Теперь в колонию заезжает много молодежи с пожизненными сроками. Сразу рассказывают: пьянки, наркотики, девчонки, машины. Они бравируют, что там-то и там-то грабили, стреляли, угоняли. Неприятно все это слушать. Как бы им передать, что все это не то, напускное, что нет ничего главнее, чем жизнь — своя и других.
Часть IV. «Торбеевский централ»
Глава 1. Самоубийцы
Мордовия — единственный регион, где есть целых две колонии для пожизненно осужденных. И вот я держу путь в колонию № 6 «Торбеевский централ» — самую закрытую из всех.
Поселок Торбеево. Что можно о нем сказать? Унылые домишки, небогатая природа. И все это в окружении дремучих мордовских лесов. Население в поселке примерно 9000 человек, и каждый знает: по соседству с ними живут маньяки.
— Тут в целом места неспокойные, — говорит местная жительница. — Из одной колонии не так давно освободился педофил, ему купили за казенный счет билет на поезд домой. А он по дороге на железнодорожную станцию девчушку заприметил. Поймал ее. Но девчушка смышленая, убалтывала его до тех пор, пока на ту дорогу женщина не вышла. И вот ребенок сигнал подал. Женщина (я ее знаю) — ученая, в смысле, что знает, как с уголовниками себя вести. В общем, вдвоем они от педофила отбились, полиция на подмогу прибыла. Так что на свободе он недолго пробыл.
В свете этого была понятна забота сотрудников колонии для пожизненно осужденных, когда они потом провожали меня на станцию (убедились, что я села в поезд, и только после этого ушли).
Колония № 6 — одна из самых молодых тюрем для пожизненно осужденных. Она появилась в декабре 2014 года на месте закрывшегося СИЗО на улице с красивым названием Весенняя. На момент моего приезда в «Торбеевском централе» чуть меньше 150 приговоренных к пожизненному сроку. Самому старому из них 79 лет, а самому молодому — 25.
КПП со всеми новомодными системами досмотра и идентификации личности — и вот я внутри. Двухэтажные желтые домики с красной крышей аккуратно стоят в ряд. Здесь живет отряд хозобслуги. А вот в домах из белого кирпича с огромными черными номерами над окнами с решетками расселили «пожизненных».
Начальник колонии показывает территорию. Маленькие вечнозеленые елочки аккуратно высажены в ряды. Прогулочные дворики (они здесь на земле, не на крыше здания, как в других) с турниками внутри. Коридоры с решетками, на каждой камере фото осужденного и список преступлений. Внутри все по стандарту — кровати, лавка со столом, тумба.
— Я раньше руководил СИЗО, — рассказывает начальник Сергей Бодин. — А тут немножко другие требования безопасности и сами по себе осужденные, наверное, как-то психологически настраивают сотрудников иначе. То есть относиться к ним осторожнее, потому что им терять нечего. Срок им не добавят. У нас тут везде видеонаблюдение и особый порядок вывода из камеры. Каждого осужденного сопровождают минимум три сотрудника.
— «Уточкой» ходят арестанты?
— Они просто ходят в положении руки за спиной и немножко наклонены вперед. Но это не «уточка».
Сергей Бодин рассказывает, что лично принимает от 12 до 15 человек в месяц. Те, кто отбывает наказание достаточно продолжительное время, уже понимают, что с лишними вопросами к руководству обращаться смысла нет, что это лучше к психологу, социальному работнику, в воспитательную службу или в отдел безопасности. О чем просят осужденные? Чтобы длительные свидания предоставили, ассортимент тюремного магазина расширили, на производство взяли.
— Камеры каждый день обходим, — продолжает начальник. — Побегов не было. Но думаю, что кто-то из них определенный план побега в голове держит. Реализовать его нереально. Они ведь свои режимные корпуса практически не покидают. Единственное, на полный медицинский осмотр мы их выводим в медчасть, а на длительные свидания — в специальные комнаты. Но ведем через прогулочные дворы так, что охранные сооружения они не видят.
Мне показывают комнату длительных свиданий. Вполне себе приличный ремонт, мягкая мебель, телевизор, холодильник, детский уголок с игрушками. Фокус в том, что вся комната — металлическая клетка с ячейками из арматуры. Ни подкоп не сделаешь, ни сверху не выберешься.
— Часто родные приезжают на длительные свидания?
— Нет, не часто. Обычно пять семей в год приезжают (по закону длительное свидание положено осужденному раз в год. — Прим. авт.). У 40 % осужденных социально полезные связи потеряны, потому что они отбывают наказания уже достаточно длительное время. У них осталась только переписка, да и то не с родственниками, а с друзьями и знакомыми. Приезжают в основном к новеньким. Но это длится недолго. Сначала отказываются навещать родители, потом жены.
Но всегда есть исключения из правил. В ИК № 6 сидит некий Аксенкин, который свой первый срок получил за убийство и поджог дома. Так во время отбывания наказания он в колонии сжег сотрудника, получил за это пожизненный срок. Вот к нему супруга регулярно приезжает.
Мне показывают помещение, где осужденный, сидя в решетчатом «стакане», может исповедоваться священнику (тот каждые выходные приезжает). Тайна исповеди, как меня уверяют, соблюдается.
— За дверью стоит сотрудник, так что, если какая-то внештатная ситуация он услышит. И, кроме того, там есть кнопочка. Батюшка нажмет — и сработает тревожная сигнализация. Но вообще случаев нападения на священников еще ни в одной колонии для пожизненно осужденных не было. А вот суициды были. В 2016 году осужденный, которого только перевели из колонии № 1, покончил с собой.
— Он очень тяжело переживал не столько перевод, сколько сам состав преступления, — рассказывают сотрудники. — Как вообще у него все получилось? Вернулся домой после первой ходки, а жена, видимо, нашла другого. Вот он и убил ее и дочку. А с собой он покончить готовился, судя по всему, потому что сделал все очень быстро. Зашел в туалет с простыней, которая у него была под курткой. Оператор заметил, что долго не выходит, побежали в камеру, но уже было поздно. А вообще, если человек реально хочет покончить с собой, его невозможно остановить.
Один из самых страшных сидельцев колонии — 56-летний Олег Белов — на особом контроле, как склонный к суициду. Попыток он не предпринимал, но с психикой у него большие проблемы. Житель Нижнего Новгорода получил «вечный» срок за то, что в августе 2015 года убил свою беременную жену, шестерых малолетних детей и мать.
— Я раньше с пожизненно осужденными не работала, — говорит молодая женщина-психолог. — Это мой первый опыт. Но я не боюсь их. Вы знаете, мне кажется… Как бы вам объяснить?.. Они такие же люди. Я на них не смотрю в первую очередь как на людей с проблемами. О преступлениях они не говорят — рассказывают о доме, семье, родных. Меня впечатлило, что среди осужденных есть очень молодые. Жалость к ним просыпается — жизнь у них только началась, а уже понятно, что пройдет только в этих стенах. Сердце сжимается.
Мы доходим с ней до библиотеки. Это почти священное место в каждой колонии. Полки с книгами, а на стенах портреты великих писателей. Целый стеллаж отведен под Библию. Переплеты Закона Божьего истрепаны — здесь его часто берут в руки.
Уже после моего визита в колонию № 1 там произошло ЧП: заключенный Дустмурод Ильесов убил своего сокамерника — последнего сексуального маньяка СССР Артура Китаева.
Глава 2. Сочинский полицейский Галкин
Есть такие криминальные истории, где все просто: преступление, мотив, злодей. Бывают запутанные, которые заставляют думать, анализировать, но в итоге ты тоже приходишь к однозначному выводу — вот он, преступник. А есть такие, от которых как-то муторно становится на душе, потому что пожизненно осужденный не подходит под образ злодея. В таких историях пазлы не складываются — точнее, видно, что собраны они как-то криво и получившаяся картина неправильна, уродлива.
В 2008–2009 годах многие жители Сочи испытывали безмерный ужас от мысли, что в любой момент могут стать жертвой неизвестного маньяка или группы убийц. Речь о череде мелких, но каждый раз уносящих чьи-то жизни терактах. То под одним взрывалась лавочка, то в руках у других разнесло портсигар, игрушку или фонарик. Взрывчатку неизвестные засовывали в самые разные предметы. Подбирать что-то на улице стало смертельно опасно. Все это происходило в момент подготовки к Олимпиаде, когда полным ходом шло строительство будущих олимпийских объектов. Больше 14 погибших, почти четыре десятка раненых.
А потом следственные органы заявили, что преступники наконец найдены, ими оказались молодые люди — полицейский Илья Галкин и его приятель Михаил Денисенко. Вопрос, зачем они это делали, повис на какое-то время воздухе. Но потом вроде нашлось объяснение: сочинские взрыватели действовали из ненависти к бездомным, именно бомжи были их целью (а погибали в итоге случайные люди). Но что-то в этой версии не клеилось. Вскоре судмедэкспертиза признала Галкина невменяемым (копия документа у меня на руках). Вообще, специалисты центра им. Сербского не так часто выносят такое заключение в отношении убийц. Только если те на самом деле окончательно «съехали с катушек». Или… Мне как-то рассказывали историю, что врачи таким образом пытались спасти человека от тюрьмы. Но Галкин все равно получил свой пожизненный срок, отбывает его сейчас в мордовской ИК № 6, известной как «Торбеевский централ».
Перед тем, как пообщаться с ним, я изучила материалы дела. Вот только несколько эпизодов.
«3 апреля 2008 года Галкин и Денисенко изготовили самодельное взрывное устройство, замаскированное в корпусе из-под портсигара, и положили его на лавочке в парке. В тот день Андреев и Дзокаев нашли его и попытались открыть, в результате произошел взрыв. Обоим причинены повреждения в виде минно-взрывных травм».
«7 апреля 2008 года около 1 часа ночи Галкин и Денисенко установили готовое взрывное устройство, замаскированное под сумку-барсетку на лавочке в сквере в районе кинотеатра „Восход“… В тот же день К. обнаружил барсетку, заметил провода, что вызвало у него подозрение. Он передал барсетку сотрудникам ДПС. Старший оперуполномоченный взял барсетку в руки и попытался открыть ее, в результате чего прогремел взрыв. Власову были причинены телесные повреждения в виде минно-взрывной травмы».