескавшееся, как старая грязь на дне высохшей лужи. Звуки, которые он издавал, походили на кваканье лягушки.
Я непроизвольно отодвинулся. Прикосновение его было невыносимо. Но он снова приблизился ко мне, схватив за рукав. Его рука походила на когтистую птичью лапу. Он еще раз издал странные звуки, ужасные стоны и бульканье, и снова испуганно посмотрел на дверь.
Я бросил одеяла, опустился на колени и потянул его за собой. На земляном полу я нацарапал пальцем слова: «Покажи мне».
Он дергал мою руку и так тряс головой, что солома полетела с его волос.
— Ты не умеешь читать? — спросил я. — Не умеешь писать?
Он снова затряс головой и что-то произнес, медленно и тщательно, как только мог.
— Я ничего не могу понять, — сказал я. Он чуть не взвыл от огорчения. Тогда он стер мою надпись и своим длинным костлявым пальцем начертил фигуру.
Это был человечек, наклоненный вперед, быстро бегущий. Эли добавил круглую голову, разинутый рот и расширенные глаза. Он ткнул пальцем в бегущего человечка, потом ткнул палец мне в ребра. И снова постарался что-то произнести.
— Убегать? Спасаться?
Эли еще сильнее затряс головой. Он стер свою картинку и начал новую. На нас упала тень.
— У него желе вместо мозгов, — сказал Саймон Моган, стоя в дверях. — От него не добьешься толку.
Эли отпрянул, как будто слова эти ударили его. Он сгреб одеяла и одновременно стер картинку.
— Пошли в дом, — сказал мне Моган. — Ты здесь зря тратишь время.
Я последовал за ним, оставив Эли с пони.
Мы сидели с противоположных сторон большого стола. Моган смотрел на свои руки. Мэри пришла из кухни и поставила на стол три тарелки. Моган молча барабанил пальцами.
Мэри принесла вилки и ножи. Она еле заметно улыбнулась мне и опять ускользнула.
Я кашлянул.
— Спасибо за одежду. Она как раз впору. Моган только хрюкнул себе под нос.
— Я верну ее, когда...
— Оставь себе, — сказал он, не поднимая головы. — Ее владельцу она уже не понадобится.
Я понимал, что это означает, и посмотрел на него, сидящего в раздумье, с серьезным выражением лица и нахмуренными бровями. Неужели он действительно был таким добрым, каким его представляла Мэри? Теперь его большие руки играли с тарелкой, но он хранил молчание. Звуки доносились лишь из кухни, где хозяйничала Мэри. Я услышал, как она подняла крышку плиты и с легким звоном отодвинула ее в сторону. Слышно было даже движение пламени в плите и шорох добавленного ею туда угля. Вот она отставила в сторону угольный совок.
— Ты знаешь, что такое провал? — внезапно спросил Моган. — Наверное, представляешь себе это. Местность вокруг кишит провалами, Джон. Провалами и шахтными стволами.
— Да, сэр.
— Запросто ты можешь сломать ногу пони, а очень вероятно, и свою шею.
— О дядя,— Мэри выглянула из кухни,— я все время была с ним. Я знаю местность.
— Не имеет значения. С этих пор придерживайтесь дорог. Ты меня поняла?
— Да, дядя.
— И никаких гонок по пустоши. Твоя мать перевернулась бы в могиле, если бы узнала, как ты себя ведешь.
— Хорошо, дядя.— Мэри кивнула мне и вернулась к плите.
Моган сложил руки на краю стола. И так он сидел, неподвижный, как будто окаменевший, пока Мэри не появилась, сияя лучезарной улыбкой. Она торжественно поставила на середину стола закрытое блюдо.
— Что это? — спросил Моган.
— А вот что! — Она подняла крышку.
Пирог с глазами. В этом рыб было еще больше. Их бедные запеченные головы торчали из корочки, зловеще глядя на меня мертвыми глазами. Я сразу же вспомнил о Томми Колвине, пойманном на болоте с лопатой в руках рядом с незакопанными трупами.
— Самый красивый из всех, которые я когда-либо видел,— сказал Моган.— Половину мастеру Джону, идет?
— Хорошая идея, — мгновенно согласилась Мэри и покраснела.
Если бы не Мэри, я бы не смог и куска проглотить от этого пирога. Но она сидела и наблюдала, как я управляюсь с ним, кивая и улыбаясь, как будто кормила дитя. Пока я, давясь, заглатывал кусок за куском, Моган работал челюстями, как шахтер, орудующий киркой и лопатой.
Когда мы закончили, Моган с трубкой устроился в одном из больших капитанских кресел и стал набивать ее щепотками рубленого табака. Потом он посмотрел на меня и вынул из стоявшей рядом миски маленький стеклянный предмет. Он поднял его в руке.
— Ты видел такое, Джон? — спросил он.
— Нет. — Я увидел в его пальцах трубочку из тонкого стекла, не толще карандаша, с обоих концов запаянную. Внутри находилась свернутая в рулончик бумажка. Миска была полна таких трубочек.
— Тогда смотри внимательней, — сказал Моган, и я наклонился поближе. — Ближе, ближе, — сказал он.
С важным видом Моган постучал трубочкой о край стола. Она лопнула, посыпались осколки. И в тот же момент в ней вспыхнул яркий огонь.
Я отшатнулся. Она чуть было не опалила мне волосы. Бумага ярко горела, распространяя вонь серы. Он поднес пламя к трубке и запыхтел ею, как дракон.
— Фосфорная свечка. — Он держал трубочку, пока не погасло пламя, потом швырнул ее в латунный горшок, стоявший на полу. Она упала со стеклянным звоном. — Прямо из Франции. Раньше такого в Англии не было. Возьми одну, Джон. Возьми.
Я подошел к миске и взял трубочку. На полу скрипели под ногами крохотные осколки стекла.
— Бумага покрыта фосфором, — пояснил Моган. — Дьявольское пламя, ничто его не может погасить. Но самое важное их качество, он постучал трубкой по своим зубам,— они не тонут, видишь ли...
Мэри принесла свечу и прошлась по комнате, зажигая лампы. Слабый запах фосфора растаял в вони рыбьего масла. Ни у кого я не видел так много ламп. Не было необходимости нести с собой лампу из одного помещения в другое, весь дом был заполнен сиянием желтого света.
Моган рассмеялся. Он был в благодушном настроении.
— Все должно плавать, — сказал он. — Было бы очень неплохо, если бы золото тоже плавало, не правда ли? — Он откинулся на спинку кресла, выдувая кольца дыма, которые поднимались к потолку, как венки. Затем вынул трубку изо рта и занялся табаком. — Так, — обратился он ко мне. — Что это я слышу о твоем отце? — Наверное, я побледнел, и он рассмеялся. — Не пугайся так. Мэри мне все рассказала.
Я увидел, как дернулись ее плечи, но она не обернулась. Она переходила со своей свечкой от одной лампы к другой, прикрывая пламя ладонью.
— Итак, он жив? — спросил Моган.
— Д-да, — выдавил я.
— А ты мне говорил, что никого, кроме тебя, не осталось. Я тебя спрашивал, напрямую, и ты мне наврал прямо в глаза.
— Я сказал, что никого не видел,— уточнил я и покраснел от неубедительности такого возражения.
— М-да. — Моган набивал трубку. — Ты собирался оставить отца гнить в какой-то темнице, вместо того чтобы позаботиться о нем?