Грабли сансары — страница 26 из 31

Гриша.

Веник пошевелил челюстью, явно что-то высчитывая в уме.

– Ладно, – сказал он, поднимаясь. – Я тебя услышал.

И вышел.

«И это все? – обрадовался Гриша. – Он просто ушел?»

Но радость получилась хиленькая.

* * *

Гриша позвонил Ульяне и предупредил, чтобы дверь никому не открывала. Потом понял, что этого недостаточно, и рванул к ней.

Уля тоже боялась. Поэтому не спорила, быстро побросала в две большие сумки самое необходимое, схватила Костика и села в машину.

– Пока он в городе, поживешь у меня, – сказал Гриша, – потом будем думать, что делать. В этой квартире тебе оставаться нельзя.

Ульяна кивнула. Костик закапризничал. Гриша еще никогда не видел его в таком состоянии: он выгибался, месил ногами и безобразно орал. Ульяна сидела как неживая.

– Все будет хорошо, – сказал Гриша, – я тебя не брошу. Мы что-нибудь придумаем.

Костик со всей дури зарядил рукой Уле по лицу. Она заплакала. Как показалось Грише, с облегчением нашла повод, чтоб заплакать.

Дома Гриша был крайне лаконичен.

– Мама, – сказал он, – я тебя очень прошу, все вопросы потом. Сейчас просто нужна помощь. Это Уля, это Костик. Пока она поживет здесь.

Мама застыла. Мама смотрела на Костю.

– Пока? – спросила она.

– Мама, – взмолился Гриша, – все потом. Я объясню. Но сейчас мне нужно вернуться на работу, а Костика нужно уложить спать.

Уля проскользнула в комнату Гриши, и он закрыл за ней дверь.

Вероника стояла в коридоре. Она была очень бледна.

– Это твой сын, – констатировала она.

Гриша собирался сказать об этом позже, он не ожидал, что мама окажется такой прозорливой.

– Вылитый твой отец, – сказала она, – одно лицо.

– Дверь не открывайте, – предупредил Гриша. – Никому.

* * *

Плохие предчувствия Гриши сбылись полностью, и даже больше. Когда он добрался до офиса, Веник оттуда уже уехал.

В Гришином кабинете сидел Михаил. Он же сообщил, что Гриша уволен и в течение дня должен сдать ключи от квартиры и от машины.

– Вениамин Владимирович вообще-то сказал забрать немедленно, но я… – тут Михаил закашлялся, – я так не могу. Ты ко мне по-человечески относился. Не то что… Короче, беги к банкомату, сними наличку с карты, сколько лимит позволит, через пятнадцать минут я ее заблокирую.

– Что еще сказал Вениамин Владимирович? – спросил Гриша.

– Тебе лучше этого не знать, – сказал Михаил.

* * *

Вещей у Ули было немного, но и они заняли большую часть Гришиной комнаты. Но и за ее пределами идеальный распорядок, установленный Вероникой, был безвозвратно уничтожен. Гриша весь день бегал по делам Ули и Кости, а когда мама попыталась угостить его пирогом с грибами, схватил два куска и побежал, разбрасывая крошки, кормить эту нахлебницу. Даже не поблагодарил и не извинился.

А потом случился форменный разгром. Уля выскочила в аптеку, и Костя вырвался на оперативный простор через неплотно прикрытую дверь. В гостиной он столкнул со столика вазочку. Гриша даже не подумал отчитать наглого мальчишку. Наоборот, подхватил его на руки и запричитал:

– Ой, ты не порезался? Давай я тебя унесу отсюда, пока бабушка уберет.

Вероника начала демонстративно пить сердечные капли и раздраженно закатывать глаза. А потом достала из шкафа засаленную колоду и принялась раскладывать какой-то грандиозный пасьянс – осколки, кстати, не убрала. Уля, когда вернулась из аптеки, сразу все поняла, извинилась и быстренько подмела. Вероника в ее сторону даже не посмотрела. Пасьянс у нее упорно не складывался.

Но больше всего Гришу расстроила реакция отца, когда тот вернулся домой и узнал, что Уля и Костя будут теперь жить в его квартире.

Гриша пытался все объяснить. Но Богдан Семенович угрюмо поужинал и ушел в спальню, не дослушав.

– На второй круг пошел, – сказал он мрачно.

Ночью Гриша лежал на полу и смотрел в потолок. Костик еле заснул, и замученная Уля вырубилась вместе с ним. Маленький мальчик занимал всю постель, Уля примостилась на краешке. Грише места не осталось.

Гриша напряженно думал. О том, что нужно где-то жить, нужно искать работу, потому что опять сидеть на шее у отца – лучше застрелиться. И еще о том, как может друг детства превратиться в монстра и как далеко зайдет его месть.

«На второй круг, – вспомнил он отца. – Интересно, на второй круг чего?»

И сразу как обожгло: в памяти всплыли Улины слова про колесо сансары. Неужели отец имел в виду то же самое? Неужели Гриша и правда пошел на второй круг? Это уже не колесо сансары, а грабли какие-то.

Грабли сансары.

Гриша посмотрел на спящую Улю.

«А что я могу? – думал он. – Жениться на ней? Всем только хуже будет. Да и вообще, женятся люди или по любви, или по расчету. А тут…»

Потом почему-то вспомнился тот день, когда… в общем, когда был зачат Костик. Никогда раньше Гриша не вспоминал, как оно тогда было, а тут вдруг нахлынуло. Было хорошо.

Это не значило, что у них прямо любовь, но ведь что-то это означало? Совместимость на гормональном уровне? Какая-нибудь еще научная хрень? Но кто женится только потому, что однажды у тебя был классный секс?

Гриша не заметил, как уснул. Сон приснился ему почти эротический: они с Ульяной только что поженились и теперь ищут, где уединиться. Но куда бы они ни пришли, везде какие-то люди. И в конце концов Уля и Гриша забиваются в какой-то угол, обнимаются и тихонько лежат…

Утром его разбудил звонок от коллеги отца.

– Гришунь, плохие новости. У Богдана микроинсульт. Хорошо, что прямо в клинике. Он в реанимации, мы тут перестраховываемся сильно. Но, Гриш, ты же знаешь, что инсульт, даже микро, – это всегда серьезно. Так что приезжай. Матери сам скажи.

Гриша молчал. Он слышал слова, но не хотел их понимать.

* * *

Хуже всего было с мамой. Она то обвиняла Гришу во всем, то вдруг перекидывалась на Улю с Костиком, то начинала плакать и требовать:

– Сделай что-нибудь!

Гриша с огромным удовольствием сделал бы, но что?

Никого из персонала мотивировать не приходилось. Врачи и так старались изо всех сил. Даже санитарки норовили хоть палату вымыть лишний раз. Гриша пытался предложить триста тысяч (все, что позволил снять банкомат) главврачу, но в ответ услышал:

– Гришка! Убрал немедленно! Я понимаю, у тебя шок, но если ты еще хоть раз хоть кому-нибудь здесь деньги предложишь – на порог не пущу!

Пока Гришу пускали везде, даже в реанимацию. Понятно, в халате и повязке, но он смог посмотреть на папу.

Видеть отца беспомощным было невыносимо. Он спал, накачанный препаратами. Но стал как будто в два раза меньше. Зато морщины разгладились, и как сказал один из пациентов: «Просто устал Семеныч. Недельку полежит, отдохнет, и опять нас спасать».

Гриша понял, что стоять тут и смотреть – никакого толка, но когда вернулся к маме, она опять завела шарманку:

– Надо что-то делать! Надо найти специалистов! Созвать консилиум.

Хотя Гриша своими ушами слышал, как маме объясняли: случай типичный. Успели вовремя, теперь нужно ждать. И беречь. Повторный инсульт может стать последним.

Он почти силой затолкал мать в такси и увез домой.

Там мама вошла в кухню, увидела Улю и взвилась с новой энергией:

– Это ты! Сына моего с толку сбила, мужа сглазила…

Гриша приготовился вступиться за Ульяну, но она успела первой:

– Простите, Вероника Валерьевна, могу я взять одну из ваших кастрюль?

– Нет! – ответила Гришина мама, даже не вдумавшись в вопрос.

– Хорошо. – Она повернулась к Грише: – Гриша, одолжишь мне две тысячи? Я всю посуду там оставила, а Костику нужно каши варить.

– Да, конечно! – Гриша обрадовался простой и понятной проблеме. – Давай я сбегаю и куплю!

– Лучше я сама. Заодно Костика выгуляю!

– Я могу с ним посидеть!

Их спор прервала Гришина мама:

– На! – С ненавистью всунула в руки Уле старенькую кастрюльку с длинной ручкой.

– Спасибо, – сказала Уля.

Вероника, не удостоив ее ответом, вышла из кухни.

Но надолго Уля ее в покое не оставила. Сначала спросила разрешения развесить Костины ползунки на батарее.

Потом одолжила немного соли.

И подсолнечного масла.

Выяснила, где швабра и ведро для мытья пола.

Разузнала, где поблизости дешевый продуктовый рынок.

Вероника отвечала с ненавистью, но конкретно. Что-то разрешала, что-то (например, включить ребенку телевизор) категорически запрещала.

Сначала Гриша пытался вклиниться в эти диалоги, но потом понял военную хитрость Ульяны и перестал. К вечеру мама перестала рыдать каждую минуту и главное – оставила в покое Гришу, забыла свое заклинание: «Сделай же что-нибудь!» и села раскладывать пасьянс.

Это дало Грише возможность посидеть и подумать. Сколько отец пробудет в больнице, непонятно. И вообще непонятно, сможет ли он…

Гриша отогнал мысль. Отец сможет. Он просто недельку полежит. Но будет ли после этого в состоянии работать? Значит, Грише придется заботиться обо всех.

Значит, нужно сосредоточиться на поиске работы.

Гриша взялся за телефон.

* * *

Он быстро выяснил, что все его высшее образование и опыт работы директором не стоят ровно ничего. Менеджеров с дипломами и желанием руководить было сотни. В одной конторе ему сказали, что такие умные им не нужны, в другой язвительно поинтересовались, умеет ли он что-то делать. В смысле работать.

И тут Гриша вспомнил, что умеет паять, и дальше поиск пошел куда веселее. Очень скоро Гриша договорился на испытательный срок в маленькой ремонтной конторе. Да, деньги небольшие, зато все зависит только от тебя.

Костик, как всякий десятимесячный ребенок, который с грехом пополам умеет ходить, исследовал мир. Уля старалась ограничить его комнатой Гриши, но уследить за Костиком было непросто. Однажды он проник в кухню, пока там никого не было, потянул за скатерть на столе – и почти разложенный пасьянс разлетелся по комнате.