Мартынов, демонстрируя, что у него нет ничего святого, грабил церкви. И, показывая свою неуязвимость, оставлял записки полицейским, в которых «заигрывал» с ними.
Был задержан в ноябре 2010 года в Воронежской области. Приговорен к пожизненному сроку за восемь доказанных убийств. Результаты судебно-психиатрической экспертизы показали, что преступления он совершал не на сексуальной почве, а просто из ненависти к людям и «общей раздражительности».
Настоящие маньяки — люди с больной психикой, даже если их и не признали невменяемыми. Так утверждают многие судмедэксперты, и так до сих пор считала я, посетив пять колоний для пожизненно осужденных. Но Сергей Мартынов оказался исключением. Хотя он и похож внешне на персонажа из фильма ужасов — обтянутый кожей череп, жуткий пронзительный взгляд, кисти-обрубки, но рассуждает логично и здраво. А иногда даже позволяет себе иронизировать — над собой, над жертвами, над обществом и государством.
В свое время, будучи в розыске, Мартынов считался одним из самых опасных преступников в стране.
— Его первым преступлением было хулиганство и дезертирство из армии, за которое он получил семилетний срок, — рассказывает сотрудник колонии «Белый лебедь». — Это произошло в 1984 году, и, судя по документам, что попали к нам вместе с ним, после этого Мартынов не сходил больше с кровавого пути. Освободился он условно-досрочно через пять лет. А первое страшное преступление — изнасилование и убийство несовершеннолетней — совершил в 1991 году.
Беседу с Мартыновым начинаю с простых вопросов, ответы на которые и так мне известны. Очень важно его разговорить, потому что он — человек настроения и может наотрез отказаться общаться.
— Сергей Кашфулгаянович, сколько вам лет?
— 57.
— Как себя чувствуете?
— Еще в физической форме.
— Работаете?
— Я пенсионер, получаю пенсию. Третья группа инвалидности.
— А что у вас с руками?
— Граната взорвалась.
— Где это произошло?
— Когда в Афганистане служил.
— Постойте, давайте по порядку. Вы ведь дезертир?
— Да. Я из армии дезертировал. В один прекрасный день у нас с комбатом не получился разговор, поэтому я решил все это оставить. Это было не в Афганистане, а в России. Меня осудили, и я поехал в город Учкудук отбывать наказание. Семь лет в колонии усиленного режима.
— Это за дезертирство столько давали?
— Там все: и дезертирство, и «хулиганка».
— И девочку тогда изнасиловали и убили?
— Нет, это другое, это потом. Итак, семь лет усиленного режима в колонии в Учкудуке — это центр пустыни в Узбекистане. Знаете?
— Конечно, как в песне поется «Учкудук, три колодца».
— Да. Трое суток от Ташкента надо ехать. Кроме скорпионов и змей в зоне ничего не было интересного. Потом освободился, приехал в Россию, совершил новое преступление. Меня снова осудили, на этот раз на 15 лет особого режима. Отправили в колонию. Там почти как здесь, но только осужденные в отрядах живут, а не в камерах. В те годы в колонии особого режима было тяжело.
— Неужели тяжелее, чем здесь, в «Белом лебеде»?
— Здесь сейчас законы работают. Многое поменялось за последнее время. Если вы завтра или когда-то еще в будущем ко мне придете, то не думайте, что я буду что-то говорить плохо в отношении колонии. Зачем вам это надо — знать, хорошо мы живем или плохо? Мы с вами говорим о прошлой моей жизни, правильно?
— Верно. В Афганистан когда попали?
— Давайте про Афганистан не будем. Это потом на моей нежной психике отразится.
— Шутите про нежность психики? Скажите, в какой период это было? После армии?
— Это было после зоны. После первой отсидки. Я сам вызвался воевать.
— Хотели денег заработать?
— Нет, я сдружился с моджахедами.
— Так вы на той стороне воевали?
— Ну конечно.
— Сколько вы там пробыли?
— Никто не знает, сколько я там был, но был. В меня в какой-то момент бросили гранату. Я успел ее подобрать. Есть ведь время детонации. Чеку выдернули — и секунды пошли.
— Бросил гранату кто-то из наших солдат?
— Ну конечно. Я же воевал с нашими, а не за наших. В общем, взорвалась она в руках. Контузии не было. Я успел лицо отвернуть. А вот пальцев с тех пор недосчитываюсь.
— Ходила легенда, что вы одним ударом убиваете.
— Это правда. С детства занимался дзюдо и ножи кидал. Анатомию изучал. Я с ножом на «ты»: один удар — и нет человека.
— Каково с такими руками было нож держать?
— Вот она, рука, держит — видите? (Вытягивает сквозь клетку руки. — Прим. авт.) А эта нет. Я только пистолет не могу хорошо держать. Вот здесь держишь, а вот здесь приходится постоянно помогать другой.
— Еще одна легенда — вы никогда не пользовались перчатками и не скрывали следы преступлений.
— И это правда.
— У вас же два пальца из десяти, какие отпечатки?
— Дактилоскопия остается у каждого человека индивидуальной, даже если у него нет пальцев. Почему во время прохода в серьезные организации вы целую ладошку прикладываете? В общем, в любых случаях я действовал без перчаток. Это потому что я вообще не боялся ничего.
— Почему?
— Допустим, я иду где-нибудь — и милиционер навстречу. Почему я должен его бояться? Он только подумает про «ваши документы», я уже его убью. Одним ударом. Моментально.
— А зачем вы женщин и детей убивали? Какая причина? Удар хотели на них проверить?
— Там по-разному было.
— Вы у некоторых жертв, у женщин, вырезали части тел. Зачем?
— Да, вырезал. На кисет. Не знаете, что такое кисет?
— Мешочек, где хранится табак.
— Да.
— Зачем?
— Прихоть моя, наверное. Я, наверное, не из трусливых. И сейчас тоже такой. А относительно жалости — это второй или даже третий вопрос.
— Кто вас такому зверству научил? Моджахеды?
— Может быть. Говорю же, они много чему научили. Но тут дело не в жестокости. Чтобы быть таким жестоким, как они, надо принять ихнюю веру. А у меня нет ихней веры. Отрезал я не из жестокости и не для того, чтобы был трофей. Момент просто такой, это все надо было сделать для наказания одного человека. Дело было в Ижевске, в этом городе он важный человек. На его участке произошло это убийство. Вот такая задача была: пусть он как хочет, так и разбирается.
— Запутать следствие?
— Нет. Пусть следователи занимаются им, задают вопросы: почему, зачем? Всё. Вот такая задача была. А то, что я якобы и другие органы вырезал, это неправда. Слава богу, не больной.
— Этот кисет вы носили с собой?
— Да. Я не маньяк. Но я встречал людей, которые делали абажуры из человеческой кожи. Это в Ташкенте было.
— Ради чего вы все эти убийства совершали? Неужели по-другому нельзя было жить?
— А вы подумайте сами. Отсидели бы вы в этой «горячей точке» семь лет, в Учкудуке, где не сахар и не сказка. Потом отсидели бы еще 15 лет на особом режиме. Конечно, озлобленность была. Конечно, человек там, за решеткой, особенно в те годы, не становится лучше.
— И все-таки ваши поступки — за гранью понимания. Правда, что на одном из мест преступления вы оставили записку, где написали, что «не боитесь ментов»? Была такая записка?
— Она по-другому немножко была написана. Дело было так. Я убил, покушал, выпил на месте преступления, записку написал и ушел. Сын этой жертвы, когда посмотрел эту записку, все понял. Там было послание: я поеду в Челябинск, ищите меня там. Но я, конечно, туда не поехал.
— Почему вы церкви грабили?
— Церкви? Был один эпизод, признаю. Чтобы батюшку наказать. Потому что он там уж очень заворовался. И всё, его сняли после этого. А других преступлений, связанных с церковью, не было. Вы знаете, что у меня три побега из СИЗО?
— И каждый раз удачно?
— Три раза я убегал удачно.
— Сколько на свободе были — по неделе-две?
— В общей сложности как раз те самые шесть лет в розыске был. А знаете, как убегал? Да легко! Вот представляете: они меня задержали, били-колотили, руки сломали, всё, кидают к суточникам (ну, кто сутки получил — алкоголики). Опера думают: «Утром мы придем, с тобой разберемся». А я, значит, сижу с суточниками. Там дежурный. Я говорю: «Гражданин начальник, дайте попить, дайте в туалет сходить. А хотите, я вам подмету там что-то?» — «Да сиди до утра, утром подметешь». Он думает, что я суточник, а я убийца. И вот Серегу выпускают утром подметать. И нету Сереги. Они пишут знаете что в своих отчетах? «Дали подписку о невыезде». Это ужас.
После небольшой паузы Мартынов продолжает:
— Тут меня охраняют так, как даже президента не охраняют.
— Это точно.
— Я постоянно под видеонаблюдением, везде видеокамеры. А вы, на воле, разве защищены? И полицейские не защищены. А какой-то Серега Мартынов идет спокойно по улице — раз и воткнул нож. Просто ему надо проверить, как у него с утра рука работает.
— Зачем вам надо было это проверять?
— Я постоянно утром должен тренироваться. Вот вам крест. Я до чего уже дошел? Боженьку просил: «Останови меня, останови».
— Суд признал вас виновным в восьми убийствах. Но в действительности их было больше?
— Я хочу вам сказать важный момент. У меня досудебное соглашение с прокуратурой. И ты в рамках этого соглашения рассказываешь обо всех преступлениях, которые совершил. Это досудебное соглашение я полностью выполнил. Я как бы уверовал в Бога. Решил, во всем признаюсь, все расскажу, как есть. Я не хотел на волю, не готов был к воле. Потому мне не нужно было наказание «ниже низшего» за все мои признания. Мне лучше здесь посидеть. Но хватит лирики: я досудебное соглашение выполнил, но не все учли на суде. За мной остались еще убийства.
— Которые вы совершили и которые вам так и не вменили?